Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он целыми днями пытался выудить что-нибудь интересное, но от Коппа ничего не добился. После бесед с Эйлин он не переставал удивляться, как настолько заблудший человек может быть ему так симпатичен. Через девять дней его выпустили, и он вернулся в отель издалека наблюдать за Оруэллом, пока в городе начиналось смертоубийство. Прямо здесь, на площади Каталонии. Очень скоро Дэвид снова оказался в центре событий.
Анархисты захватили здание телефонной компании и начали прослушивать, прерывать или искажать переговоры между коммунистами и республиканскими властями; когда республиканцы попытались отвоевать здание, на площади разразилось настоящее сражение, и в считанные часы по всему городу вспыхнули потасовки, которые можно было принять за пьяный дебош, если бы не баррикады и не трупы на улицах. В сумятице тех жестоких дней из Барселоны, по всей видимости, сбежал австриец по фамилии Ландау, крупный деятель международного анархизма. Дэвид знал его: это был белокурый, симпатичный, образованный человек, который в иных обстоятельствах превратился бы скорее в доброго друга, чем в мишень или добычу. Для русских он стал целью номер один. Дэвид так и не понял, что такого важного они в нем усматривали, но послушно пытался выведать у прочих анархистов, чье доверие успел завоевать в тюрьме, номер пропавшего Ландау.
Дальнейшее оказалось нетрудно. При помощи телефонной компании советские агенты легко вычислили адрес: жертва не уехала из города, а жила на роскошной вилле в том же районе, где находилось их консульство. Оставалось только опознать врага. Дэвид выяснил, что Ландау каждый вечер выходит в сад и пару часов читает – на виду у любого прохожего. Прохожим он и притворился: взял еще одну шпионку, вместе они изобразили гуляющую парочку, прошли мимо виллы Ландау, и Дэвид, всмотревшись, опознал его совершенно однозначно. Несколько дней спустя Ландау исчез. Когда Дэвид поинтересовался, что с ним случилось, непосредственный начальник предсказуемо ответил: его похитили и заключили на одном из советских судов, привозивших продукты республиканцам. Больше про него никто не слышал.
– В ту пору Дэвид был уверен, что антисталинисты – враги, – сказал Серхио. – Очень долго он не понимал, что на деле все обстоит не так, как на первый взгляд.
Весь следующий год Дэвид наблюдал медленный провал Республики. Иногда этот провал был едва заметен – как вода, чуть отхлынувшая от берега, – а иногда являл себя во всем ужасе, например когда Дэвид узнавал, что фалангисты вошли в Бильбао или что испанские епископы в открытом письме заявили о своей преданности Франко и призвали к крестовому походу в поддержку мятежа. ПОУМ была повержена, ее лидер, Андреу Нин, схвачен и брошен в тюрьму, в Барселоне начали преследовать членов партии. Дэвид тем временем продолжал заниматься своей шпионской работой, как правило малозначительной, и его сталинистские убеждения все крепли и крепли: ему казалось, что поддержка со стороны Советского Союза – единственный способ избежать поражения. Примерно тогда же ему попалась книга некоего Эдгара Сноу «Красная звезда над Китаем», в которой рассказывалось о революции, вершившейся в этой стране. Книга стала настоящим откровением: днем, передвигаясь по Барселоне, Дэвид только и думал, что о человеке по имени Мао Цзэдун, о Великом походе китайских коммунистов, о двадцати трех героях, что доблестно отразили врага на железном мосту. Там, рассуждал он, делается что-то важное, а здесь надеяться практически не на что: Сарагосу удержать не удалось, север также пал. Однажды, гуляя по Рамбле, он увидел Сэма Уайлда, своего товарища по стычке накануне битвы при Хараме, и решил, что у него галлюцинации, и тут Сэм тоже его узнал. Известие о его смерти оказалось недоразумением. Дэвид обрадовался, но прежним отношениям не суждено было возродиться: шпион к тому времени сменил столько масок, что не мог нормально разговаривать.
Прошло еще несколько месяцев. В марте 1938 года, пока Барселону бомбили итальянские самолеты, Дэвида вызвали на конспиративную квартиру на улице Мунтанер, где находился штаб советской разведки. Был дождливый вечер. Не успел Дэвид присесть, как его препроводили в лимузин, стоявший на другой стороне улицы, и они долго без всякой цели кружили по опустевшему городу, причем два толстых русских поздравляли его с проделанной к настоящему моменту работой. На перекрестке с улицей Майорка один из них спросил:
– Вы не хотели бы продолжить свои труды в Шанхае?
Эти люди, разумеется, не могли знать, что он прочел «Красную звезду над Китаем» и мечтает побывать в коммунистической столице – Яньане. Не успели они доехать до следующего перекрестка, как он согласился. В мае он приехал в Париж и несколько недель учил русский в школе Берлица, поскольку добираться до Китая предстояло через Москву. Но увидеть своими глазами столицу его идеологических грез не получилось: по непонятной для него причине планы изменились, и Дэвид отправился в путь на пару месяцев позже и не через Советский Союз, а на корабле из Марселя. Он успел съездить в Англию попрощаться с семьей, не открывая им истинных причин своего путешествия на край света. Позже он радовался, что этот визит состоялся, потому что мать он тогда видел в последний раз. Вскоре она скончалась в возрасте пятидесяти шести лет и полной уверенности, что сын преподает литературу в миссионерском университете Святого Иоанна.
Вот так, в качестве советского шпиона, Дэвид попал в Шанхай. Первым делом ему приказали следить за Фрэнком Глассом, умным, симпатичным и очень начитанным журналистом, поклонником Троцкого и убежденным противником Сталина. Гласс встречался с приятелями в пабе для иностранцев, более известном под названием улицы, на которой он стоял: Blood Alley, «Кровавый переулок». Со временем Дэвид приучился воспринимать ту пору, когда он жил в общежитии YMCA[20], занимался шпионажем и выдавал себя за профессора литературы, как случайность, которая позволила ему прорваться к истинной жизни. Чтения Мальро и Перл Бак явно было недостаточно, чтобы хотя бы поверхностно постичь страну, развивающуюся у него на глазах, и Гласс воспользовался случаем, чтобы просветить новичка. Он подсказал Дэвиду написать статью о сходстве между Испанией и Китаем; Дэвид согласился – прежде всего, чтобы сохранить легенду, – и в процессе обнаружил, что Китай, воевавший в те времена с Японией, имеет много общего с Испанской республикой: обе страны терпели жестокое поражение от фашистских агрессоров, а мир не хотел этого замечать. По рекомендации склонного к дидактике Гласса он прочел антисталинские произведения Артура Кёстлера и свидетельства разочаровавшихся советских шпионов. В повседневной жизни он все плотнее сближался с Китаем и все дальше уходил от Советского Союза, и его начальство, видимо, это заметило: однажды, придя к дому в квартале Французской концессии, куда он передавал отчеты, Дэвид обнаружил его пустым. Русские ушли. Покинули его. Причину никто не объяснил.
Лишившись шпионской зарплаты, Дэвид оказался на грани нищеты. Он попросил прибавки в университете, и ректор ответил, что это возможно, только если он присоединится к миссии. «Боюсь, у меня не получится, – ответил Дэвид. – Я, видите ли, атеист». Он начал вертеться: поступил на работу в еще один университет, Сучжоу, в квартале, который по ночам превращался в один большой бордель. Через несколько месяцев подвернулась, однако, долгожданная возможность: место в Нанкинском университете, во внутренних областях страны, что позволяло распрощаться с хитроумно устроенным искусственным Шанхаем и наконец-то увидеть настоящий Китай. Тем временем университет Святого Иоанна предложил ему прочесть курс в летней школе – он подумал, что будет неплохо подзаработать перед поездкой в Нанкин, и быстро набросал план лекций по сатирической литературе. Он рассказывал ученикам про Аристофана, Рабле и «Дон Кихота», причем некоторые, самые благонравные, обиженно спрашивали во время занятия по «Гаргантюа и Пантагрюэлю», обязательно ли читать эту вульгарщину.
В конце лета Дэвид переехал в Нанкин. Дни стояли странные: каждое утро, ровно в одиннадцать тридцать, японцы пунктуально бомбили окрестности, и расписание это было настолько нерушимым, что в университете приноровились включать сирену воздушной тревоги за полтора часа до налета. Расписание лекций тоже переверсталось в связи с бомбежками, но свято соблюдалось в новом виде. Дэвид начал ходить на собрания группы, помогающей вникнуть в китайскую
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза