Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё в ходу было честное слово. Особенно нерушимым оно считалось в купеческо-коммерческой среде. Однажды нашему отроку довелось оказаться на зерновой бирже. Бессарабию нельзя было назвать житницей Европы, но торговля зерном – пшеницей, рожью, ячменём – шла бойко, и находилась она в руках евреев. Ицик наблюдал, как шёл торг, как заключались договоры. Если двое беседовали, третий не вмешивался, стоял в стороне, дожидаясь исхода разговора. Только если стороны расходились, не сойдясь в цене, заинтересованный наблюдатель мог подойти к продавцу. Торг мог идти долго, взвешивали все pro и contra, но если всё складывалось и они ударяли по рукам, это означало, что сделка состоялась. Всё держалось на честном слове коммерсанта. Тут же на месте продавец отправлял через посыльного записку приказчику на склад с указанием отпустить этому покупателю столько-то такого-то зерна. В свою очередь покупатель направлял одного из вертевшихся тут мальцов к знакомому балагуле с предложением к такому-то часу поставить нужное количество телег по такому-то адресу для вывоза купленного товара. Одним из таких балагул, как вы помните, был Бухбиндер, проживавший на Георгиевской, 32. Но за углом на Петропавловской проживал ещё один балагула, успешный конкурент Бухбиндера. Однако законы конкуренции в ту пору были куда гуманнее, чем ныне.
Обманы случались, но если они были доказаны, дело редко доходило до казённого уголовного суда. У евреев считалось грехом предать единоверца в руки государственного правосудия. Существовали суды выборных старейшин, состоявшие из трёх самых уважаемых граждан той или иной профессии – сапожников, стекольщиков, портных, торговцев и т. д. Ольшанский помнит историю, в которой был замешан хозяин мануфактурного магазина некий Брухис. Ежегодно текстильный фабрикант, чей товар успешно реализовывали в его магазине, переводил на банковский счёт хозяина сумму для поощрения приказчиков (в советские времена это называлось «тринадцатой зарплатой»). Но вот наступил заветный день, а приказчики желанных денег не получили. Как-то при случае, когда фабрикант появился в магазине, старейший приказчик задал вопрос, неужели они стали хуже справляться с обязанностями, а может быть, не дай Бог, финансовое положение фабриканта вынудило его отступить от уже сложившейся традиции? Тот был немало удивлён: он ведь перевёл деньги. Выяснилось, что Брухис всю сумму присвоил и не поделился с работниками. Дело разбирал выборный суд мануфактурщиков. Хозяину магазина пришлось заплатить приказчикам, но его репутации был нанесён непоправимый ущерб. Как говорили в таких случаях в Одессе, жадность фраера сгубила.
Понятие о чести бытовало не только в дворянской среде. Ольшанский помнил, как однажды по махале разнеслась весть о том, что молодой коммерсант, обанкротившийся и не расплатившийся с кредиторами, бросился под поезд, проходивший вдоль Бычка. Вместе с мальчишками Ицик помчался «на линию» (так называли железнодорожный путь) к месту происшествия и своими глазами увидел обезображенный труп несчастного невольника чести. Стыд заставил его уйти из жизни. Вот такая печальная история. Но бывает и другое поведение, описанное Бальзаком в его «Человеческой комедии». Барон Нусинген трижды объявлял себя банкротом и нажил на этом такое богатство, что стал известен всей Франции. «Если он проделает это в четвёртый раз, его будет знать каждый дикарь Новой Зеландии», – уверял писатель. Другие установки, другая ментальность!
Глава 14. Как однажды счастье вдруг постучалось в двери
Дети в бедных семьях быстро взрослеют, рано становятся самостоятельными. Семилетний Ицик уже помогал взрослым, но, улучив минуту, удирал со двора и отправлялся в центр. Его как магнитом тянуло к книжному магазину на Александровской. Однажды зимним воскресным днём мальчика, торчащего перед книжной витриной Серафимовского дома, заметила супружеская пара, прогуливавшаяся по
центральной улице. Это были богатые люди: он был в пальто на меху с бобровым воротником, дама тоже была в мехах и источала аромат тонких духов. Магазин был закрыт. Сторож с окладистой бородой, явно из липован, в овчинном тулупе важно восседал у двери, отделённой от улицы приспущенной решёткой. Мальца он не прогонял. Замёрзший мальчишка пританцовывал перед витриной, шмыгал носом и увлечённо читал по складам названия книг. Остановившись за его спиной, важный господин спросил по-румынски:
– Что ты здесь делаешь, малыш?
– Я? Читаю книги.
– Как же ты их читаешь? Они ведь за стеклом.
– А я читаю названия, а потом придумываю, что в них.
Ицик не без гордости бойко прочёл незнакомцам несколько названий, ответил, кто он, где живёт. А далее господин спросил, какие книги он хотел бы иметь. Книги в витрине были на румынском языке. Ицик назвал с десяток, а господин что-то записывал тонким карандашиком в книжечку. А потом подал листок сторожу вместе с визиткой и сказал: «Передай хозяину, чтобы завтра доставил книги по указанному здесь адресу».
У этой встречи было продолжение совершенно сказочное. На следующий день на Георгиевской показалась пролётка. Обитатели прилипли к окнам: к кому это пожаловали господа? Кучер остановился у двора, где проживали Ольшанские, посыльный вышел с большущей связкой книг. Это был подарок маленькому Ицику от богатого прохожего. На приложенной визитке значилось: Адвокат Магдер и адрес – улица Подольская. Как видите, чудеса случаются.
Из подаренных книг Ицику больше всего полюбилась история Гулливера в стране лилипутов. Он тогда не запомнил имени автора и только будучи взрослым узнал, что книгу написал Джонатан Свифт, живший в ХVIII веке на берегах туманного Альбиона. Когда его однажды повели фотографироваться (событие!), он взял эту книгу и держал перед собой, так что на снимке запечатлелась её красивая обложка.
Дело этим не ограничилось. Через некоторое время всё повторилось, только на этот раз на Георгиевской появился фаэтон, и с него сошёл солидный, на вид пятидесятилетний господин. Он представляется родителям мальчика: адвокат Соломон Яковлевич Магдер. Его имя Ольшанским ничего не говорило, хотя адвокат после окончания факультета права Ясского университета уже пятнадцать лет практиковал в Кишинёве и принимал самое активное участие в жизни еврейской общины. Как мне удалось выяснить, копаясь в специальной
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История