Форма входа
Читем онлайн Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
из того, что многие люди, честные и мыслящие, желали, как единственного обуздания грубой воли повелителя, чтобы нас побили в Севастополе. К сожалению, это исполнилось. Много ли от этого урока выиграла Россия? Говорят, что от этой встрепки мы прозрели. Правда, на минуту, для того чтобы, зевнув, потянувшись, снова погрузиться в сон.
8 декабря 1872 года, пятница
Сухомлинов утвержден экстраординарным академиком.
15 декабря 1872 года, пятница
Был у меня Неверов, попечитель Закавказского округа. Он приехал сюда просить пощады от греческого языка. Дело в том, что Закавказский край лишен почти вовсе лекарей и ветеринаров, отчего и людям и скоту приходится очень плохо: болезней тех и других некому лечить. Некоторые местности прямо обратились к наместнику, великому князю, с просьбою дать им лекарей. Но где их взять, когда и во внутренних губерниях их нет. Надобно приготовлять докторов в университетах, куда без греческого языка нет доступа, а желающих учиться по-гречески не имеется; и великий князь и попечитель готовы бы помочь горю, да Георгиевский не хочет. Он утверждает, что ни за что не сделает изъятия в пользу желающих посвятить себя медицине: пусть и холера, и оспа, и скотские падежи разгуливают по России, лишь бы греческий язык существовал. И вот Неверов, кажется, и уедет, не добившись того, чтобы на стипендии Закавказского края позволено было вступать молодым людям в университеты по медицинскому факультету с одним латинским языком, без греческого.
17 декабря 1872 года, воскресенье
Работаю над отчетом по Второму отделению к акту Академии. Приходится служить панихиду: мы в нынешнем году недосчитываемся четырех так называемых деятелей науки: Пекарского, Даля, Гильфердинга, К. И. Невоструева. Надобно говорить об их жизни и трудах.
27 декабря 1872 года, среда
Неусыпно работал над биографиями академических покойников, о которых 29-го надобно говорить на акте, и не уверен, что написал их хорошо. Так, впрочем, со мною всегда бывает.
29 декабря 1872 года, пятница
Акт в Академии. Читал мои биографические очерки о Пекарском, Дале, Гильфердинге и Невоструеве.
Вечером были у меня Майков, Неверов и Благовещенский с женою. Последний назначен ректором в Варшавский университет на место Лавровского, который поссорился с попечителем и, как говорят, вел себя очень высокомерно.
Общественный дух наш проявляется тогда, когда нужно страдать от внешнего врага, хотя и тут не обходится без неурядицы и разных скверных проделок вроде казнокрадства, хвастовства, ссор и пререканий друг с другом и проч. Но как скоро гроза затихнет, все опять приходит в прежний порядок, то есть беспорядок. Значит, мы — нация, в
этом нет сомнения. Но какая? Есть ли у нас залоги высокого исторического призвания? Это другой вопрос.
В науке, в литературе, в администрации, в суде у нас попадаются личности и даровитые и как будто одушевленные интересами общественными. Но они действуют врассыпную, в одиночку; каждый хочет поступать сам по себе, отличиться и, лелеять свои собственные цели. У нас нет того, что называется принципами.
Общественное мнение питается слухами и колышется со стороны в сторону, как волна морская. Может быть, этому виною и правительство, препятствующее полной гласности. Но во всяком случае мы не в состоянии выработать ни одной определенной крепкой идеи.
Беспрестанно слышны изъявления недовольства то тою, то другою мерою. Но только повей на нас тепленьким ветерком милости и благоволения, мы тотчас готовы со всем примириться, не из великодушия или благодарности, а так, потому что привыкли все считать Божиим да царевым.
Кто такие наши либералы? Недоучившиеся или ничему основательному не выучившиеся мальчуганы, которые, зачерпнув несколько глотков коммунизма, социализма, демократизма или какого другого изма из чужеземных книг, мечутся, как пьяные, на все, что не согласно с этими измами, и думают, что они могут поворачивать общество куда им угодно. Они считают себя и силою и властью. Их берут под присмотр полиции. Вот их теперь, как стадо баранов, выгоняют на классическую пажить, полагая, что там они наедятся хороших идей. Будет ли из этого толк — увидим со временем, а теперь трудно поверить, чтобы из этого вышло то, чего хотят. Оно, может быть, и вышло бы, хоть не в такой мере, как полагают зачинщики этого дела, да за него принялись слишком нерассудительно, круто.
31 декабря 1872 года, воскресенье
Заезжал к Неверову; ему не удалось отстоять у министра народного просвещения того, чтобы воспитанники Закавказского учебного округа могли поступать на медицинские факультеты университетов без греческого языка. Поводом к этому ходатайству было совершенное неимение лекарей и ветеринаров, отчего люди и скот гибнут страшно.
Зимы у нас нет. Беспрестанные дожди, туманы, тепла по 2R. Сегодня особенно скверный день.
Вот и 1872 год оканчивается. Чем же он был для меня? Я существовал — и только. Внутренний мой мир был полон тревог и обычного самонедовольства, которые сделались у меня хроническими. Особенно я очень часто занимался пересмотром и контролированием моей прошедшей жизни, и выходило всегда одно и то же: трудно представить себе человека, который бы делал более глупостей и ошибок, чем я. Теперь я как Марий на развалинах Карфагена — на развалинах всего, что когда-то мною делалось или имелось делаться: впереди ничего, кроме окончательного уничтожения. Если еще что-нибудь меня поддерживает, так это живущий во мне — чтобы продолжить сравнение — дух Мария, то есть дух, способный превозмочь судьбу и самого себя. Я бессилен во всем, силен только в одном: в какой-то странной, необъяснимой вере, что я не паду ни умственно, ни нравственно. И это среди непрерывных колебаний и тревог моего внутреннего мира! Не есть ли же это нелепое противоречие между некоторого рода силою и бессилием, мною сознаваемым? Правда, это противоречие. Но тем не менее это, говоря языком нынешней науки, факт.
Прощай, 1872 год.
1873
1 января 1873 года, понедельник
Никуда. Погода отвратительная: мелкий дождик и сырость с холодом проникают до костей.
Только и толков, что о погоде. Боятся неурожая, если так продлится. Иные думают, что во Вселенной случился какой-то переворот, в котором замешаны солнце и кометы. Полагают, что природа свихнулась так же, как люди, забывая, что в природе господствуют строжайшие законы, беззакония же только у людей.
Наша современная общественность не обещает ровно ничего, что бы превышало пошлость настоящего. Эта пошлость так въелась в наши нравы, что они неспособны возвыситься ни до чего, из чего образуется мощь умственная и нравственная. Самая резкая и выдающаяся сторона общественности нашей, отмеченная особенною жизненностью, это страсть к прибытку, к
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр