Форма входа
Читем онлайн Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
только подлецы.
Катя снова замолчала.
– Ты потребовала от меня не устраивать драм, – ответил Митя, – а теперь сама разыгрываешь шекспировскую драму. Нет никакого горящего дома. И нет никакого пожара. И уж точно нет никакого такого пожара, который бы мы с тобой могли помочь потушить. Было время больших надежд и, видимо, больших ошибок. Есть наша страна, которую, судя по всему, обманули. Мы оба ее очень любим. И еще больше мы, скорее всего, любим Ленинград. И нашу страну, наш город заполонили мерзавцы и уголовники. А Ленинград даже переименовали, чтобы его наконец-то не стало на карте. Я не вижу никакого известного мне практического способа с ними бороться. И уж точно то, что ты перестанешь со мной общаться, никак и ничему не поможет. Поверь мне, пожалуйста, – добавил он, – я очень-очень тебя люблю.
Катя промолчала еще несколько минут, продолжая смотреть на него пустым и горестным взглядом.
– А я тебя презираю, – ответила она.
Митя опустил под стол правую руку и начал гладить голову щенка; по привычке почесал его за ухом. Потом встал на колени рядом со столом и начал чесать ему шею, проводил ладонью от затылка до хвоста, снова и снова. Поначалу Ваня смотрел на него непонимающим взглядом, тихо сопел, потом лег на пол, но продолжал смотреть на Митю большими удивленными глазами, постепенно наполняющимися пониманием и горем. Митя стоял на коленях и продолжал его гладить; коснулся кончика носа; указательным пальцем погладил шерсть вокруг носа; приблизил лицо к самой морде пса. Ваня начал скулить.
– Хватит мучить собаку, – сказала Катя.
Митя встал, вышел в прихожую, обулся. Ваня вышел вслед за ним, и, чуть склонившись, Митя начал гладить его снова. Потом выпрямился.
– Ты ведь не позволишь поцеловать себя на прощание? – спросил он.
– Позволю, – ответила Катя, – но если ты пообещаешь, что знаешь, что это ничего не значит и ничего не изменит.
Митя кивнул. Сухими губами он коснулся ее губ, повернулся и вышел не оглядываясь. Услышал, как Катя запирает дверь изнутри.
Темнело уже рано, и всю дорогу до остановки троллейбуса Митя шел в сырой полутьме. В соседнем дворе остановился, оперся о спинку скамейки; спинка была обледенелой и холодной. Митя вспомнил, сунул руку в карман и надел шапку. Туманная позднеосенняя полутьма густела медленно, и все же, когда он добрался до дома, было совсем темно. Россия погрузилась в темноту, и это была темнота прощания.
« 9 »
Больше всех и всего, думал Митя, он любил Ленинград и Катю. Ну и Арю, конечно; это было понятно. Он никогда не спрашивал себя, кого из них любит больше. Это был бы не только дурацкий, но и совершенно абстрактный вопрос; Митя не мог представить ситуацию, в которой ему бы пришлось между ними выбирать. Но вот эта ситуация настала, рывком перешла из немыслимого в происшедшее, и почти незаметно для себя, еще толком не понимая, что же именно он делает, свой выбор Митя сделал. Как он ни торопился, общение с представителями Еврейского агентства, получение вызова, но не от Арины, а, как водилось, от фиктивных израильских родственников, с которыми ему по какой-то неведомой причине было необходимо срочно воссоединиться, походы в ОВИР, оформление документов, поездка в Москву за израильской визой, беспорядочные и какие-то нелепые сборы заняли довольно много времени. Но и это время прошло, медленно и быстро одновременно, почти неожиданно. Завтра он улетал, так что сегодня ему предстояло со всем попрощаться, и сегодня ему предстояло попрощаться с Россией.
С утра Митя блуждал по знакомым проспектам и переулкам, потом по набережным; пару раз спускался по гранитным ступенькам к самой воде, еще не замерзшей. Было относительно тепло; солнце, хоть и неяркое, временами прорывалось сквозь облака, отражалось в речной воде и на стенах чуть аскетичных, погруженных в себя ленинградских особняков с неглубоким подтаявшим снегом на карнизах. Митя думал о том, что в этот день прощания город разворачивается к нему все новыми перспективами и видениями, знакомыми и вместе с тем почти забытыми в потоке рутинной жизни, особенно изматывающей в эти два года. А еще за эти годы большинство фасадов облупилось; иногда Митя заглядывал во дворы, даже специально проходил когда-то знакомыми, а теперь едва ли не полуразрушенными проходными дворами; грустно смотрел на то, в какое запустение постепенно приходит город. И все же город дышал, не сыростью или снежным туманом, не северной зимней полутьмой и даже не неожиданно надвинувшейся на него нищетой и разрухой; это был один из тех редких дней, когда Ленинград все еще дышал прозрачным воздухом высокого зимнего света.
Плутая по городу, то погружаясь в темную глубину горечи, то поднимаясь над ее поверхностью, Митя думал о том, что выбрал то, что выбрал, хотя, наверное, чрезмерно импульсивно, но выбрал не потому, что неожиданно для себя смог ответить на вопрос, кого он любит больше: Арю, Катю или город. Катя была права, Ленинград просуществует и без него. Схлынут и бандиты, и гопники, и черносотенцы, и торгаши; все они останутся в дальней памяти страшным, почти что нереальным мороком, в который когда-нибудь будет тяжело поверить. Может быть, про эти времена даже начнут придумывать сказки. «Да и путчистов мы победили», – вдруг подумал Митя, но теперь эта мысль уже не показалась ему такой обнадеживающей, как три месяца назад. На смену застенчивым путчистам пришли люди, на которых, казалось, было написано, что они без колебаний пройдут по трупам. И все же в истории Ленинграда темные времена уже бывали, бывали времена и гораздо более ужасные, блокада, террор восемнадцатого года, много чего еще. Но все это накатывало страшными серыми и черными волнами, а потом все равно отходило в прошлое, а город снова поднимался над водой времени, несломленный и непобежденный, поднимался над руинами, над всеми погибшими и замученными. Так, конечно же, будет и теперь, раньше или позже, но для этого Ленинграду Митя не был нужен. Он вспомнил, как когда-то сказал Кате, что «ничто не бывает навечно»; и хотя бы в этом он, конечно, был прав. «Никогда не говори никогда», – добавил он и, подумав об источнике цитаты, неожиданно для себя рассмеялся.
Справится без него и Катя. Раз за разом он возвращался к тому последнему разговору и понимал то, чего не понял тогда, погруженный в приступ отчаяния, боли и горечи, занятый собой. Он понял, что после всего сказанного Катя не только ненавидит его, но и презирает. А чувство утраты не способно долго сосуществовать с презрением, и еще меньше способна пережить презрение любовь. Совсем скоро Катя скажет себе, что ее отец был прав и что ошибалась именно она; потом пройдет ненависть, за ней исчезнет и презрение. Иногда она будет ругать себя, но Митя надеялся, что чем дальше, тем реже. Ее светлая душа снова станет свободной. Но душа, подумал он, и особенно юная душа, обычно не остается пустой надолго; и место самоупреков займет новая любовь. В этой новой любви не будет памяти о прежней; презрение сотрет и ее. Мите хотелось, чтобы так оно и было, как он сейчас все это придумал; ему хотелось, чтобы у Кати все было хорошо. Катя справится. Возможно, она и вообще никогда его не любила. Катя справится; в себе он был уверен меньше.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев бесплатно.
Похожие на Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев книги
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза