Форма входа
Читем онлайн Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
для этой страны пока еще ничего не сделал. Так что цени то, что тебе дают даром. А дают много. Квартира очень хорошая. И гораздо больше нашей квартиры в центре абсорбции.
Спорить с последним утверждением было невозможно, квартира действительно была больше. Но спорить об этом Лева не собирался.
– Видимо, у нас с тобой разные представления о том, что такое очень хорошая квартира, – парировал он. – Если бы я хотел жить в хрущевке, я мог бы переехать и в Люберцы.
Отвечать на подобное Тамара Львовна отказалась. Но в каком-то смысле Лева был прав, и в глубине души она тоже была немного обижена. Ходили слухи о роскошных виллах и огромных квартирах в иерусалимской Рехавии и тель-авивском Рамат-Авиве, которые получили и продолжали получать именитые «узники Сиона» и лидеры еврейского движения. Она не знала, что из этого правда, но было понятно, что либо ее бывшие заслуги, либо ее полезность для будущего оценили не очень высоко. Кроме того, она не знала, в чьи именно функции входило давать подобные оценки ее прошлому и будущему, и от этого ей было обидно вдвойне. Но она снова промолчала. Они осмотрели квартиру, а через несколько дней переехали. Еще через неделю Тамара Львовна почти успокоилась.
– Спрашивай не что твоя страна сделала для тебя, – гордо сказала она Леве, – а что ты сделал для своей страны.
Лева скривился.
– Ты не на митинге, – ответил он.
Это был один из тех редких моментов, когда ей захотелось на Леву заорать, но голос на сына Тамара Львовна не повышала практически никогда. Даже если иногда он мог в чем-то ошибаться, как любой другой человек, она очень ясно отдавала себе отчет в том, насколько он превосходил практически всех своих сверстников.
И все же полностью обида не проходила. Самым обидным было даже не то, что ее родина, в которую Тамара Львовна так сильно и так давно стремилась, так низко оценила ее прошлые заслуги, а то, что как раз никаких митингов здесь не было. Все то многое и важное, что она обдумала за годы борьбы с кровавым советским режимом, все то, что ей так хотелось высказать, но высказать было практически негде, кроме узкого круга единомышленников на кухне и несколько более широких встречах, которые они организовывали в лесу, в постоянном страхе перед КГБ и его стукачами, – все это она теперь могла говорить свободно, но, как это ни странно, слушать ее было некому. Тамара Львовна представляла себя и своих товарищей по сионистскому подполью как новых пастырей Израиля, который услышит их почти пророческое слово и пойдет вслед за ними. Еще в Москве они думали, что смогут вдохнуть свежее дыхание в выцветшие от политической и социальной рутины сионистские идеалы.
Несколько раз, особенно в ее первый год в Израиле, ей предоставляли возможности выступать перед большими ивритскими аудиториями; среди прочего за это хорошо платили. Но публика смотрела пустыми глазами в пол или потолок, а иногда попросту зевала. Хорошими манерами израильтяне не отличались. «Научить их приличным манерам тоже дело будущего», – как-то подумала она. Но были дела значительно более насущные, связанные с самим будущим, самой судьбой еврейского народа, и вот как раз о них израильтяне категорически отказывались слушать. Поначалу она списала это на свой иврит и в следующий раз попросила приставить к ней симультанного переводчика. Переводчика Тамара Львовна получила, но глаза ее слушателей так и остались пустыми. Это неожиданная невостребованность их идей и их многолетней борьбы угнетала ее все больше, а после одной из таких лекций она, даже не поужинав, легла в постель и не вставала неделю, так что Лева начал за нее волноваться. Но потом депрессия почти прошла. Она писала статьи для немногочисленных израильских газет по-русски. Платили за это мало, а имело ли то, что она писала, читательский отклик, понять ей так и не удалось.
Но время шло, Советский Союз, совсем недавно казавшийся незыблемым и едва ли не вечным, разрушался со скоростью, о которой не мечтали даже его злейшие враги; из не очень большой и относительно фрагментарной общины советские репатрианты все больше превращались в огромный сектор израильского общества. Вместе с этим превращением многие начинали понимать, что пустить этот процесс на самотек было бы как минимум безответственно; было важно, во что репатрианты будут верить, как себя поведут в той или иной ситуации, за кого проголосуют; по мере нарастания социальных проблем было важно и просто удержать их от социального взрыва. В одной из организаций, работавших с репатриантами, начала работать Тамара Львовна; не на первых ролях, но теперь это уже не так ее угнетало. Она смотрела на Леву и понимала, что изменить Израиль, повести его по пути новой национальной идеи и национального обновления – это не та задача, которую сможет решить ее поколение, а вот для поколения следующего, Левиного, который уже будет говорить с израильтянами на одном языке, эта задача вполне по силам. Так что и в этом смысле тоже она смотрела на Леву с быстро растущей надеждой.
Но вот как раз Левины эмоции были гораздо более сложными. Еще в первые недели в Израиле, когда он приезжал в центр Иерусалима, Лева удивлялся тому, что арабы ходят там совершенно свободно, практически без присмотра и, по крайней мере на первый взгляд, делают все, что им заблагорассудится. Когда же они с Тамарой Львовной ехали смотреть свою будущую квартиру в Неве-Яакове и проезжали через арабскую деревню (тогда он еще не знал, что деревня называется Шуафат), Лева был потрясен и вывесками на арабском, во многих случаях даже без параллельного ивритского перевода, и тем, что, судя по всему, на еврейской земле арабы чувствуют себя так вольготно, как если бы они находились в Ираке или Саудовской Аравии. К тому моменту соседи по центру абсорбции ему уже объяснили, что арабы могут свободно ходить по еврейским кварталам города, а еврей может зайти в арабский квартал только с опасностью для жизни. Когда Лева это понял, он ощутил смесь отчаяния и глухой злобы. Оказалось, что даже здесь, в Израиле, постоянно объявлявшем себя еврейским государством, евреи снова оказались людьми второго сорта.
Именно тогда он впервые понял, что страной, скорее всего, правят скрытые предатели, находящиеся на содержании у арабских нефтяных шейхов. Найти другое объяснение происходящему казалось ему невозможным. Тем временем набирала обороты первая интифада; каждые несколько дней газеты, радио и телевидение сообщали о беспорядках, стычках с полицией, а то и терактах. В некоторых из них гибли евреи. При каждом новом сообщении Лева начинал предполагать, что речь идет о тактической уловке, и начинал заново ждать, что Израиль все же среагирует – и среагирует так, как должен был уже давно, и сбросит на арабов атомную бомбу, которыми, как Лева знал из газет, хвасталась еще Голда Меир. Однако этого снова не происходило, и он постепенно впадал во все большую растерянность, временами сменявшуюся приступами ярости. Благодаря старым связям Тамары Львовны для Левы нашлась работа в Еврейском агентстве – Сохнуте. Выступать от имени Сохнута ему нравилось, и он даже представлял себе, как в будущем станет выступать на многотысячных митингах, но в его настоящем времени значительная часть работы была
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев бесплатно.
Похожие на Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев книги
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза