Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 июля 1872 года, суббота
Множество неудобств бывает следствием всяких реформ общественных, и жаловаться на них было бы несправедливо и малодушно. Но бесчестность, отсутствие всяких понятий о законности и долге, обманы при всяких сделках, одним словом, попирание общественной честности — вот что крайне дурно и невыносимо в нынешнем состоянии нашего общества. Это уже не от реформ, а от того, что составляет нравы наши. Поэтому и реформы служат не столько основанием добра, сколько поводом ко злу. И так как подобное состояние нравов есть наследие веков, то надобны силы, чтобы переменить их к лучшему.
В лице каждого человека непременно есть черта, которую, отделив от других, можно возвести в карикатуру.
С легкой руки Петра I у нас было несколько Петров, производивших реформы насильственно и диктаторски, например Аракчеев, граф Д. А. Толстой и проч.
11 июля 1872 года, вторник
Когда приходится прямо лицом к лицу иметь дело с житейскими тревогами, с разными несовершенствами нашего общественного быта и т. п., то естественно, что наше чувство возмущается, и мы готовы во всем этом видеть какое-то исключительное бедствие, которому мы преданы в жертву злою нашею участью. Но этой-то исключительности вовсе нет. Мы, как капли, повинуемся общему течению волн и терпим то, что люди всех племен и всех веков терпели и будут терпеть до скончания мира. Поэтому, чувствуя зло, нас постигающее, мы не должны его преувеличивать и делать из него выводы такого, например, свойства, что если бы те и те хотели, то вот его и не было бы. Самое великое бедствие состоит в том, что люди, заведующие судьбою общественных дел, большею частью или неспособны, или недобросовестны, или беспечны, и чем они выше, тем по меньшей мере беспечнее, то есть невнимательнее к чужим интересам, имея в виду только свои собственные. Но ведь это такое же зло, как холера, как неурожай, угрожающий голодом, как смерть.
Глупого, конечно, нельзя назвать умным, злого — добрым, эгоиста — готовым служить честью другим людям, обществу. Мы не можем не относиться к этому критически, не можем не желать лучшего, даже не можем не покушаться достигать этого лучшего, сколько позволяют наши силы. А все-таки в конце концов вы придете к выводу: «так бывает, так будет и так должно быть».
Вечером на музыке услышал от доктора Барча, что Пекарский, живущий на даче от меня через несколько домов, умирает или уже умер от холеры. Доктор только что от него; он нашел его при последнем издыхании и ничего уже сделать не мог. До него его лечили еще несколько докторов и не успели спасти несчастного.
А вот говорят, что он уже и умер.
Бедный Пекарский! Я дня четыре тому назад виделся с ним: он весело гулял в парке. До того он жаловался несколько на расстройство желудка, но он не обратил на это особенного внимания. Это большая потеря для Академии и науки. Он много и честно трудился для них.
12 июля 1872 года, среда
Вчера было довольно свежо, особенно вечером. Ночью шел дождь и прогремел вдали гром. Сегодня прелестнейший и жаркий день.
13 июля 1872 года, четверг
По словам доктора Фаесанова, Пекарский чувствовал уже себя не совсем здоровым за несколько дней до болезни.
В этом состоянии он еще обедал в гостях, и, разумеется, без надлежащей осторожности; да обед еще был на открытой галерее, где, вероятно, бедного его и продуло. В прошедшую субботу открылась у него сильнейшая холера. Были созваны всевозможные медики, но спасти его не могли. В последний день, то есть в день агонии, он страшно страдал. Бедный Пекарский! Смерть застигла его в лучшую минуту его жизни, когда ему все улыбалось. Труды его шли как нельзя успешнее. Он пользовался уважением и известностью как ученый. Во время юбилея петровского ему дали значительную денежную награду за прежний его труд о состоянии просвещения в петровскую эпоху. И вот тут-то судьба его и подстерегла. Ему было едва ли сорок лет.
Интеллигенция наша почти разом понесла большие потери. Умерли: Гильфердинг, Утин за границею — Борис, тот, который был профессором прав в здешнем университете, и Пекарский.
16 июля 1872 года, воскресенье
В этом страшном антагонизме сил, где одна стремится поглотить другую, поглощает ее и сама поглощается третьей, — в этой трагической борьбе за существование заключается жизнь, и не человеческая воля дает или терпит такой характер жизни.
20 июля 1872 года, четверг
Что за гнусное существование! Мы ущемлены между двух зол, посланных на нас природою: холерою и оспою. Последняя с неистовою силою свирепствует в Петербурге, первая тоже делает свое отвратительное дело очень усердно: она проявилась уже и здесь. Вам ежеминутно угрожает бедствие: вы ходите, спите, едите, работаете, так сказать, перед глазами смерти. Забурчит ли в желудке, чувствуете ли небольшую в себе перемену, малейшее изменение в обычном течении ваших дней — вам кажется, что гроза готова на вас обрушиться. В несколько часов, здоровые, крепкие, вы можете провалиться если не сквозь землю, то в землю. Так случилось, например, с Пекарским. А по селам вокруг вас чума скота. И этак не один день, не два или три, а целые месяцы, и притом лучшего, благоприятнейшего лета, которое не жарко, но тепло, с перепадающими от времени до времени дождями. Что же тут делать? Благоразумие предписывает не пренебрегать предосторожностями, особенно в пище, а остальное, не падая духом, предоставить судьбе.
23 июля 1872 года, воскресенье
Вы требуете не того равенства, которое основано на законах человеческой природы и требованиях права. Вы хотите равенства между бездельником и честным человеком, между умным и дураком, между невеждою и человеком просвещенным, даже между вором, злодеем и трудолюбивым, полезным гражданином.
25 июля 1872 года, вторник
Государственный ум есть тот, который способен управлять государством. Управлять людьми значит не притеснять их и не потворствовать им.
Что за вздор я написал? Управлять людьми значит извлекать из них как можно больше денег или власти и славы для себя.
30 июля 1872 года, воскресенье
Заходил навестить Пекарскую. Она уехала в город, но меня приняла ее сестра… Пекарский не страдал ни так много, ни так долго,
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр