Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как Натан Семенович? – спросила она.
Митя пожал плечами.
– Твоя мама с ним снова рассорилась?
«В каком-то смысле», – хотел сказать Митя, но промолчал. Катя заглянула ему в глаза, ощутимо вздрогнула и вдруг взяла его за запястье.
– Прости, – сказала она, – я не знала. Я его очень любила. Мы с дедушкой часто ходили к ним в гости.
– Часто?
Катя кивнула.
– Я не знал.
Они вышли на набережную Фонтанки, остановились. Вдоль льда реки дул сильный и холодный ветер. Повернулись к ветру спиной. Катя убрала руки в карманы пальто. Низкие гранитные ограды были полузасыпаны снегом, но мост казался хорошо расчищенным.
– А как ты с твоими? – спросил Митя. – С тех пор как они вернулись?
Катя помолчала.
– Тебе это действительно интересно?
– Да.
– Я не очень умею говорить на личные темы.
– Я знаю.
– Хорошо. С отцом все так же. Человека, который оттуда вернулся, я практически не знаю. Мне кажется, что дедушка от этого тоже очень мучился. А я больше мучилась из-за деда. Как-то случайно я услышала, как дедушка говорит, что отец вернулся совсем другим человеком. Но тебя это не должно интересовать. Ты же отца толком не знаешь. Видел несколько раз, наверное.
– А?.. – Он замялся, не знал, как спросить.
– А мать? – переспросила Катя. – Мать немного оттаяла. Или я к ней привыкла. Не знаю.
– Ты по нему очень скучаешь?
Вопрос получился дурацким, и Мите стало стыдно. Но Катя ответила.
– Очень, – горько, просто и коротко сказала она и надолго замолчала.
Митя взял ее за локоть и отвел за угол дома, подальше от ветра.
– Прекрати. Я не мерзну. По крайней мере, в такую погоду.
Потом снова задумалась.
– Пойдем в Михайловский сад, – сказала она. – Там всегда красиво. Даже зимой. Я люблю там бывать.
Митя вздрогнул.
«Неужели она ничего не помнит? – с удивлением, горечью и даже легкой обидой подумал он. – Неужели это было важным только для меня?»
– Мне кажется, мы уже пытались, – ответил он, тщательно подбирая слова, стараясь ее не обидеть. – И это не очень получилось. Ты же помнишь.
– О чем ты говоришь? Это же было так давно.
В этот момент Митя тоже ощутил, как далеко и действительно непреодолимо давно это было. Они перешли через мост, оставили все еще заснеженный Летний сад по правую руку, перешли Садовую, свернули налево к воротам. Снова начал идти снег, на этот раз мелкий, но такой же медленный и чуть пушистый. Катя достала из кармана пальто зеленую шапку крупной вязки, в которой он увидел ее на Литейном, покрутила в руках и снова убрала в карман.
– Ты уверена? – спросил Митя.
Удивленно на него посмотрела, но потом кивнула. Редкие снежинки падали на ее волосы. Она порылась в сумке, достала резинку и собрала их в узел.
Митя попытался взять ее под руку.
– Не валяй дурака, – сказала она.
Они шли по почти пустой аллее, Митя на четверть шага позади нее, и снова молчали. Вокруг них под ветром чуть шуршали и поскрипывали огромные нагие деревья. Под ногами трещал наст. Митя снова подумал о том, что это было совсем иначе, чем тогда, в прошлый раз.
« 4 »
Он остановился, Катя остановилась тоже. И он снова не знал, как правильно себя вести. Чуть развернувшись и все равно крайне неловко он положил руки ей на предплечья, не пытаясь их обхватить, не сжимая пальцы, но она не отстранилась, наоборот, повернулась к нему лицом. Мите захотелось сказать что-нибудь смешное, сбросить с себя это тяжелое бремя неопределенности, но он удержался. Посмотрел ей в глаза, попытался улыбнуться. Так и не отстраняясь, Катя прямо и внимательно смотрела ему в глаза, смотрела так, как женщины смотрят редко, «даже девицы с Ротонды», – почему-то подумал Митя, – но на улыбку не ответила. Ему казалось, что это длится необыкновенно долго, что время почти застыло. Митя подумал, что теперь он, наверное, должен Катю поцеловать, но под ее столь неуместным внимательным взглядом терялся все больше. Чуть-чуть к ней приблизился, так что теперь чувствовал на своем лице ее теплое дыхание. Катя сбросила его руки, положила ладони ему на затылок и поцеловала его сама, точнее просто прикоснулась губами к губам. У нее были холодные губы. Митя целовал ее снова и снова, но ее губы оставались почти такими же холодными, как и во время первого поцелуя, а в ответ двигались осторожно и чуть неуверенно. Неожиданно Митя понял, что у него закрыты глаза, удивился, открыл и встретил Катин взгляд, все такой же прямой. Ее глаза сияли. Он снова поцеловал ее потеплевшие губы, вдохнул ее горячее дыхание и ее светящийся взгляд.
А вот что со всем этим делать, они оба решительно не знали. Бесконечно ходить по все еще морозным улицам было не так уж невозможно, но холодно и немного странно. На набережных было еще холоднее, холодно даже в садах. В Катин институт пускали только по студбилетам, хотя иногда Мите все же удавалось пробраться. Они пытались встречаться в пирожковых, кондитерских и кафе, но там постоянно были люди, ходившие мимо них, а большинство столиков оказывались столь неудобными, что долго за ними было не просидеть. Тогда они вспомнили про кино. Действительно, кинотеатры оказались более удобным местом, хотя теперь там шли либо американский ширпотреб со стрельбой, трупами и бранью, либо перестроечная чернуха, выплескивавшая на зрителей нескончаемый поток отбросов разрушаемой жизни. Поначалу целоваться на задних рядах казалось романтичным, хотя и не совсем по возрасту, но потом Катя начала все больше смотреть на экран.
– Ладно уж содержание, – как-то сказала она. – Но ведь они даже камеру держать разучились. И как быстро это происходит.
– Все еще наладится, – уверенно ответил Митя почти что маминым голосом. – Просто мутный поток. Но он тоже пройдет. Для того чтобы либеральное сознание сложилось, нужно время.
Лучше получалось встречаться в музеях, и Митина детская гордость за многокилометровые ленинградские музейные залы получила теперь новый особый смысл. По сравнению с временами их детства в музеях было неожиданно просторно, почти пусто. В эрмитажных «Больших просветах» стояли широкие, обитые бархатом диваны для посетителей, но даже они часто оставались полупустыми. А еще для них, хорошо знакомых с теми экспозициями, куда толпы не заходили и раньше, открывались целые пустые миры, где они оставались один на один с древними кочевниками, мало кому интересными и в лучшие времена, а теперь вовсе забытыми, и редкими бабушками-смотрительницами, уже знавшими их в лицо и сочувственно наблюдавшими за их повторяющимися прогулками. В библиотеках было еще лучше, особенно в библиотеке Маяковского на Фонтанке. Вход туда был свободным, а сама библиотека огромной и разнообразной, так что там всегда можно было заказать книги, которые действительно хотелось открыть, и, сидя в читальном зале, счастливо болтать шепотом или переписываться. И все-таки иногда Митя обнаруживал, что почти что инстинктивно завидует гопникам, спокойно обжимавшимся, а поближе к вечеру еще и совокуплявшимся у теплых батарей в парадных хрущевок. Проходящие
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза