Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда некоторые реставраторы начали руководствоваться природными, а не культурными методами, они тем не менее полагались на свои субъективные представления о природе. Но восстановление природных ландшафтов в корне отличается от возрождения культурных: хотя «натура» есть «культура», она содержится за пределами человеческого разума. Натурализаторы находились в постоянных поисках наиболее совершенной модели первозданной природы, обращаясь ко все более современным экологическим теориям, идеальным реликтовым местам и древним историческим источникам. Натурализаторы стали реставраторами тогда, когда приняли исторические земли за идеальную модель естественности: натурализация стала преимущественно процессом восстановления бывших диких состояний тогда, когда американцы начали более чутко относиться к прошлому своей земли. Заселенные индейцами земли доколониальной Америки стали эталоном чистой природы, еще не подвергшейся деградации. При ревегетации Скалистых гор США землеустроители руководствовались этим представлением, считая индейцев либо частью природы, либо неспособными причинить ей вред.
Аналогичным образом садоводство стало восстановительным процессом только тогда, когда исторические ландшафты были приняты за образцы идеальных садов. Иными словами, садоводство, опирающееся на прошлое, стало представлять собой реставрацию бывших садов. В Италии реставраторы стремились к восстановлению состояний, предшествовавших дегенерации и существовавших в идеальных культурных условиях. В Кунео землеустроители восстанавливали растительный покров и склоны гор с целью воссоздать обитаемые условия. Теперь мы можем понять, почему американцам было легче, чем итальянцам, подбирать идеальные исторические состояния. Скалистые горы Юты всегда были идеально естественными – вплоть до 1847 года (когда начали прибывать первые мормоны), в то время как период идеальной культурности Альп было трудно определить. Сегодня американцы недоумевают, как европейцы могут реставрировать, не ориентируясь на дикий ландшафт. Европейцы столь же озадачены тем, как у американцев получается восстанавливать без привязки к культурному ландшафту. Американцы и европейцы видят в своем прошлом разные идеальные пейзажи.
Идентификация аутентичного ландшафта может быть настолько же сложным процессом, как и определение исторической истины. Реставраторы исследуют прошлое в поисках моделей оптимальной натуры или культуры, однако данные о ландшафтах прошлого ограничены точностью и охватом архивных документов. Даже фотографии не могут рассказать всего о пейзаже, неизбежно будучи недостаточно старыми, детализированными или репрезентативными, чтобы на их основании можно было создать точную репродукцию некоего места. Что еще более важно, любые два реставратора (как и любые два историка) могут рисовать совершенно разные картины прошлого, отталкиваясь от одних и тех же источников. Сталкиваясь с противоречивой информацией, реставраторы неизбежно вынуждены в определенной степени полагаться на личные мнения и свои догадки о прошлом. Реставрация может быть процессом не столько исправления поврежденных природных систем, сколько выявления человеческих предубеждений относительно экологического ущерба; не столько процессом воссоздания ландшафтов прошлого, сколько процессом раскрытия наших мифологических представлений об идеализированных ландшафтах.
Э. Хиггс, председатель американского Общества экологической реставрации, путешествовал в Словакию с целью проконсультировать местных о том, как следовало бы восстановить прибрежную растительность вдоль реки Морава. Он нашел задачу особенно сложной ввиду того, что эта экосистема была сформирована столетиями человеческой деятельности. Поколения местных крестьян ежесезонно скашивали колосящееся разнотравье для заготовки сена, создавая тем самым влажные лугопастбищные угодья, которые к концу XX века начали зарастать деревьями и кустарниками. Словаки просили Хиггса помочь им определить лучшие способы восстановления этого богатого культурного ландшафта. Помимо технических проблем, связанных с моделированием неисчислимого множества видов исторической сельскохозяйственной деятельности, Хиггс также столкнулся с вопросом о том, можно ли вообще было считать этот проект реставрацией. Он вспомнил рассуждения его коллеги Дж. Харриса из Великобритании, который однажды заявил, что содержащие следы человеческой деятельности ландшафты заслуживают реставрации в том случае, если они «имеют ключевое значение для национальной идентичности» [Higgs 2003]. Это кажется в высшей степени разумным и помогает объяснить мотивы не только тех, кто восстанавливает культурные пространства, но и тех, кто реставрирует остатки дикой природы. Для национальной идентичности американцев и канадцев дикая природа может иметь столь же ключевое значение, как пасторальные поля и ухоженные луга – для идентичности британцев, словаков и шведов.
Некоторые виды реставрации почти неотличимы от консервации. В Северной Америке суть консервации заключается в том, чтобы разграничить человека и природу. В Европе же консервация обычно проводится в целях сохранить влияние человека на землю. Например, швейцарские фермеры получают значительные субсидии за активное сохранение ухоженных горных пейзажей. Дикие земли также требуют вмешательства, чтобы оставаться оптимально дикими. Такими методами, как выбраковка экзотических растений, ограничение популяции оленей или вынос границ, управляющие дикими угодьями стремятся вернуть окультуривающиеся земли в прежние – дикие – состояния. Как ясно говорилось в отчете Леопольда за 1963 год, грань между сохранением парков и их реставрацией может быть крайне тонкой:
Мы бы рекомендовали поддерживать биотические ассоциации внутри каждого парка в состоянии, наиболее близком к тому, которое преобладало в нем, когда эти места впервые посетил белый человек, и при необходимости восстанавливать такое состояние [Runte 1979].
С точки зрения самой земли сохранение исторического облика парка может требовать значительной доли восстановления.
Однако, с точки зрения землеустроителя, сохранение и восстановление значительно различаются между собой. Если земля находится в хорошем состоянии, ее положено консервировать, если в плохом – реставрировать. Реставрацию можно рассматривать как практическую, непосредственную форму консервации, в рамках которой человек на протяжении длительного времени непрерывно действует с целью сохранения природы. Реставраторы и презервационисты оперируют разными временными шкалами. Восстанавливая, человек рассматривает прошлое как ориентир для будущего. Сохраняя, он рассматривает настоящее как меру нормальности и основу для принятия решений. Таким образом, реставрация помогает землеустроителям более тщательно продумывать свои действия, поскольку помещает их в континуум, в котором они не первые и не последние, кто изменяет землю.
Многое можно объяснить, разделив землеустроителей на утилитаристов и консервационистов, на Гиффордов Пинчотов и Джонов Мьюиров. Исторически леса и горы либо перерабатывались на ресурсы, либо сохранялись в первозданном состоянии. Тем не менее оценка истории с точки зрения дихотомии Пинчот – Мьюир также оставляет многое необъясненным: красота часто была полезной,
- Микроб редко приходит один. Как микроорганизмы влияют на нашу жизнь - Маркус Эгерт - Биология
- Климатическая психология. Как добиться устойчивого развития - Кали Андерссон - Обществознание / Психология / Экология
- Паразиты: Тайный мир - Карл Циммер - Биология
- Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна - Экология
- Оперантное поведение - Беррес Скиннер - Биология
- Тайны биологии - Лассе Левемарк - Биология
- Под белым небом. Как человек меняет природу - Элизабет Колберт - Публицистика / Экология
- Теория эволюции. Учебное пособие - Ю. Мягкова - Биология
- Формула шага - Леван Чхаидзе - Биология
- Нанобиотехнологии: становление, современное состояние и практическое значение - Сергей Суматохин - Биология