Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письмах он хорохорился, но чувствовалось, что он безутешен. Писал, что думает о детях и волнуется об их безопасности, думает об Изабель и боится, что ее тоже арестуют. Рассказывал, что мог – всегда по-китайски, потому что английский вызвал бы сомнения, – а Карл передавал Марианелле со слезами на глазах. Так Марианелла узнала, что допросы начались заново, а Дэвид защищался, как мог, и был уверен (хотя никто этого так и не сказал), что его подозревают в шпионаже в пользу Англии. Каждый допрос – их вел ветеран войны в Корее, к которому Дэвид проникся большим уважением, – заканчивался одной и той же фразой: «Крук, сегодня вы были крайне нечестны. Возвращайтесь в камеру, подумайте о том, что вы сказали, и в следующий раз скажите правду». Следователь расспрашивал о жизни, о семье, о работе, об убеждениях. И в письмах Дэвид повторял жене и детям – и цензорам: «Но я ведь говорю правду. Исключительно правду».
– И вот как ему переубедить их? – сказал Карл.
В эту минуту Марианеллу внезапно осенило: Карл – слабак. Он любила его, очень любила, но предстала перед прискорбным фактом: ее возлюбленный вовсе не так сильно привержен делу революции, как она сама, и не обладает глубинным пониманием миссии. Иначе он знал бы, что партия не ошибается: если Дэвид в тюрьме, значит, на то есть причины. Она ничего не сказала ему, но поняла, что Карл просит от нее больше, чем она может дать. В долгих беседах о судьбе Дэвида Карл искал у Марианеллы поддержки, плакался ей, жаловался, как несправедливо обошлась с его отцом Культурная революция, а Марианелла могла думать только о том, что ее время в Китае подходит к концу.
У Коммунистической партии был Центральный комитет, у Центрального комитета был Военный комиссариат, у Военного комиссариата был отдел Латинской Америки, и в отделе Латинской Америки был подотдел, имевший связи с Коммунистической партией Колумбии. Имена Серхио и Марианеллы долго перемещались по этой невнятной, заковыристой цепочке, и наконец юные Кабрера вместе с еще ста пятьюдесятью курсантами оказались в тренировочном лагере, площадью превосходившем иные страны. Им несказанно повезло. Сотни латиноамериканцев, проходивших подготовку в других местах – например, в Албании, – все бы отдали, лишь бы попасть в Китай. Но процесс отбора был долгим и сложным, и Серхио с Марианеллой не очень понимали, какими критериями руководствуется начальство.
Каждому выделили по спальне на втором этаже дома у обочины шоссе, а к ним – по маленькой учебной комнате; на первом этаже располагались казармы, где жили профессиональные солдаты, по десять на каждого курсанта. Со временем эти двадцатилетние парни составили настоящий отряд товарищей, ради которых Серхио готов был рисковать чем угодно, пусть и в искусственных условиях тренировочного лагеря. Во всех комнатах стояло по оружейному шкафу с восемью разновидностями огнестрельного оружия: маузеры, полуавтоматические винтовки M1 Garand, автоматические FAL. По окончании курса, как узнали юные Кабрера, они должны были научиться разбирать и собирать все восемь разновидностей с завязанными глазами.
В течение двух недель они вставали, одевались в военную форму КНР, садились за парты в классе, и инструктор у доски снабжал их теоретическими знаниями. Постепенно теория становилась все сложнее, а преподаватели стратегии – все требовательнее. Это было техническое обучение: о политике заговаривали редко и только чтобы вспомнить кампании председателя Мао или что он написал о ведении войны, а доктриной, так хорошо знакомой Серхио по школе, даже не пахло. Доска полнилась картами, где войска решали, куда двинуться дальше, и где одним цветным точечкам полагалось окружить другие. Странно было думать, что для некоторых из присутствующих эти геометрические фигуры представляют реальность, определяемую смертью. Серхио слышал, что кое-кто из курсантов говорит на испанском – с чилийским, аргентинским, мексиканским акцентом, – но никогда не пытался вступить с ними в контакт. С сестрой и инструкторами он говорил по-китайски. Ему нравилась эта секретность.
После обеда начинались физические тренировки. Серхио и Марианелла ежедневно проводили два часа на полигоне, знакомились со всеми винтовками из своих оружейных шкафов, а также осколочными гранатами, минометами, базуками и даже пулеметами 50-го калибра, способными выпускать по двести пятьдесят пуль в минуту. Китайцы знали, как вьетнамцы ведут партизанскую войну, и курс включал ее начала: как устраивать западни из веток и листьев, как использовать реки для засады, как, находясь в лесу, одним только ножом изготовить штык. Серхио научился камуфлироваться, бегать по катящимся бревнам, переходить вброд полноводные реки, не замачивая оружия и не теряя равновесия; научился так съеживаться, чтобы враг лишался мишени в твоем лице, понимать, сколько перед тобой противников, исключительно по звукам, определять в бою, без всяких погон, самого старшего по званию, потому что стратегически он куда более ценен, чем солдат. Научился сушить древесную стружку и мешать ее с нитратом аммония для изготовления не менее сильных, чем динамит, взрывчатых веществ, научился захватывать танки, управлять ими и стрелять из их орудий, уничтожать то вооружение, которое нельзя унести с собой, или просто ненужное, чтобы оно не попало в лапы врага. А главное, выучил, что трусость – это стратегическая ошибка: тот, кто боится, не стреляет, и значит, позволяет в себя целиться. Другими словами, стреляя, ты мешаешь врагам в тебя попасть. Такое мышление очень важно: многие погибли в бою, не познав его.
Потом начались учения, без предупреждения. Однажды, в девять вечера, Серхио обнаружил на двери записку иероглифами: Явиться в патруль в 03:00. Тропа 32. Спал он плохо – отчасти из волнения перед неизвестностью, отчасти из страха не проснуться вовремя. В назначенный час он вышел на тропу 32, окруженную деревьями, плохо освещенную земляную дорожку. Он, конечно, знал, что все это тренировка и его жизни ничто не угрожает, но внутри все равно все сжималось от тревоги: что-то должно произойти, но неизвестно, откуда оно явится и в каком виде. Каждая тень таила угрозу, каждый шорох в листве заставлял резко поворачиваться и целиться из винтовки в пустоту. Луна была похожа на кусок стекла, время замерло. Серхио не хотел идти вперед, потому что ему казалось, что его собственные шаги могут заглушить более важный звук. Он возненавидел темноту, возненавидел ветерок и свою неопытность.
Он не знал, сколько времени прошло – может, час, а может, и два, – и вдруг деревья, стоявшие вдоль дороги, напали на него. Все они были вооружены, в шлемах, с лицами, измазанными зеленым и коричневым. Он успел выстрелить в одного из врагов, но остальные подобрались слишком быстро, а правила учений четко гласили: со слишком короткого расстояния стрелять нельзя, так даже холостая пуля может навредить. Четыре курсанта окружили Серхио и взяли на мушку; пришлось сдаться. Он убедился в истинности слухов: холостые пули не убивают, но свист их действует на нервы не хуже, чем свист настоящих.
* * *
Накануне отъезда, когда курс был окончен, инструкторы устроили ужин в честь выпускников. Шестеро преподавателей, которые занимались курсантами все это время, сидели с ними за одним столом. Они произносили прощальные речи, а Серхио и Марианелла отвечали благодарностью. Один офицер подвел их к столу в стороне: там в деревянных ящиках лежали две гранаты, которые они сделали самостоятельно, когда учились работать с чугуном. Он попросил их подписать гранаты на память.
После этого курсантов пригласили в кабинет, где под портретом председателя Мао вручили по бумаге с некими цифрами. Цифры полагалось заучить наизусть – это оказались коды, по которым можно было связаться с Военным комиссариатом из любого китайского посольства мира. Серхио не представлял себе, когда ему мог бы понадобиться этот код – в ближайших планах значилось только возвращение в Колумбию и служение делу революции, – но запомнил восемь цифр и разорвал бумагу на мелкие части. И ушел паковать вещи; им сказали, что рано
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза