Форма входа
Читем онлайн Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
ума». Дашков передал это своему другу Миллеру, а этот сегодня сообщил мне.
1 сентября 1872 года, пятница
Три месяца не был я в Петербурге и сегодня поехал для того, чтобы присутствовать в общем заседании Академии и засвидетельствовать зеленую книжку для получения пенсиона. Сквернейшая погода. Ветер срывал с меня шинель, выворачивал зонтик и проч., а когда доехал я до Невы, тут встретила меня настоящая буря. Дворцовый мост был разведен; мне сказали, что и часть Николаевского тоже разведена для прохода петровского ботика. Вот и пушечные выстрелы. Я поспешил назад и возвратился в Павловск.
Когда народу предоставлена известная доля свободы, которой он прежде вовсе не имел, то надобно принять и необходимые последствия этого: некоторое ограничение власти и произвола бюрократического, а с тем вместе и необходимость того, что многое будет делаться, чего прежде не делалось и что не согласуется с видами власти.
Иной честен только потому, что ему недостает решимости сделаться плутом.
Подчинить умы дисциплине научных знаний, например в классицизме, значит ли уберечь их от поползновений к крайним, либеральным умозаключениям, о чем, по-видимому, мечтает наша администрация? На наш век станет, а там хоть трава не расти.
9 сентября 1872 года, суббота
Переезд с дачи; к счастью, выпал день теплый и без дождя.
11 сентября 1872 года, понедельник
Какие бы понятия ни составлялись о мире и каким бы треволнениям ни были подвержены человеческие общества, но дело в том, что всякий мыслящий человек должен найти в себе опору для нравственного характера и нравственной жизни, если только он находит какое-нибудь различие между собою и животным.
Многие из новых учений не иное что, как подновление старых.
12 сентября 1872 года, вторник
Заседание комиссии в Академии наук о присуждении премий Уваровских. Я читал мои рецензии на драматические сочинения, которых было ныне семь. В том числе две пьесы Островского: «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и «Не все коту масленица, бывает и великий пост». Обе слабы, и я не мог дать о них одобрительного отзыва. «Каширская старина» Аверкиева также не отличное произведение, а четыре пьесы некоего Базилевича — просто сущий вздор. Итак, и ныне нельзя было присудить премии за драму. Комиссия согласилась со мною.
19 сентября 1872 года, вторник
Начал лекции мои в Римско-католической академии после каникул.
21 сентября 1872 года, четверг
Чтобы успешно можно было сражаться с разрушительными стремлениями, восстающими на существующий порядок вещей, надобно удовлетворить их законным требованиям. Тогда требования незаконные или преувеличенные найдут себе противников и там, где они теперь не встречаются.
25 сентября 1872 года, понедельник
Заседание Академии по случаю назначения Уваровских премий. Шести лицам определены половинные премии (по 500 руб.), в том числе и автору истории императора Александра I — Богдановичу, которому, мне кажется, следовала бы полная премия. Но, по баллотировке, в комиссии не оказалось требуемого большинства. Мое мнение о драмах было прочитано Гротом за болезнью Веселовского и заслужило общее одобрение.
26 сентября 1872 года, вторник
Сегодня напечатана в газетах следующая странная телеграмма из Парижа: «На обеде у Тьера 21 сентября (3 октября) два иностранные представителя выразили мнения, подобные тем, которые были высказаны министром внутренних дел, генерал-адъютантом Тимашевым. Тот же корреспондент газеты „Times“ пишет, что один из прибывших в Париж представителей Франции за границей заявил, что одинаковое мнение господствует и в других государствах». Какие это мысли и о чем? Но главное тут то, что гнилой Запад во всем нас превосходит: он сделал великое открытие, которое в России никому и не снилось, то есть что у Тимашева есть мысли.
Высший ум есть нечто такое, в чем всегда скрывается больше того, что он обнаруживает.
27 сентября 1872 года, среда
Мы находимся в таких чрезвычайных обстоятельствах, какие редко встречаются в истории. С одной стороны, в обществе возникли стремления, возбужденные реформами, а отчасти застоем, которые не могут быть удовлетворены правительством. С другой стороны, правительство, как бы испуганное этими стремлениями и собственными своими реформаторскими действиями вначале, круто поворотило назад. И там и здесь есть своя логика. Между интеллигентным так называемым обществом и властями поэтому возникли отношения какой-то борьбы и неприязни. Самое худшее из этого выходит то, что нравственные основы общества сильно заколебались.
Беспристрастно рассуждая, нельзя винить ни общество за его стремления, ни правительство за то, что оно хочет их умерить. Первое так много терпело всяческих стеснений, что естественно хочет большего простора; второе, также естественно, видит в этом просторе такие стороны, которых допустить не может по своему положению и по традициям, а главное, оно видит в самом обществе еще крайнюю незрелость.
Странно и нелепо сказать, что если бы в обществе было более рассудительных людей, а в бюрократии — людей более способных и добросовестных, то этой неурядицы не было бы. Но это если — когда и где оно было возможно?
В сегодняшней газете извещают, в чем заключаются мысли генерал-адъютанта Тимашева, сообщенные им Тьеру. Он благосклонно уведомил последнего, что радикальные движения, подобные возбужденным Гамбеттою, производят неприятное впечатление в других государствах. Вот какая новость, и Тьер, который борется с радикализмом всеми силами своего высокого ума, будто ее и не знал и только теперь обязан за нее глубокомысленному государственному уму генерал-адъютанта Тимашева. Это похоже на то, если бы кто-нибудь сказал другому: когда по сенникам ходят с огнем, то может случиться пожар, а пожар куда какая нехорошая вещь!
29 сентября 1872 года, пятница
И. Н. Крамского полиция призывала раза три и весьма грубо допрашивала его, где он был прошлое и нынешнее лето? И когда он отвечал, где, возразили ему, что это неправда. Полиция даже извратила как-то самую его фамилию. И когда он, удивленный и недоумевающий и встревоженный, спросил: что все это значит и для чего его допрашивают, ему отвечали, что это по секретному делу. Жена его вчера приезжала к нам и просила моего совета, что делать при таком странном и необыкновенном нападении полиции. Я посоветовал Ивану Николаевичу немедля ехать к Трепову и просить у него объяснения. Так он сегодня и сделал. Оказалось, что с 1863 года он состоит в списке подозрительных по поводу объяснения его от имени товарищей в конференции Академии художеств, откуда они тогда задумали выйти. Дело тогда тем и кончилось. Молодые художники вышли из Академии без всякого, впрочем, шума и основали, с разрешения начальства, артель, которая и до сих пор существует, исполняя, и весьма хорошо, разные частные
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр