Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В семье Ольшанских всегда отмечали субботу (шаббат, в Бессарабии – шобес). В пятницу вечером мать зажигала две свечи в красивых подсвечниках, произносила при этом молитву. В субботу нельзя было выполнять любую работу, зажигать огонь. Для этой цели даже в их бедной семье был специальный работник: шобес-гой, а конкретно – жившая по соседству христианка тётя Вера. В субботу она обслуживала все еврейские семьи двора. И даже отец семейства, заядлый курильщик, не выпускавший самокрутку из пожелтевших от курева пальцев, в субботу не курил.
Когда Ицик подрос и у него появились школьные друзья, ему стало перепадать и во время христианских праздников. Среди его друзей школьных лет даже преобладали православные. Но об этом позже.
Глава 13. Мир мальчика за пределами двора
До трёх лет Ицик наблюдал уличную жизнь из окна или со ступенек их «парадного» входа – в зависимости от погоды. Самостоятельно выходить на улицу ему ещё не разрешалось. Время проводил он обычно в одиночестве, редко с бабушкой, матери же и присесть было недосуг. Но одиночество его не тяготило: ему нравилось наблюдать.
Жизнь за пределами дома, особенно в тёплую пору, начиналась уже в пять утра. Крестьянские подводы двигались по Георгиевской вверх в сторону базара безостановочно. Цоканье подков по булыжникам, скрип и погромыхивание телег, понукания возчиков сливались в ровный гул, он был привычен и не нарушал утреннего детского сна. Бывало, бессарабские крестьяне добирались из ближних сёл пешим ходом. Шли они босые. Минуя «рогатку», они выходили на первую мощёную улицу – Вознесенскую и вскоре сворачивали на Георгиевскую. Присев на ступеньки у двери Ольшанских, ведущей в комнату, где стоял платяной шкаф и спали дети, они одевали кто сапоги, кто – плетёные постолы (лапти), приобщаясь к городской цивилизации. Дальше идти босиком считалось неприличным.
Первой во двор приходила молочница. Она шла в город из Колоницы, приходили молочницы и из других сёл – Будешты, Малоешты. Путь был не близкий. Женщина несла свои бидоны на коромысле. Она заходила в кухню (двери не запирались на ночь), наливала 2 литра молока в бидон, приготовленный с вечера на столе, и удалялась. Расчёт происходил раз в неделю. Никогда никакого обмана. К Ольшанским молочница продолжала приходить и в 50-е годы.
Вскоре после рассвета улица оглашалась криком: «Бублики! Свежие бублики!» Это кричал продавец, у которого спереди, упираясь в живот, висела большая круглая плетёная корзина, полная пахучих блестящих бубликов. Руки его были свободны. Многие покупали его товар к завтраку, но у Ольшанских бублики редко появлялись на столе, для Ицика это было лакомство.
Затем наступало время зеленщиков. Они приносили свой товар – в основном овощи: картошку, лук, чеснок, капусту, редьку, гогошары, огурцы, помидоры, пучки петрушки, укропа, леуштяна – в плетёных прямоугольных корзинах на коромысле.
Время от времени раздавался крик: «Стёкла вставляю! Стёкла вставляю!» Это был мужичонка с плоским деревянным ящиком. Если появлялась потребность, он снимал с плеча тяжёлую ношу, вынимал из ящика стекло, тут же стеклорезом отрезал лишнее и ловко вставлял недостающую часть стекла в раму. Редко кто заменял целое стекло, беднота предпочитала вставлять более дешёвые кусочки.
«Ножи точу! Точу ножницы!» – эти возгласы заставляли Ицика срываться с места. Даже если их семья не нуждалась в этих услугах, он бежал посмотреть, как работает старик-точильщик. Сняв с плеча станок, он ногой приводил в движение точильный камень. Вращение набирало скорость. От соприкосновения ножа с поверхностью камня летел сноп искр. Вот этого мгновенья и ждали мальчишки, собиравшиеся вокруг точильщика. Шутка сказать – бесплатное зрелище! Почти фейерверк! Закончив работу, точильщик шёл дальше, некоторое время мальчишки сопровождали его.
Желанным для ребятни было и появление старьёвщиков. Обычно они появлялись с мешком за спиной, но был один, который приезжал на телеге. Ему можно было отдать кое-что из сломанной мебели: табуретку, тумбочку, продавленную тахту, колченогий стул. А вообще-то несли всякий хлам: обноски, старые пальто, сношенную обувь, совсем уж прохудившиеся кастрюли. За это можно было получить красного, жёлтого или зелёного петушка на палочке (конфету-леденец), его можно было долго лизать и обсасывать, девочкам перепадали дешёвые колечки с камушками-стёклышками и другие «сокровища».
Двумя кварталами выше на улице находилась Георгиевская церковь. Ей было более ста лет, она помнила Пушкина. Привычный колокольный звон сзывал прихожан к заутрене, обедне, вечерне. Небольшая стройная церковь стояла за кованой оградой на возвышении. Её изящная колокольня, увенчанная высоким конусообразным шпилем с крестом, чётко выделялась на фоне неба. С этой церковью, как мы увидим, были тесно связаны детские годы нашего героя.
Он вспоминал перекличку колоколов. Сначала звонко тенькнула колокольня церкви Благовещения, что на Пушкинской горке, тотчас отозвались баритоны Мазаракиевской – Рождества Богородицы. Подхватила благовест деревенская Рышкановская, названная в честь святых царей Константина и Елены, затем вступала Георгиевская, голос которой Ицик сразу узнавал, и позже всех подключалась болгарская церковь Вознесения. Скоро колокольный звон плыл над всем нижним городом. По утрам, когда колокола начинали свою медноголосую перекличку над хитросплетением узких улочек, семья Ольшанских уже давно была на ногах.
Если взять от Георгиевской церкви правее, можно было выйти на Кожухарскую (ныне произносят по-молдавски – Кожокарилор). Там раскинулись два больших постоялых, или заезжих двора – «хана», один из них принадлежал Толцису. Это была известная в Кишинёве фамилия, целый клан: один из них держал шинок на
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История