Форма входа
Читем онлайн Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
А еще ему стало очень грустно, что он больше никогда не увидит пса Ваню, но, возможно, Катя права: границу действительно закроют и никогда больше он не увидит ни Катю, ни Ленинград, ни Россию.
Тем временем начал идти редкий и мелкий снег.
Снег оседал на тротуарах и проезжей части. На проезжей части, особенно на больших улицах, он быстро превращался в бурую грязь, но на тротуарах уже не таял. Видимо, стало заметно холоднее, но Митя продолжал все так же бесцельно бродить. Местами и Мойка, и Нева, и Фонтанка уже подмерзли, снег падал на еще не устоявшийся тонкий лед. Митя снова вышел на Невский и сел в метро; пересел, вышел, проехал на троллейбусе четыре знакомые остановки; остановился на другой стороне двора. Шел снег, и он был уверен, что в вечерней снежной полутьме из окон его не видно; но, возможно, была открыта форточка, и Ваня его почувствовал. Он встал на задние лапы у самого окна, положив передние лапы на подоконник, и залаял с какой-то такой новой для него тоской, которую Митя никогда в его голосе не слышал. «Я выдумываю», – грустно подумал он и, чтобы не привлекать к себе внимания, постарался исчезнуть в вечернем снежном тумане между домами. «И, вздрогнув от счастья, – вдруг сказал он себе, – на птичий твой взор оглянусь». Все они справятся, продолжил Митя, не справится только Аря. И поэтому лететь он должен именно к ней. Замерзая и кутаясь все больше, он шел мимо новостроек, относительных, брежневского времени, но уже тоже полинявших и приходивших в упадок. Снег все падал, постепенно становясь все гуще; гуще и темнее становился и осенний вечер.
«На птичий твой взор оглянусь, – снова подумал Митя, на некоторое время впал в какую-то почти незнакомую бездумную прострацию, потом опомнился и продолжил, как бы возвращаясь чуть назад: – По еле заметному следу к теплу и ночлегу и, вздрогнув от счастья, на птичий твой взор оглянусь». Электричество экономили, и вместо вечера наступила ранняя ночь. «Когда я вернусь, – повторял он снова и снова. – Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу, по еле заметному следу к теплу и ночлегу». Но даже в эти минуты прострации и полузабвения он хорошо помнил о том, что возвращения так и не произошло, а было короткое замыкание в чужом и безликом гостиничном номере. «Не надо себя обманывать, – подумал он тогда, – наверное, никакого следа к теплу и ночлегу в этом мире не бывает; да и тепла и ночлега, наверное, тоже». Теперь ему казалось, что от его души отрезают куски, один за одним, и разбрасывают по знакомым местам. Было очень больно. Он пытался вместить этот город в хрупкую скорлупу памяти, но вместо этого в ней вспыхивали короткие видения и столь же быстро гасли. Так и оставаясь полой и хрупкой, скорлупа памяти дрожала на ледяном ветру, хотя тело уже не чувствовало холода. Постепенно боль души становилась невыносимой. «Ну вот я, кажется, и попрощался», – сказал себе Митя и сел в первый же трамвай. Куда этот трамвай идет, он не знал, но надеялся, что до какой-нибудь станции метро доберется.
« 10 »
Согрелся он уже дома; потом влез под душ и отогрелся окончательно. Поужинал и ушел к себе в комнату; забрался в кровать. Но сон не шел; да Митя и не очень старался. Он думал о том, что все могло бы быть как-то иначе; наверное, даже должно было быть иначе. Эта мысль не оставляла его. Погруженный в смесь переживаний этого дня, проведенного на ногах, недавнего холода, быстрой жары, ужина, теплой постели, полусна, а еще окруженный с раннего детства знакомыми предметами, с которыми теперь ему предстояло расстаться – и, по-видимому, расстаться навсегда, Митя начал представлять русскую историю в виде поезда, где-то почти незаметно сошедшего с рельсов и с тех пор то мчащегося, то скатывающегося по каким-то холмам и оврагам. Он представлял себя в качестве пассажира, а пес Ваня приподнимался на задних лапах и недоуменно выглядывал в окно. «Но когда же это произошло? – думал Митя. – Сейчас, или двадцать лет назад, или сто, или триста?» Его мысленный взгляд скользил вдоль русской истории, замедляясь, останавливаясь, всматриваясь, потом двигался дальше, пока неожиданно не остановился на непонятном слове «Танненберг».
Митя стал думать о том, как иначе все могло бы быть, если бы почти половина кадровой армии не полегла тогда в померанских болотах и на Мазурских озерах. Не было бы ни революции, ни большевиков, ни той страшной войны всех против всех, ни террора, ни чудовищных сталинских лагерей, ни нынешней разрухи, и никуда бы, добавил Митя, ему завтра не нужно было лететь. Больше часа эта мысль преследовала его, постепенно становясь почти обсессивной. Потом Митя себя одернул. «Но что бы тогда было?» – вдруг спросил он, и все это, в полусне казавшееся столь ясным, сделалось каким-то неустойчивым и чуть размытым. Все еще существовала бы та страна, в которой никогда не наступала тьма, продолжал думать он, писали бы новый Пушкин и новый Блок, но была бы и черная нищета, и крикливая роскошь с особняками в Париже. «По крайней мере, это, – подумал Митя, – уже не вернется». В этом полусне все перемешалось. «Тогда где же, где же, – продолжал спрашивать себя Митя, – та точка во времени, когда все пошло не так?» Он спрашивал себя снова и снова, а пес Ваня, устроившись на столе, изумленно выглядывал из окна купейного вагона швыряемого по оврагам поезда.
Митя открыл глаза и обнаружил, что за окном чуть посветлело. Посмотрел на будильник. Оказалось, что ночь почти прошла. Видимо, он потерял счет времени. Встал с постели, в последний раз ее застелил, поправил свои детские игрушки и вещи на письменном столе; он надеялся, что Ира и Андрей их в Германию все-таки возьмут. Взял чистое белье и отправился в ванную, надеясь успеть забраться под душ раньше них. Ему это удалось. Он вымылся под горячим душем и вытерся сильно, чуть ли не до царапин. После вчерашнего хаоса внутри все как будто окаменело. Вещи были собраны накануне и теперь ждали в прихожей. Митя вышел на кухню и поставил чайник на огонь. Андрей и Ира присоединились к нему чуть позже; они встали по будильнику.
– Ты окончательно решил? – спросил Андрей.
Митя кивнул. Отрезал еще кусок утренней яичницы, положил на язык, вернул вилку на тарелку, откусил от тоста, положил на тарелку и его.
– Да, – сказал он.
Андрей снова посмотрел на него:
– Ты понимаешь, что это глупое решение? Глупое и беспричинное? То, что твоя сестра истеричка, еще не причина, чтобы и тебе совать голову в петлю вслед за ней. Тебе там и армия, между прочим, светит. Я проверял. Про твою сестру не знаю. Но вроде бы там и женщин берут.
– Что ты с ним говоришь? – вмешалась Ира. – С ними же обоими как со стенкой. Ваше, между прочим, московское воспитание. Избалованные донельзя. Можешь еще и на Полю посмотреть.
– А Поля-то здесь при чем?
– Ходячее наглядное пособие, как не надо воспитывать детей.
– Оставь брата в покое, – продолжил Андрей. – У нас мало времени. А я хочу, чтобы твой сын хотя бы раз в жизни понял, что он делает.
– Я понимаю, – сказал Митя.
– Нет, не понимаешь. Мы же с твоей мамой уже на все
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев бесплатно.
Похожие на Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев книги
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза