Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путешествие продлилось чуть больше месяца. Когда автобус вернулся в Пекин и доставил их, проезжая все перекрестки на красный, в отель «Дружба», Серхио и Марианелла почти никого там не застали. Август выдался самый влажный за много лет, и постояльцы разъехались пережидать жару в других местах. «Дружба» напоминала город-призрак. Серхио запирался в номере и днями напролет читал и перечитывал «Как закалялась сталь» Николая Островского – в этом состоял его единственный контакт с недостижимым пролетарским миром. Марианелла упрекала его за пассивность: «Революция – для тех, кто действует! Что нам делать тут взаперти?!» Однажды вечером она застала брата за чтением Островского, и он выглядел таким отрешенным, таким чуждым миру вокруг, что она его сфотографировала – как будто засвидетельствовала преступление. Серхио даже не заметил, потому что музыка у него играла на полную громкость: в магазине отеля ему попалась старая запись «Дон Жуана» и не такая старая запись «Травиаты», и он поспешил купить обе, потому что Культурная революция уже практически запретила и Моцарта, и Верди.
Серхио так замкнулся в себе, что перестал замечать, в какое время суток Марианелла принимает у себя в номере Карла. Иногда он оставался на ночь, Серхио встречал его по дороге на завтрак и за неловкими разговорами узнавал, что случилось в Повстанческом полку за время их отсутствия. Пока Кабрера совершали революционную поездку, полк устраивал манифестации против ареста китайских журналистов в Гонконге и антикитайских действий бирманского правительства, сочинял письмо поддержки пролетариям Уханя и теперь готовился к столетию публикации «Капитала» в сентябре. Марианелла, с одной стороны, жалела, что столько пропустила, а с другой – понимала, что среди всего этого не было ничего важного. За порогом отеля страна извивалась в конвульсиях, а ее саму словно парализовало. Карл, казалось, любил ее все больше и больше с каждым днем, а она, напротив, ждала и ждала, когда уже начнется настоящая жизнь, но та никак не начиналась.
Однажды жарким вечером полк собрался обсудить сделанное за лето. Взрослых не было, но все молодые лидеры присутствовали: Карл, Марианелла, Серхио, а также самые активные участники – Шапиро, Риттенберг, Сол Адлер. Адлер зачитал отчет о нападках на полк со стороны других хунвейбинов. Отпечатанный на мимеографе скрупулезный список пошел по рукам:
Руководство Полка консервативно.
Полк блокировал Культурную революцию в среде иностранцев в течение полутора лет.
Полк (его консервативное руководство) стремится контролировать движение азиатских, африканских и латиноамериканских женщин.
В Полку сочинялись самообличительные стишки с целью завоевать симпатии общественности.
– Это все нелепо, – сказала Марианелла. – Товарищи в городе трудятся на благо Революции, а мы тут сидим у бассейна и ссоримся из-за всякой ерунды.
– Это не ерунда, – возразил Карл. – Это серьезная атака. Они развешивают дацзыбао на стенах университета, Лили. И направлены эти дацзыбао против евреев, да-да, против всех евреев вообще. Мы не можем допустить…
– Но ведь не здесь же, Карлос, – Марианелла иногда произносила его имя на испанский манер, – не в отеле «Дружба».
– На моего отца написали пасквиль прямо здесь. С фамилией.
Он имел в виду дацзыбао, появившееся на днях возле входа в ресторан западной кухни в отеле «Дружба». Написали его, по-видимому, арабы, которым не нравилось, что в Культурной революции участвует столько евреев. Дэвид выступал за то, чтобы иностранцы в принципе были допущены к китайским революционным процессам, и арабы ответили игрой слов, содержавшей намек на его фамилию: By Hook or By Crook[21]! Марианелла не поняла.
– Они считают, что мой отец непорядочный человек, – пояснил Карл. – Что он на все пойдет, лишь бы добиться своего. Придумано находчиво, надо отдать должное, но все равно это серьезный выпад с переходом на личности.
– Возможно, – согласилась Марианелла. – Только это не имеет никакого значения. Ну сидим мы в этом отеле, с бассейном и танцплощадкой – и что? Здесь не бывает ничего серьезного. Это все не пролетарская жизнь, не настоящая.
Первого сентября у Серхио кончилось терпение. Сколько раз он писал в Ассоциацию, он уже не помнил, зато точно мог подсчитать, сколько раз к нему являлись товарищи, неизменно дружелюбные и внимательные; они подробно записывали его жалобы – на прервавшуюся учебу, на отсутствие контакта с рабочим народом – и просили пару дней на решение вопроса, но вопрос никогда не решался. Он достал из шкафа серый чемоданчик с оставленной отцом пишущей машинкой, «Оливетти» с пляшущими буквами, и сел за стол в гостиной. Заправил лист бумаги в валик и напечатал: «Товарищи!» Потом добавил: «В Ассоциацию китайско-латиноамериканской дружбы». И одним махом выдал:
Ввиду сложностей, с которыми мы столкнулись, пытаясь связаться с вами, мы приняли решение написать это письмо и вновь поднять ряд вопросов, уже неоднократно мною упоминавшихся, а также изложить критику, касающуюся вашего отношения к нам. Мы считаем, что должны заглянуть в корень проблемы и для этого напомнить вам, какую именно цель мы преследовали, оставшись в Китае. Судя по нашим наблюдениям, у вас возникло в связи с этим ошибочное впечатление. Это проявляется в том, как вы с нами обращаетесь.
Да, этот кусок хорошо получился, подумал Серхио. И он перечислил причины, по которым они с Марианеллой находились в Китае. Все они, по большому счету, сводились к одной: добиться радикальной смены мелкобуржуазного мировидения и пережить идеологическое перевоспитание – так он выразился, перевоспитание, – дабы обрести пролетарское классовое сознание и по возвращении на родину внести посильный вклад в колумбийскую революционную борьбу.
Мы поселились в Китае, потому что именно Китай – центр мировой пролетарской революции, аванпост марксизма-ленинизма в современном мире и, значит, самое подходящее место для таких юношей и девушек, как мы: здесь мы поистине можем питаться учением Мао Цзэдуна, которое является не чем иным, как высшим проявлением марксизма-ленинизма.
Про «высшее проявление» тоже удачно вышло. А теперь, после восхвалений, пора повысить тон:
Мы хорошо знаем следующую сентенцию товарища Мао Цзэдуна и думаем, что вы тоже ее хорошо знаете: «Мы, народы, завоевавшие победу в революции, обязаны помогать тем, кто все еще борется. Это наш интернациональный долг». Как вам кажется, следуете ли вы в обращении с нами этому воззванию товарища Мао? Сам по себе факт нашего местонахождения здесь отнюдь не означает, что мы выполняем вышеизложенную задачу. Ваша забота о нас – безусловно, акт интернационализма. Но удовлетворяет ли он требованию помощи, высказанному товарищем Мао и процитированному мною? Мы полагаем, что нет. Как добиться большей политической сознательности? Сидеть в четырех стенах и не участвовать в жизни и политической борьбе народных масс? Разумеется, нет! Как можно познать пролетариат и стать на его место, не слившись с ним?
Тут он ввернул еще одну цитату из Мао:
«Чтобы обрести истинное понимание марксизма, нужно учиться ему не только по книгам, но и непосредственно через классовую борьбу, практическую работу и сближение с рабоче-крестьянскими массами». Учли вы это пожелание Председателя? Сделали хоть малейший вклад в наше политическое образование, как его понимает товарищ Мао Цзэдун?
Ответ был отрицательный. Серхио упомянул несколько случаев, когда обращался в Ассоциацию за помощью, а в ответ получал только отказы, отговорки и равнодушие или в лучшем случае пресловутый аргумент «безопасности» (кавычки в исполнении Серхио аж изгибались от сарказма).
Ваше бесконечное увиливание мало-помалу лишало нас надежды, что вы поможете нам добиться цели нашего пребывания в Китае.
Это было уже обвинение и очень серьезное. Серхио решил не сбавлять риторический накал и поддал жару:
Все указывает, что применяемая к нам линия поведения глубоко ошибочна и не является пролетарской революционной линией товарища Мао. Все указывает, что имеет место саботаж нашего политического образования, в то время как должно быть наоборот. Разве вы не понимаете, как нам важно начать поскорее наше идеологическое перевоспитание? Разве вы не видите, как нуждается колумбийская революция в молодых людях с твердыми политическими убеждениями, основанными на позициях пролетариата? Разве вы не заметили, что мы хотим стать именно такими молодыми
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза