Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За будущими офицерами на площадь вступали лицеисты со своими оркестрами. В городе было несколько лицеев, куда дети состоятельных родителей поступали после начальной школы. В лицеях обучение продолжалось 8 лет, выпускники сдавали экзамен на бакалавра, экзаменаторами были профессора при Ясском, Клужском или Бухарестском университетах. Выдержавшие экзамен могли поступать в высшие учебные заведения Европы. Собственно говоря, лицеи – это бывшие русские гимназии царского времени, румыны не на пустом месте их открывали.
Все лицеи были представлены на параде. Вначале шёл классический Лицей Александру Донич, за ним – Лицей имени Алеку Руссо (его иногда называют реальным училищем, он располагался в красивом трёхэтажном здании на улице Пирогова, ныне – Когэлничану, сейчас там – филологический факультет университета), затем – Лицей имени Богдана Хашдэу, следом – Лицей имени Михая Эминеску, располагавшийся на Садовой улице в доме, выстроенном княгиней Вяземской, и, наконец, Коммерческий лицей, находившийся на Могилевской. Кстати, самым лучшим лицейским оркестром, кроме военного – тот был вне конкуренции! – считался оркестр Коммерческого лицея; бо́льшую часть оркестрантов в нём составляли евреи. Все лицеисты носили форму, которая различалась цветом петличек и околышей фуражек: красные, синие, зелёные и жёлтые.
Нашему маленькому герою довелось лицезреть румынского короля Карла II Гогенцоллерна и наследника престола Михая во время их визита в Кишинёв в 1938 году. Они медленно проезжали по Александровской в роскошной машине – чёрном «мерседес-бенце» с откидным верхом оливкового цвета, а народ приветствовал высоких гостей. Ицик запомнил, что король был очень красив и элегантен. На Соборной площади короля и принца приветствовали отцы города, и среди них раввин Идэ-Лейб Цирельсон. Он был маленьким, тщедушным, но держался с достоинством и говорил на румынском языке, который выучил уже далеко не молодым человеком.
Видел Исаак и королеву-мать Марию, урождённую принцессу английскую. Она была уже немолода, но ещё очень красива. Её маршрут проходил по Георгиевской улице. Открытое ландо, запряжённое четвёркой лошадей, остановилось у Георгиевской церкви, где королеву и увидел наш Ицик. Учеников церковно-приходской школы построили справа во дворе для приветствия. Затем кортеж двинулся вниз по улице мимо дома, где жили Ольшанские, и свернул налево, к Вознесенской церкви. Рядом с ней находился сиротский приют, попечительницей которого королева являлась. Он и был целью её посещения.
В городе славилась женская гимназия, носившая имя вдовствующей королевы – Regina Maria. Она располагалась в великолепном двухэтажном здании на углу Пушкинской и Подольской, а чуть ниже по Пушкинской находилась их гимназическая церковь, работы Бернардацци, которую посещали гимназистки и ученицы соседней, намного более демократической гимназии имени княгини Дадиани, на деньги которой было построено прекрасное двухэтажное здание (также по проекту Бернардацци) на углу Киевской и Пушкинской. Сама княгиня была с момента основания директрисой этой гимназии. Сюда принимали девочек и из состоятельных еврейских семей. Обучение велось на французском языке.
Ни с одной из гимназисток Ицик в своём отрочестве знаком не был, но на центральных улицах и в городском саду он иногда на них заглядывался. Впрочем, на Георгиевской проживали две гимназистки – дочери хозяина кожевенной фабрики Бербера. На Ицика они взирали надменно-презрительно. Но в махале о них шла дурная слава как о девицах «ещё тех», а махала, как известно, знает всё. Пример берберовых дочек подтверждал правоту стариков, брюзжавших о повсеместном падении нравов.
Глава 17. Политика стучится в дом
В анналах семьи сохранилась история о встрече Ханны Райгородецкой с тогдашним бандитом, а впоследствии легендарным комбригом Красной армии Григорием Котовским. Встреча была мимолётной, и произошла она якобы в кишинёвской тюрьме, которая высилась сто лет как настоящий замок, пока не разрушилась во время землетрясения 1940 года. Что привело добропорядочную Ханну в тюрьму? Туда был помещён её младший брат Йонтл за членовредительство с целью уклониться от службы в армии. Время было военное, началась Первая мировая война, и Йонтла ждало суровое наказание. Во время свидания с братом она якобы и увидела бритого наголо молодого человека в кандалах, который ходил кругами по тюремному двору. Котовский, если это был он, тоже заметил молодую еврейку и поинтересовался у Йонтла, кто эта симпатичная девушка. На этом всё и кончилось.
Жизнелюб Котовский и впрямь имел любовницу-еврейку, причём жила она на углу соседних Вознесенской и Ивановской улиц, а сам он скрывался в «малине» на Титовской. Молдавский Робин-Гуд был парень не промах, за что и поплатился. Но ведь предупреждала пушкинская Клеопатра: «Ценою жизни ты мне заплатишь за любовь!» Но Котовский не читал Пушкина, хотя и учился некоторое время в реальном училище.
Семейную легенду пришлось опровергать мне (занятие неблагодарное). Путём нехитрых разысканий я выяснила, что в ту пору Котовский находился на свободе, к тому же за пределами Кишинёва. А в целом семейство Ольшанских и вся их немалая мешпуха (родня) были далеки от политики. Но как это иногда бывает, в стаде завелась паршивая овца. Собственно, овца оказалась пришлой: Рейзл, старшая сестра Ханны, в начале войны вышла замуж за профессионального революционера. Возможно, он был «бундовцем»[18]. Новый член семьи занимался только делами своей партии. Бабушка возмущалась: «Где это видано, чтобы жена работала, а муж таскался по собраниям и митингам?!» Зять был в её глазах гурнышт («абсолютное ничто»). На одном из митингов (время было ещё царское) полиция применила водомёт, стояла зима, промокший с головы до пят муж Рейзл простудился, заболел скоротечной чахоткой и умер, успев оставить после себя младенца Янкеля, которого легкомысленная Рейзл вскоре отдала на воспитание родителям своего «непутёвого» покойного мужа.
Вчитываясь в «Записки губернатора» князя С.Л. Урусова, я нашла там кое-что и по интересующему меня вопросу. Вот что он пишет относительно революционности евреев края: «В кишинёвском еврействе замечался несомненный раскол между старшим поколением, настроенным не революционно, мечтавшим только о хлебе насущном, и молодёжью, увлечённой идеей активного участия в революции. Вообще кишинёвский Израиль не был воинствующим, и у меня сложилось убеждение, что среди наших евреев склонность к спокойному буржуазному существованию, равнодушие к идейной стороне всякого рода политики, пожалуй, сильнее, чем у прочих населяющих Россию народностей. По
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История