Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя кивнула.
Минут через десять-пятнадцать, когда они совсем было собрались остановиться и дождаться автобуса, их неожиданно окликнул бывший Арин Гриша. Что он делал в этой части города, он не объяснил, да Митю это и не интересовало. Как и сам Гриша. Его скорее удивило, что, несмотря на то что с Арей они расстались, и уже достаточно давно, желание съездить ему по морде не прошло совершенно, а если и уменьшилось, то совсем чуть-чуть.
– Привет, – закричал Гриша с другой стороны улицы и сразу же начал переходить проезжую часть по диагонали. – Кого это ты тащишь? Хомяк, что ли?
– Щенок, – сухо ответил Митя, всем своим видом показывая: «чтоб ты провалился», но Гришу такими намеками было не пронять.
Тогда Митя повернулся к Кате.
– Гриша, – сказал он, – Арин приятель. По еврейскому движению.
Гриша кивнул.
– Катя.
– Откуда тащите? – спросил Гриша.
– Шел по газону. Брошенный. Решили взять, – объяснил Митя.
– Щенков спасаете. Это, конечно, дело. Тимуровцы. Не перевелись, оказывается. Кто бы мог подумать. Он или она?
– Он.
– А как назвали?
Катя и Митя растерянно переглянулись. Почему-то именно об этом они еще не успели даже подумать. Катя пожала плечами.
– Что, еще не решили? – переспросил Гриша.
– Нет, – ответил Митя.
– Тогда у меня есть для вас классный еврейский анекдот.
– Валяй. – Митя понадеялся, что он расскажет и уберется.
– Абрам и Сара решают завести кота. «Давай назовем его Соломоном». – «Как ты таки можешь так говорить? – кричит Сара. – Как ты можешь хотеть назвать кота человеческим именем? Назовем его лучше Васей».
Гриша расхохотался. Катя неловко опустила голову и рассматривала асфальт. Митя почувствовал, что желание съездить ему по морде снова стало таким же острым, как тогда, когда Аря с ним встречалась. Но устраивать драку в Катином присутствии ему было и неприятно, и стыдно, да и руки были заняты щенком. Щенка можно было, конечно, отдать Кате, но задеть щенка они все равно могли.
– Что не смеетесь? – с деланым удивлением спросил Гриша. – Смешно же? Ну правда смешно ж, не будете же спорить? Так и назовите вашего пса Ваней. Где Вася, там и Ваня, а?
– Ты бы шел спокойно, – сказал Митя, – но быстро.
– Ты что, мне угрожаешь?
– Именно.
Гриша изумленно на него посмотрел:
– Митяй, ты что?
– В последний раз повторяю, – ответил Митя. – Ты меня услышал?
Гриша кивнул.
– А теперь очень быстро продолжай идти куда шел.
Гриша еще раз удивленно посмотрел на них, но ушел действительно быстро.
Они оба молчали, и Митя не знал, как раскрыть рот.
– Каков ублюдок, – наконец сказал он. – Как только Арю угораздило с ними стусоваться. Прости за этого придурка, – добавил он чуть позже.
Катя продолжала молчать.
– Честно говоря, не люблю еврейские анекдоты, – вдруг ответила она. – Вроде бы они и не злые. Но как-то так из них получается, что только евреи – люди. А все остальные непонятно что, так, говорящий скот.
Теперь уже Митя изумленно на нее посмотрел, и у него снова перехватило дыхание, но на этот раз не от гнева, а от горя.
– Ты заговорила как твой отец, – ответил Митя, в страхе в нее вглядываясь.
Подняв глаза, Катя посмотрела него прямо, жестко и горестно. Опять замолчала. Долго шла молча. Потом остановилась. Подняла глаза. Задержала взгляд на Мите.
– Наверное, мы все сошли с ума, – подавленно сказала она, совсем как тогда. Потом еще подумала и добавила, неожиданно заулыбавшись: – А вот сама идея мне нравится. Пусть он и правда будет Ваней.
– Слушай, – ответил Митя, – не пытайся это замять. Мы же оба понимаем, что все это было отвратительно.
– Было и было, – так же весело и даже чуть ехидно сказала Катя. – Зато у щенка теперь есть имя. Может быть, это было знамением. Даже черти служат Божьей воле. – Ваня, Ваня, – все так же весело и светло позвала она.
Почти каждый день Митя приходил проведать щенка, так что теперь они были вынуждены проводить у Кати дома все больше времени. На второй день, как только Митя переступил порог, щенок Ваня узнал его шаги и все еще неуклюже затопал навстречу. Но проводить много времени у Кати Митя не мог; в любой момент могли вернуться ее родители. С Сергеем Петровичем он больше не сталкивался. Но когда он звонил в квартиру, даже Катина мама демонстративно закрывала дверь своей комнаты, не выходила поздороваться; пару раз они случайно столкнулись в коридоре. Так что, когда щенок немного подрос и ему сделали прививки, они с Катей забирали его на улицу, и Митя подолгу играл с ним на летней траве или просто его гладил.
« 8 »
К отъезду Арина готовилась относительно долго; не только оформляла документы, но и продолжала изучать язык. А вот ожидание было скорее волнующим, чем счастливым; оно наполняло легкие и переполняло грудь. Нетерпение и неопределенность отчетливо пульсировали в душе. Время казалось медленным, но не так, как когда в романах пишут, что время «медленно текло»; скорее оно шло на цыпочках, а Арина пыталась заглянуть за его край и увидеть, как оно там, с той стороны. Но и счастливым это ожидание было тоже. «Наверное, так себя чувствуют, – как-то подумала она, – перед тем, как прыгнуть с парашютом». Одно время Арина думала о необходимости уехать как о чем-то вынужденном; как если бы земля начала раскачиваться и уходить из-под ее ног. Она все еще остро и отчетливо помнила, как собиралась выброситься с балкона, если во время того, к счастью, не произошедшего зимнего погрома бандиты ворвались бы в квартиру и попытались бы ее изнасиловать. Забыть такое было невозможно, да она и не собиралась.
Оставаться после этого было и унизительно, и гнусно; скорее она не понимала родителей и Митю, которые, как ей казалось, от всей этой истории с предполагаемым погромом просто отмахнулись, как от еще одного эпизода обрушивающегося на страну хаоса. Но потом она стала смотреть на все происходившее и иначе. Арина вспоминала увиденные на Украине бывшие еврейские дома и заброшенные кладбища с диковинными животными и надписями на древнееврейском. Эта огромная, прекрасная, до такой степени не понятая обывателем цивилизация была разрушена, сожжена в печах и расстреляна во рвах. Она уже не могла восстановиться там, где Арина с ней соприкоснулась, где последние руины этой цивилизации на глазах уходили под землю; но она восстанавливалась там, откуда изначально пришла, где было ее изначальное истинное место. И ее, Арины, долг перед расстрелянными и замученными, долг столь же непреложный, сколь и неписаный, был в том, чтобы стать частью этого возвращения.
Постепенно Арина начала думать о том, что именно поэтому все и случилось, не в силу хаоса, краха власти или волны антисемитского безумия, а потому, что именно так это и должно было произойти. В этом смысле глубинное величие происходящего не имело практически никакого отношения к тем по большей части ничтожным и корыстным людям, которых она встречала в еврейской деятельности. Глубинная правда происшедшего и продолжавшего происходить была в другом. Сотни тысяч, а может быть, миллионы людей поднимались с тех мест, где на протяжении столетий жили их предки, и каждый из них по своим собственным, случайным и, по сути, не имеющим
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза