Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну что ж, если инженером стать не судьба, можно податься в университет на физмат. Собеседование проводил декан, профессор-физик М.А.Павлов (бывший ректор пединститута). Ольшанским он остался доволен. Тот мог уже считать себя студентом. Но тут прошёл слух, что Кишинёвский сельскохозяйственный институт объявляет первый набор на факультет механизации. Ольшанский забирает документы из университета и поступает на мехфак. Военком, скрежеща зубами и матерно выражаясь, признал, что остался с носом.
Из всех принятых на мехфак 62 % составляли евреи, среди них многие – фронтовики, а группа Ольшанского была и вовсе перенасыщена «инвалидами 5-й группы», в ней оказалось только трое русских, и, когда преподаватель по военной подготовке, полковник П.А.Копцев, появлялся за кафедрой и произносил: «Ну что, начнём, братья славяне!», его юмор встречал полное понимание. Несколько позже при Сельхозинституте открылся гидромелиоративный факультет, так его вообще называли еврейским. В ту пору даже на факультет иностранных языков пединститута ещё принимали еврейских девчат, притом – без взяток. У Ольшанского там было много приятельниц: Сарра Бузиновская, Бэлла Кацап, Мина Аранович, Фаня Копель, Шура Ройзман.
Присущая евреям тяга к образованию получила выход в послевоенные годы в Кишинёве благодаря отсутствию конкуренции со стороны местной молодёжи. За годы эвакуации еврейские подростки сменили среду, в том числе и языковую. Они жили и работали среди русских, русский язык стал для этого поколения своим. Местная же молодёжь ещё не владела русским языком настолько, чтобы «потянуть» обучение в вузе. Приняли многих, но приехавшие из молдавских сёл почти сразу «отсеялись».
Работая уже в Германии над темой «Евреи и немцы в контексте истории и культуры», я изучила много документов и публикаций и могу свидетельствовать, что в 1900 году, после того, как Бисмарк даровал права гражданства немецким евреям, среди них было в десять раз больше получивших высшее образование, чем среди христиан. Заложенная в самих традициях иудаизма мотивация евреев к приобретению знаний привела к тому, что еврейская молодёжь оказалась более конкурентоспособна, чем немецкая. А понятие о честности, веками внедрявшееся и укоренившееся в сознании немцев, оказалось в ту пору сильнее националистических и расистских предрассудков и не позволило немецким профессорам возвести заслон на пути евреев к образованию. Принимали до 30-х годов по способностям, по знаниям. В советской Молдавии еврейское счастье оказалось менее продолжительным.
Среди профессорско-преподавательского состава Кишинёвского сельхозинститута было тоже немало евреев, которым Ольшанский (и не один он) многим обязан. Профессор Леонид Наумович Айзенберг заведовал кафедрой органической химии (1944–1970). Доцент Арнольд Абрамович Габович, выпускник Ясского университета, с 1945 года работал на кафедре физики. Наум Самуилович Магин, учившийся языкам в Гренобле и Льеже, получивший диплом Московского пединститута, с 1951 года заведовал кафедрой иностранных языков. Доцент Арон Абрамович Мосяк с 1950 года заведовал кафедрой «Технология металлов». Это те, кого Ольшанский знал лично.
Показательно, что евреи – специалисты высшей школы, уволенные в соседней Одессе в начале 1950-х, находили работу в кишинёвских вузах, их принимали охотно и доверяли кафедры. Задумавшись над причиной такого положения вещей, я нашла лишь два объяснения: во-первых, в Кишинёве не было других специалистов, сказывалась нехватка кадров, во-вторых, во главе руководства в ту пору были ещё люди старой закалки, умевшие принимать ответственность на себя, да и не лишённые порядочности. Председателем Совета министров МССР с 1946-го по 1958 год был Г.Я. Рудь. Короткое время, с 1950го по 1952 год, он работал вместе с Л.И. Брежневым, тогдашним первым секретарём ЦК КПМ. Брежнев не был зоологическим антисемитом, в отличие от оголтелого сталиниста генерала МГБ Мордовца, внучка которого, кстати сказать, оказалась моей студенткой. А что касается Рудя, то сотрудник газеты «Еврейское местечко», которая выходила в Кишинёве под эгидой благотворительной организации Дор ле Дор, бывший выпускник Сельхозинститута, сделал такое признание: «Когда ректором был Г.Я. Рудь (он возглавлял институт с 1962 года вплоть до смерти. – Г.И.), среди заведующих кафедрами работало немало евреев. И не только тех, с кем Герасим Яковлевич партизанил в годы войны. Один из бывших больших руководителей республики, он в своём вузе людей с пятой графой в обиду не давал. На общую тенденцию повлиять, конечно, не мог, но евреев с научными заслугами при нём в сельхозе не трогали».
Да, в послевоенные десятилетия в Молдавии совестливые руководители смягчали государственно-партийный антисемитизм, но разве они могли его отменить вообще? Разве могло местное руководство своею властью отказаться от закрытия синагог, еврейских школ, газет? Разве могли они отменить депортацию?
Нужно сказать, что на периферии антисемитизм не принимал таких разнузданных форм, как в центре. Те, кто жил в Средней Азии, вспоминают, что после войны там в городах осталось много эвакуированных евреев и некоторые заняли руководящие должности. Их там не увольняли, даже в разгар «дела врачей» медицинских работников-евреев не трогали, заменить их было практически некем. Подготовкой национальных кадров на окраинах уже начали заниматься, а кому её поручить, как не евреям!
Среди первого выпуска инженеров-механиков Кишинёвского сельхозинститута были и ребята из молдавских сёл, назову их поимённо: Василий Аргирий, Георгий Круду, Михаил Чебан, Алёша Кривой, Иван Цыля, Степан Цыра, Борис Мунтян, Михаил Чебан. Некоторые потом достигли значительных высот в карьере.
Поскольку прожить на стипендию Ольшанский не мог, тем более что на его иждивении была мать, он совмещал учёбу с работой на электростанции. Работа там шла в три смены – по 8 часов. Он старался брать ночные смены, после которых бежал в институт на занятия. Первый декан Ю.П.Келоглу, организовавший факультет, а затем и А.С. Парсаданян, после того как Исаак вместе с дружком Иоськой Шапошниковым помогли смонтировать оборудование лаборатории электротехники, разрешили им свободное посещение. Уставал, иногда засыпал на лекциях, часто не успевал поесть (а еда – батон хлеба, кусок колбасы и бутылка ситро), но учился Исаак жадно, с охотой, и был всегда в числе первых. Диплом об окончании получил «с отличием». Он защищал его первым, но в газете, освещавшей это событие в жизни республики, первым был назван выпускник-молдаванин. Это уже тогда считалось в порядке вещей.
Сейчас ему самому не верится, как у него хватало сил и на вечеринки с танцами, а танцевать он любил, и на посещение филармонии (записался в Университет музыкальной культуры), где лекции музыковеда Марка Мануйлова сопровождались фрагментами из музыкальных произведений в исполнении камерного оркестра. В 1950-м в городском саду была возведена крытая
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История