Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все уезжают» представляет собой неполную вольную экранизацию грустной и красивой книги Венди Герры. Действие происходит в 80-е, когда Кубинскую революцию настигает очередной кризис. Родители девочки по имени Ньеве развелись: отец, убежденный революционер, мог бы стать хорошим актером, но превратился в банального «разоблачителя», а скептически настроенная мать живет со шведом и тоскует по временам, когда в революции было больше свободы и меньше авторитаризма. На фоне Кубы, не вполне понимающей, кем она хочет быть, родители Ньеве сражаются за опеку, но скоро становится очевидно, что конфликт у них не столько семейный, сколько идеологический, и в конце остается только кучка разрушенных жизней и душераздирающий образ: лицо отца, теряющееся среди сотен лиц кубинцев, отплывающих в Штаты из порта Мариель.
Вокруг фильма с самого начала не утихала полемика. Серхио хорошо помнил премьеру в Гаване, в декабре 2014 года. Имел ли выбор места для премьеры особое значение? Серхио осознавал, что принял решение, поскольку ему любопытно было видеть реакцию революционной публики (или, по крайней мере, публики, среди которой найдется хотя бы несколько убежденных социалистов) на эту неоднозначную историю. Он и снимать хотел на Кубе, но кубинские власти – то ли потому что фильм был по книге не слишком лояльной режиму писательницы, то ли потому что революция в этом романе выведена не самым благоприятным образом – ничего не ответили, когда Серхио запросил необходимые разрешения, так что съемочной группе пришлось пустить в ход всю магию кино, чтобы убедить зрителя, что сцены, снятые в Санта-Марте, на карибском побережье Колумбии, или где-то в Андах, на самом деле происходят в Гаване или кубинских горах.
История о поломанных судьбах понравилась на гаванской премьере не всем. Со своего места в партере – как обычно, в последнем ряду – Серхио слышал, как реагирует публика. По какой-то причине кубинские кинозрители традиционно ведут себя, как театралы в позапрошлом веке: подбадривают персонажей, оскорбляют, предупреждают, что злодей с кинжалом притаился за углом. До Серхио долетали похвалы, смех, но и отдельные возмущенные возгласы и бессовестный свист, перекрывавший диалоги, а время от времени в полумраке, пронизанным белым светом экрана, поднимался силуэт и, гневно размахивая шляпой или свернутой газетой, топая ногами и сердито бормоча, выходил из зала. Свет бил им в спину, четко вырисовывая очертания. Один из таких силуэтов воскликнул на весь зал:
– Засранцы! Это пропаганда империализма!
Когда фильм закончился и включили свет, Сильвия испуганно посмотрела на Серхио большими глазами и робко улыбнулась: «Какая трудная публика, да?» Серхио долго говорил с людьми, которые к нему подходили. Ставил автографы для поклонников (на пластиковой коробке для DVD или самом диске, блестевшем под люстрами), застенчиво улыбался комплиментам, пожимал каждую протянутую из толпы руку – и все это так вежливо, словно извинялся, что его фильмы не существуют сами по себе, отдельно от режиссера. И вспомнил, почему еще ему запомнилась кубинская премьера – не только из-за странных отношений между фильмом и городом, в котором они находились. Тогда, в 2014-м, на показе «Все уезжают», в разных местах зала сидели мужчины и женщины, которые вот уже два года пытались найти в Гаване, при поддержке кубинских властей и под внимательными взглядами всех стран, мирный выход из полувековой колумбийской войны. Сидели лидеры герильи – по крайней мере, некоторые, – и сидели представители колумбийского правительства. Под одной крышей они выслушали рассказанную на языке вымысла историю о человеческой действительности, которая косвенно соприкасалась с действительностью их переговоров, их противостояния, их непримиримых разногласий. Герильеро тоже подошли к Серхио, и было забавно наблюдать, как они подбирают слова, чтобы похвалить фильм, когда он, очевидно, им совершенно не понравился: показался несправедливым, лживым, контрреволюционным.
Накануне они встретились впервые: командиры герильи узнали, что Серхио в городе, и захотели с ним познакомиться. За непринужденной беседой выяснилось, что они обожают его фильмы и смотрят их в партизанских лагерях, правда, только в пиратских копиях. Поговорили про «Стадионный переворот» – комедию про то, как военные и герильеро заключают перемирие, чтобы спокойно посмотреть матч колумбийской сборной, – и один командир заявил шутливый протест в связи с образом герильи в картине. «Она там игрушечная», – сказал он. И встреча закончилась бы так же легко, как началась, если бы у Серхио не спросили, что он думает про мирный диалог. Серхио решил, что будет безответственно с его стороны упустить шанс высказать в лицо командирам герильи все, что у него на уме, – и высказал. Они ошиблись, заявил он, и у того самого народа, ради которого они якобы боролись все это время, о них самое отрицательное представление; они обязаны сделать все, чтобы обычные колумбийцы и дальше не расплачивались страданиями за эту войну.
– Вы причинили много вреда, – сказал он. – Народ хочет только одного: видеть вас за решеткой.
– Значит, отправимся за решетку, – ответили ему. – Но тогда уж все вместе. Потому что в войне не бывает только одной стороны.
Серхио, разумеется, это понимал и знал, как трудно объяснить это человеку, который подвергся насилию только одной из конфликтующих сторон. Так или иначе, странно было представлять фильм о провале социализма в Гаване, где шли мирные переговоры. Над городом витали призраки холодной войны, и в зале кинотеатра, где проходила премьера, роились обиды, злость, боль и памятные страхи целой страны, потому что герильеро, сидевшие за несколько кресел от правительственных переговорщиков, не оказались бы в Гаване, если бы история в свое время приняла иной оборот (если бы Фидель Кастро не победил первого января 1959 года), да и сам он, Серхио Кабрера, чью жизнь тоже осенила карибская революция, там не оказался бы. Призраки, сплошные призраки. Колумбийцы, которые полвека жили на войне, росли среди ее ужасов, отдавали на ее алтарь своих мертвецов, обнимали тех, кто отдавал своих, подчас желали смерти ближнему, убивавшему или смеявшемуся над убиенными, колумбийцы, которым не удалось уйти невредимыми от миномета истории, видели призраков повсюду; от них было не спрятаться. Вот куда привела их история: в кинотеатр на острове в Карибском море, в 2014 году. История – дама своенравная, подумал Серхио, является, когда ей вздумается, будто играет с нами.
Официальная же премьера «Все уезжают» состоялась в следующем году в Боготе, дождливым вечером. Фильм показали одновременно в четырех залах торгового центра на проспекте Чили, и из всех четырех после окончания разом повалили возбужденные зрители, а Серхио стоял в холле, где продавали хот-доги и газировку, и пожимал руки, обменивался поцелуями в щеку, отвечал на вопросы под слепящим светом телекамер. Ни один поклонник, ни один журналист и представить себе не мог, каких усилий стоило Серхио находиться там. Голову его занимало совсем иное. С гаванской премьеры прошло всего полгода, но казалось, она состоялась в какой-то другой жизни – той, где Серхио был счастлив. В какой момент
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза