Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рано утром раздался звонок в дверь. Пока Митя вылезал из кровати и одевался, он услышал доносившийся из прихожей бабушкин голос. Они устроились в гостиной, и отец принес чай.
– Арине сейчас ничем не поможешь, – начала мама. – Да она уже и взрослый человек, а взрослый человек должен нести ответственность за свои поступки.
Отец кивнул. С изумлением Митя посмотрел на них обоих, потом перевел взгляд на бабушку.
– Но в более существенном смысле, – продолжила мама, – Арина права. В совке сейчас делать нечего. Она права, что уехала. Ехать надо и нам, и ехать надо было давно.
У Мити снова немного отлегло от сердца, но что-то, какая-то соринка в глазу, царапина на сердце продолжала ему мешать; общее чувство замешательства не проходило.
– Так что мы решили, – объяснил отец, – что пора уезжать. Устроимся на новом месте, разберемся, что и как, обеспечим минимальную финансовую стабильность и Аринины долги постепенно заплатим.
Митя все еще непонимающе на них смотрел; потом перевел взгляд на бабушку, но она отвела глаза.
– Бабушку, конечно, не бросим, – добавил отец, проследив за его взглядом. – Она поедет в Германию вместе с нами.
– Куда? – растерянно спросил Митя, все еще не веря услышанному и одновременно начиная видеть перед собой совсем других, почти незнакомых людей.
– В Германию, естественно, – резко ответила Ира. – И не строй из себя дурачка. Мы это уже обсуждали. В Америку практически не пускают. А одной идиотки в семье нам вполне хватило. Теперь, как ты видишь, все вместе ломаем голову, как ее выкупить.
– Говорят, что в Германии хорошие пособия, – объяснил Андрей, – и дают социальные квартиры. Денег за квартиру на Петроградской нам хватит, чтобы не нищенствовать, если что-то пойдет не так.
– И мамина пенсия, – добавила Ира, посмотрев на бабушку.
Бабушка кивнула.
– Как ты видишь, наступили не очень простые времена, – рассудительно продолжил Андрей, – и теперь нужно принимать рациональные решения. Время глупостей прошло. И время грандиозных речей тоже.
– Вы хотите продать дедушкину квартиру? – спросил Митя.
– Вообще-то это не твое дело, – резко оборвала его Ира. – Но так и быть, я тебе отвечу. Это мамина квартира и моя тоже. Ты же не хочешь, чтобы мы вместе с твоей бабушкой стояли с протянутой рукой у Бранденбургских ворот?
– Но Аря, – вдруг сказал Митя, – ей же надо что-то ответить. Нужно сказать, сколько ей ждать.
– К сожалению, – ответил Андрей, – как ты знаешь, все занимает время. Нужно будет продать вещи, продать квартиру, оформить документы, обустроиться на новом месте. Подкопим денег. Раз уж она наворотила дел, придется ей немного подождать.
– Вообще-то Арине никто ничего не должен, – снова оборвала его Ира. – А мы и так слишком многим ради нее жертвуем.
Довольно долго они обсуждали практические детали и распределение будущих обязанностей. Потом Митя взялся проводить бабушку до Петроградской. Как и раньше, она приготовила им обоим чай и принесла его на подносе. Они сидели в комнате с эркером, у самого окна, вглядываясь в медленно гаснущий город. Митя подумал, что это, наверное, в последний раз. Прогнал эту мысль. Так быть не могло.
– Ты знаешь, – сказал Митя, – когда дед умирал, он нам сказал: можете делать что хотите, если хотите, можете даже ехать куда захотите, но никогда, никогда не в Германию. Ты же помнишь, как ты рассказывала нам про вкус блокадного хлеба, а еще как они бомбили нас по квадратам?
Бабушка кивнула:
– Да, Аря мне рассказала. Но сам Натан мне никогда ничего такого не говорил.
– Может быть, он просто… – Митя оборвал себя на полуслове. – А печи, – спросил он. – Что же с печами делать?
Бабушка заплакала, не стыдясь; крупные слезы стекали по морщинам.
– Бабушка, – умоляюще сказал Митя, – не соглашайся, пожалуйста.
– Ирочка сказала, – как-то совсем раздавленно ответила она, – что без моей пенсии вам там не справиться. И без денег за квартиру.
– Не соглашайся, пожалуйста, – он продолжал настаивать, – они тебя обманут. И квартиру не продавай.
– Я уже согласилась. И Арю нужно спасать. Ты же знаешь.
В окно были видны светящиеся окна соседних домов, узнаваемых, ленинградских, и тусклый свет уличных фонарей. На электричестве экономили, и по вечерам город погружался в полутьму.
Митя вернулся домой и уже совсем ночью дозвонился Арине.
– Привет, – сказал он, – я получил твое послание. Сейчас к тебе приеду.
– В каком смысле приедешь? – спросила она.
– Сяду на самолет и приеду.
– И что ты имеешь в виду под сейчас?
– Соберу документы и вещи и приеду. Ты же понимаешь, не все от меня зависит.
Арина замолчала.
– Быстро? – наконец спросила она.
– Уже начал собирать рюкзак. Но при одном условии.
– Каком это? – В голосе Арины снова появилась настороженность.
– На этот корабль ты не полезешь. Вообще, с этой минуты Ашдод будешь объезжать стороной.
– А что? Тебе не нравятся поездки стопом? Мне казалось, ты когда-то их любил.
– Я не шучу, – сказал Митя. – Обещаешь?
На несколько секунд Арина задумалась.
– Обещаю, – ответила она.
– Клянешься?
– Ладно, клянусь.
– Но ты там побыстрее, хорошо? – добавила она. – Не размазывайся.
« 7 »
Проснувшись утром, Митя чувствовал себя как после долгой вечерней пьянки. До этого момента он говорил и действовал как будто на автопилоте, на адреналиновой смеси паники и чувства долга; но сейчас настало время остановиться. Среди прочего, время остановиться настало еще и потому, что он подошел к самому сложному; теперь он должен был рассказать обо всем этом Кате. Митя был уверен, что она все поймет и будет ждать; и Арину она любила. Умом, да, понимал и, да, был уверен, но на каком-то невнятном уровне глубин души оставалось что-то такое, что продолжало ныть и зудеть, как глубокая царапина, шевелиться и грызть, а временами еще и ухало, и куда-то проваливалось. Митя ехал по необходимости и ехал не навсегда; ему надо было просто найти Арю, собрать денег и выяснить, на сколько времени им обоим будет закрыт обратный выезд. Было невозможно предположить, что их собираются запереть в Израиле навсегда или хотя бы надолго; цивилизованная страна, да еще и еврейская, не могла не действовать в рамках минимального здравого смысла и хотя бы базисной порядочности. Скорее всего, Аря просто стала жертвой мгновенной паники, помноженной на одиночество и чувство беспомощности. Но, дважды повторив это объяснение и даже попытавшись отрепетировать его перед зеркалом, Митя заволновался еще больше; и ходом мысли, и даже самой формой изложения его тщательно подготовленная речь слишком напоминала то, что Ира и Андрей говорили в предыдущие два дня. Чувство тревоги не покидало его все утро; а когда он начал набирать Катин телефон, эта тревога еще усилилась.
– Але, – ответила она.
– Привет, – сказал Митя. – Точнее, доброе утро.
– Привет. – Было слышно, что чувство тревоги передалось и ей.
– Твои еще на даче в Луге? – спросил он.
– Да. А что?
– К тебе можно приехать?
– Когда?
– Лучше всего сегодня.
– Хорошо. – Стало слышно, что Катя волнуется. – Можешь сказать зачем?
– Очень надо поговорить. И лучше сегодня.
– Понятно.
Она замолчала.
– Что-то случилось?
– Ну вроде того.
– Ты болен? – спросила она запинающимся голосом.
– Нет, нет. Не волнуйся. Правда нет. Все расскажу.
Катя снова замолчала.
– Так не
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза