Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шоковая терапия Бялика имела своим последствием пробуждение еврейства. На его стихах воспитывалось новое поколение. Тысячи молодых евреев покидали Россию, Польшу и отправлялись в Палестину в надежде создать здесь новое израильское государство. Когда Бялик посетил Обетованную землю в 1908 году, его встречали как национального героя. На русском языке поэма «Сказание о погроме» увидела свет в 1911 году в переводе Владимира Жаботинского.
Пророческий характер поэмы Бялика стал ясен спустя тридцать пять лет после её написания, когда самого поэта уже не было в живых. «Сказание о погроме» стало реквиемом по жертвам Холокоста, счёт которым вёлся на миллионы. Связь между кишинёвским погромом и Холокостом проследить не сложно. Ведь первая устрашающая всегерманская акция нацистов против евреев получила название Pogromnacht. Русское слово «погром» срезонировало.
Глава 8. Бессарабцы в «Записках губернатора» князя С.Д.Урусова
Князь Сергей Дмитриевич Урусов был назначен на пост губернатора Бессарабии вскоре после кишинёвского погрома и пребывал в этой должности полтора года. Его «Записки губернатора» писались позже и были изданы В.М.Саблиным в 1907 году. За Урусовым закрепилась репутация «юдофила»: значительная часть, если не половина его книги посвящена еврейскому вопросу, поэтому не стоит удивляться, что она никогда не переиздавалась в стране, исповедовавшей антисемитизм, лицемерно прикрываемый фиговым листком пролетарского интернационализма. К тому же княгиня Урусова окончила свои дни в Магадане, где провела в ссылке 10 лет. О каком переиздании могла идти речь?!
В 2011 году, оказавшись в Кишинёве, я приобрела бесценный том «Записок губернатора», переизданный через сто лет усилиями бывшего декана Политехнического института доцента Аурела Маринчука (его брата я хорошо знала по пединституту) и Анатола Видрашку, владельца издательства «Litera». Книга, изданная в количестве 1100 экземпляров, уже стала библиографической редкостью. Автор послесловия А.Маринчук, впервые и совершенно случайно ознакомившийся с «Записками» зимой 1967/1968-го, признаётся, что был ими потрясён. Не менее поразило его и открытие, что «Записки губернатора» давно стали настольной книгой евреев-интеллектуалов Кишинёва, и не только его одного. Читали книгу тайно. К его огорчению, имя князя Урусова ничего не говорило его знакомым: ни один русский или молдаванин не знал, что в крае был когда-то такой губернатор.
Благодаря А. Маринчуку, которому удалось приобрести раритет у московских букинистов, с «Записками» Урусова ознакомились не только его родственники, друзья и коллеги, но и представители высших инстанций. Меня согревает факт, что одним из первых прочёл книгу и мой ректор, ныне покойный Иван Гаврилович Боршевич, личность, несомненно заслуживающая уважения.
Человеком исключительной порядочности предстаёт на страницах «Записок губернатора» их автор. Князю С.Д. Урусову сразу стало ясно, что его деятельность в Бессарабии будет связана с еврейским вопросом, ему предстояло определить свой план действий. Показательно, что в первый же день прибытия в Кишинёв (23 июня 1903 года) он, переодевшись в штатское, часов в семь вечера (в это время темнеет поздно) с чиновником особых поручений отправился в нижнюю часть города, где ютилась еврейская беднота, которая более всего пострадала от погрома. «Следы его были ещё очень заметны. Во многих домах сломанные окна и двери были забраны тёсом, кое-где виднелись поломанные крыши и разрушенные печные трубы». Но главные последствия погрома, как он сразу понял, были не в этих внешних повреждениях, а в нарушенном трудовом ритме города: предприятия почти бездействовали, торговля увяла, город словно вымер.
Наши современники могут удивиться: неужели погром мог иметь такие последствия? Чтобы в это поверить, нужно знать, что к приезду князя Урусова из 38-ми фабрично-заводских предприятий 29 принадлежали евреям, из пяти типографий четырьмя владели они же. Деревообрабатывающим, швейным производствами ведали евреи. Они занимались также извозом (балагулы), торговлей сельскохозяйственной продукцией, тканями и одеждой. Евреи были сапожниками, портными, часовщиками, стекольщиками, носильщиками, грузчиками, кровельщиками, кузнецами, плотниками, бондарями, скорняками, каретниками, переплётчиками, парикмахерами, забойщиками и мясниками. Ремёсел было великое множество. Из «интеллигентных» профессий – медицина, адвокатура, бухгалтерское и банковское дело, иудейская религия и просвещение были их епархией. И вся эта кипучая трудовая жизнь в одночасье замерла, в довершение всего закрылись лавки и лавочки.
Ещё более удручала губернатора чуть ли ни физически ощущаемая атмосфера вражды и розни среди населения. Он не читал очерка Короленко, где говорится: «Всё может случиться в городе Кишинёве, где самый воздух ещё весь насыщен враждой и ненавистью». Очерк ведь опубликуют много позже, потому этих строк Урусов не знал, но сам чувствовал гнетущую атмосферу. Евреи пребывали в горе и трауре, обида жгла их. Христиане испытывали досаду по поводу происшедшего, «чувство, которое можно передать приблизительно так: „теперь из-за этих евреев приходится нести ещё нравственную ответственность за преступление“». Эта фраза Урусова меня потрясла. Как смог русский дворянин в начале ХХ столетия найти слова, столь точно выражающие смысл чувств повинных в преступлении христиан (даже если большинство их не принимало участие в погроме!) по отношению к жертвам злодейства их соплеменников и единоверцев? Как он смог так безошибочно определить этот психологический феномен?! Ведь имя Фрейда в ту пору было почти неизвестно.
Работая последние годы над проблемой столь непростых еврейско-немецких отношений в Германии, я вынуждена была принять вывод выживших в Холокосте евреев о немцах: «Они не простят нам Освенцима!» А ведь князь Урусов сформулировал этот парадокс намного раньше: человек ненавидит ближнего за то зло, которое сам же ему причинил. Но мы отвлеклись.
Более всего обеспокоенный подозрительным, отчасти враждебным отношением одной части населения к другой, князь Урусов, принимая на третий день по прибытии депутацию евреев (12 человек, среди которых были купцы, врачи, присяжные поверенные), заверил их в том, что намерен действовать строго в рамках закона, без какой-либо личной примеси и тем более пристрастного отношения. В свою очередь, он просил евреев приложить все старания к тому, чтобы последствия погрома перестали служить поводом к поддержанию в населении города взаимной вражды.
Приступивший к своим обязанностям губернатор пошёл на смелый шаг, ни с кем его не согласовывая: он разрешил казённому и духовным раввинам организовать похороны осквернённых во время погрома свитков Торы и священных книг, но потребовал разработать и согласовать с ним маршрут шествия (от синагоги на Павловской до кладбища на Скулянке) и возложил на них ответственность за соблюдение порядка. В траурном шествии, возглавляемом раввинами, участвовало до 30 тысяч человек, риск был большой, но евреи соблюдали порядок, никаких эксцессов не произошло. Разодранные и испачканные свитки, которые несли на носилках в особой глиняной посуде, похоронили в роскошной фамильной усыпальнице Клигмана, которую известный богач предусмотрительно возвёл для
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История