Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что в качестве свидетеля по этому делу я не был бы полезен… (30/444).
И ниже высказывает мнение, что выиграть дело Эйххофа можно было бы лишь в том случае, если бы правительство назначило расследование по поводу кёльнского процесса, чего, мол, оно не сделает. Правда, после этого следует масса советов о том, кого нужно вызвать в суд и о чем спросить.
То ли Маркс не замечал, что, не считая свои доводы доказуемыми на настоящем суде, этим дезавуирует свою книгу «разоблачений» о кёльнском процессе. То ли он просто не хотел спасать от посадки какого-то Эйххофа ценой своего появления перед судом в Берлине (преследование не угрожало Марксу, вышедшему из прусского подданства еще в 40-е годы). То ли он не хотел облегчать жизнь «газете Кинкеля». То ли имели место еще какие-то скрытые соображения либо их комбинация. Только в Берлин Маркс не поехал. Эйххоф был осужден на 14 месяцев тюрьмы.
Нам показалось уместным дать справку о процессе Эйххофа – Штибера сразу же вслед за упоминанием об этом процессе в письме Маркса к Фрейлиграту. Между тем большое то письмо еще далеко не исчерпано. Вернемся к нему. Маркс совершенно недвусмысленно дает понять адресату, что не хотел бы окончательного разрыва отношений. Поэтому, не дожидаясь (вернее, не дождавшись) упреков от Фрейлиграта, он сам берется их сформулировать:
У тебя, по-видимому, ко мне следующие претензии:
1) Я злоупотребил твоим именем (как ты сказал Фаухеру).
2) Я устроил тебе в твоей конторе нечто вроде «сцены» (30/373).
Конечно, все было далеко не столь просто. Меринг, который имел доступ к архивам Маркса, так объясняет «претензии» Фрейлиграта:
«Маркс из партийных соображений хотел – так полагал Фрейлиграт – запретить ему опубликование безобидной поэмы, написанной им в честь Шиллера, но, с другой стороны, требовал от него немедленно вступить в затеянный Марксом спор, к которому Маркса никто не принуждал»[114].
«Спор» – это все та же склока с Фогтом, в которую Маркс уже вовлек Блинда.
Добавим от себя, что угрожающие намеки, скрытые за показным дружелюбием писем Маркса, не могли (на то ведь Маркс и рассчитывал!) остаться не замеченными Фрейлигратом. Однако в данный момент Маркс самолично формулирует предполагаемые «претензии» к нему, причем предпочитает делать это в такой форме, которая позволяет ему эти претензии отвести от себя – что и делается на последующих страницах его письма.
В общем же получается так: довольно мягко по интонации и делово по содержанию Маркс доказывает Фрейлиграту, что тот был неправ, а сам он, Маркс, вел себя так, как любой вел бы себя на его месте.
К концу письма тон автора как будто еще более теплеет:
С другой стороны, откровенно признаюсь, что я не могу решиться из-за незначительных недоразумений потерять одного из тех немногих людей, кого я любил как друга в лучшем смысле этого слова.
Если я чем-либо пред тобой виноват, то я в любое время готов признаться в своей ошибке. «Nihil humany a me alienum puto»…
(«Ничто человеческое мне не чуждо». Удобная формула. Да только верна ли она в данном случае?)
…Я вполне понимаю, конечно, что в твоем теперешнем положении всякая история, вроде этой, должна быть тебе крайне неприятна.
Но ты, со своей стороны, не можешь не согласиться с тем, что оставить тебя совсем в стороне от этого дела невозможно.
Во-первых, потому что Фогт наживает на твоем имени политический капитал и делает вид, что он, с твоего одобрения, забрасывает грязью всю партию, которая гордится тем, что считает тебя в своих рядах… (30/375).
Это пишет Маркс человеку, которого в это же время за глаза характеризовал как мелкотщеславного и падкого на лесть. Если принимать все слова Маркса за чистую монету, как это делает Меринг, тогда можно увидеть в этом письме «с сердечностью протянутую руку»[115]. Но если не принимать за чистую монету слов Маркса, как вынуждены поступать мы, помня о его мотивах и целях в деле сохранения «дружбы» с Фрейлигратом, тогда нельзя не увидеть в словах про гордость партии, под грубой лестью, – новый скрытый подвох: письмо могло быть в любой день опубликовано Марксом.
В соответственном освещении, вероятнее всего, следует воспринимать и концовку этого фарисейского письма:
Если мы оба сознаем, что мы, каждый по-своему, отбрасывая всякого рода личные интересы и исходя из самых чистых побуждений, в течение долгих лет несли знамя «самого трудолюбивого и самого обездоленного класса»[116], подняв его на недосягаемую для филистеров высоту, то я счел бы за недостойное прегрешение против истории, если бы мы разошлись из-за пустяков, которые все, в конце концов, сводятся к недоразумениям.
С искренней дружбойтвой Карл Маркс (30/376).Фрейлиграт дрогнул. Как пишет Меринг, он «пожал протянутую ему руку, но не с такой сердечностью, с какой протянул ему ее “бессердечный Маркс”. Он ответил, что вовсе не собирается изменять “классу, наиболее обремененному трудом и нуждой”, которому всегда был верен (романтик, поэт революции, наследник Шиллера… – Е. М.), и вместе с тем желает сохранить личные связи с Марксом, как с другом и единомышленником. Но он прибавил к этому: “все эти семь лет (с того времени, как прекратил свое существование Союз коммунистов) я далеко стоял от партии. Я не посещал ее собраний, ее постановления и действия оставались для меня чуждыми. Фактически, следовательно, мои отношения к партии давно были нарушены. Мы никогда в этом отношении не обманывали друг друга. Это было своего рода молчаливое соглашение между нами. Я могу только сказать, что я себя при этом хорошо чувствовал. Моей природе и природе всякого поэта необходима свобода! Партия тоже клетка, и даже самой партии лучше честь, если петь на воле, чем в ней. Я был поэтом пролетариата и революции задолго до того, как сделался членом Союза и членом редакции “Новой Рейнской газеты”. И в будущем я хочу только стоять на своих собственных ногах, принадлежать только самому себе и распоряжаться сам собою”»[117].
Иными словами, Фрейлиграт отмежевывался от партии, но готов был остаться в числе друзей Маркса.
Надо ли сомневаться в том, что Маркса такая позиция устраивала на 100 %! И что отмежевание от несуществующей партии (которую Фрейлиграт наивно, как и мы с вами, дорогие читатели, понимал в виде некой организационной структуры) не имело никакого политического значения, коль скоро Фрейлиграт недвусмысленно оставался в партии Маркса – в ином, эзотерическом смысле этого слова!
Дорогой Фрейлиграт!
Мне было очень приятно получить твое письмо, так как я вступаю в дружбу лишь с очень немногими, но зато дорожу ею…
(Мы больше не беремся отделять тут правду от фальши,
- Карл Маркс и современная культура - Михаил Лифшиц - Культурология
- FAQ для настоящего писателя: от графомана к профессионалу (СИ) - Наталья Аверкиева - Науки: разное
- Евгенiй Дюрингъ. ЕВРЕЙСКIЙ ВОПРОСЪ - Евгений Дюринг - Культурология
- Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья - А. Куприн - Экономика
- Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть вторая - А. Куприн - Периодические издания / Экономика
- Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022 - Григорий Михайлович Дашевский - Прочее / Культурология / Публицистика
- Восток — Запад. Свой путь: от Константина Леонтьева - к Виталию Третьякову - Александр Ципко - Культурология
- Истоки. Качественные сдвиги в экономической реальности и экономической науке - В. Автономов - Экономика
- Экономические основания гражданских институтов - Александр Аузан - Экономика
- Философы от мира сего - Роберт Хайлбронер - Экономика