Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два часа молодой офицер заявил ему, что ночь он проведет под стражей: в его портфеле обнаружили подозрительные материалы. Дэвид вспомнил, что лежало в портфеле: последние указания Мао, еще не передававшиеся по радио, но уже раздобытые Батальоном Красного Знамени. Может, они показались подозрительными? Да, официальные документы, да, в руках иностранца: такое вполне способно пробудить подозрения. Дэвид снова попробовал протестовать и снова тщетно. Охранник проводил его в камеру, где едва помещались нары. Там он провел ночь, и следующий день, и следующую ночь. Когда он попытался выглянуть в зарешеченное окошко, охранник рыкнул на него: Дэвид понял, что должен смотреть только внутрь, чтобы глубже осознавать свою вину. На третий день зеленый вездеход отвез его в другую тюрьму на противоположном конце города, а две недели спустя, посреди ночи, его опять посадили в машину, и он пересек Пекин в обратном направлении. Там его ждала душераздирающе маленькая, темная и сырая камера, украшенная плакатом, призывающим к подавлению контрреволюционных элементов. На следующее утро он попросил выпустить его в уборную, охранник перевел его через бетонный дворик, и Дэвид увидел, что находится внутри комплекса кирпичных зданий, которые явно не всегда предназначались для лишения свободы. Вдалеке виднелась красная звезда над Военным музеем; по ночам ее подсвечивали, и Дэвид приобрел привычку искать ее взглядом всякий раз, как его выводили в уборную, каждый вечер каждой недели каждого месяца, чтобы не забывать, что снаружи существует мир.
XIII
В середине декабря Серхио прилетел в Париж. Товарищ Чоу сказал, что чиновник нового китайского посольства будет встречать его в аэропорту Орли. Все это попахивало подпольем: в паспорте отца, в который он был вписан, стояла огромная печать, запрещавшая поездки в коммунистические страны, включая КНР; другими словами, в колумбийском консульстве Серхио предстояло скрывать, откуда именно он попал в Париж. Но долго пробыть подпольщиком ему не удалось: офицер на контроле при виде паспорта Фаусто немедленно отвел Серхио на допрос, и тот не стал скрывать, что прилетел из Пекина, что своего паспорта у него нет и что он собирается получить таковой в консульстве Колумбии в Париже. Три часа его продержали в комнатке без окон и все это время пытались понять, почему Серхио отказывается звонить в свое собственное консульство. «Mais pourquoi pas? – кричал жандарм. – Mais dîtes-moi, Monsieur! Pourquoi pas?»[22] А Серхио не мог объяснить, что главное указание отца состояло в том, чтобы ни под каким видом не рассказывать колумбийцам, что он приехал из Китая. К тому времени, как его наконец выпустили, чиновника уже не было, и Серхио пришлось взять такси до китайского посольства. Там его дожидались два товарища, они накормили его ужином и отвезли в отель. Серхио оставил чемодан в тесном номере и сразу же вышел на улицу, потому что там его ждал знакомый.
Его звали Хорхе Лейва. Ему было тридцать восемь, но из-за залысин он казался старше. В Париже он изучал юриспруденцию, но когда настало время вернуться в Колумбию и открыть практику, решил остаться в городе, где некогда были написаны его любимые стихи, и самому писать стихи. На жизнь он зарабатывал по-всякому: торговал овощами на рынке Ле-Аль, пел танго в баре «Веракрус», а теперь служил во «Фнаке» на Севастопольском бульваре. С Серхио его связывал тот факт, что он тоже успел пожить в Пекине. Оттуда он привез политические убеждения; его старший брат был не только уважаемым в Париже кардиологом, но и негласно выполнял поручения на посту секретаря Движения рабочих, студентов и крестьян (MOEC[23]), ратовавшего за вооруженный путь к революции в Латинской Америке. По политическим причинам чемодан Серхио весил целую тонну: пекинские товарищи послали Хорхе Лейве и его брату несколько десятков экземпляров «Маленькой красной книжицы». Серхио встретился с Лейвой во «Фнаке» и дошел с ним до его мансарды на улице де Лилль, думая (и эта мысль не покидала его следующие несколько лет), как ему повезло жить в эпоху, когда люди во всем мире разными средствами добивались одной цели – революции.
Там Серхио и заночевал, в мансарде с низкими потолками, где-то между набережной Сены и бульваром Сен-Жермен. Поэт Лейва мог предложить метра два из своей площади, но Серхио сразу же согласился: лучше сэкономить на отеле и поберечь суточные. На следующее утро, очень рано, он отправился в колумбийское консульство. От волнения поднялся ни свет ни заря, а по дороге стал нервничать еще сильнее. Когда он переходил реку, резкий порыв ветра обжег ему лицо. Серхио думал о предстоящих действиях и о том, что от них зависело. Сейчас он попросит консула выдать ему паспорт, чтобы вернуться в Колумбию к отцу, работающему на Коммунистическую партию; сам он несколько лет провел в запретной стране, которую его собственная страна считает вражеской. В таком состоянии он дошел до места. Секретарь взяла у него документы и попросила подождать. Серхио начал жалеть, что пришел: а если паспорт не дадут? Или заберут и тот, что есть, в наказание за посещение запрещенных стран? А если Марианелла останется одна в Китае вообще без колумбийских документов? А если консул в курсе деятельности Фаусто Кабреры, известного актера, который часто мелькал в газетах и никогда не скрывал своих левых симпатий?
И тут к нему вышла консул. Цепочка толстых очков обвивала черепашью шею. Она приветливо улыбнулась Серхио и пригласила в свой кабинет. Там ему налили кофе, а консул просмотрела его документы и задала один-единственный вопрос, обращаясь на «ты», словно к сыну подруги: «Что же ты делал в Китае?» Серхио встал, собираясь объясниться (неизвестно почему ему вдруг показалось, что лучше делать это стоя), но тут кровь отлила от головы, вокруг все почернело, а когда снова посветлело, он увидел шесть рук, обмахивавших его газетами и платками. Кто-то заметил, что это, наверное, от голода; кто-то – что нужно дать пару франков бедному мальчику.
Серхио вышел, обласканный сочувствием консула, с парой лишних банкнот в кармане и обнадеживающим ответом. Да, ему могут выдать паспорт, но свидетельства о рождении недостаточно, необходимо еще нотариально заверенное согласие отца. Он позвонил в Колумбию из первой попавшейся телефонной будки (попутно восхитившись тем, как это здесь легко, в отличие от пекинских мучений), объяснил отцу, что от него требуется, и дал адрес поэта Лейвы. Сходил в отель, забрал вещи, перенес в мансарду и стал ждать.
– Мне придется задержаться, – сказал он Лейве.
– Отлично! – ответил тот. – Здесь много чего интересного творится.
Первые дни он гулял по набережным Сены, листал дешевые книги у букинистов и мок под непрекращающимся моросящим дождем. Сначала он не мог понять, почему парижане на него пялятся, но потом сообразил, что они удивляются его «ливайсам» – как будто на Левый берег заглянул ковбой. Время от времени он заходил в Лувр или в Оранжери, смотрел итальянскую живопись или импрессионистов и грелся. Садился на последних скамьях церквей, под витражами, и читал, и так в Сен-Жюльен-ле-Повр или Сен-Жермен-де-Пре за рассуждениями Симоны де Бовуар о Китае или рассуждениями Ролана Барта обо всем на свете у него уходили целые часы. Книга Барта называлась «Мифологии». Он проглотил ее за четыре часа одним холодным утром и так восторженно рассказывал о своих впечатлениях, что Лейва сказал: «Так забирай в подарок и не морочь мне голову». Денег, свалившихся на него в колумбийском консульстве, хватило на несколько походов в кино, и в кинотеатре на улице Расин он посмотрел «Дневную красавицу» некоего
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза