Форма входа
Читем онлайн Утраченный воздух - Грета Ионкис
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
зарисовки с натуры. Показательно, что после Петербурга Кишинёв, в который он попал в августе, показался мальчику деревней с жалкой речушкой в сравнении с Невой. «Я увидел маленькие домики-мазанки, широкие улицы и страшную пыль (которая потом сменилась невылазной грязью), визжали и скрипели арбы своими допотопными дощатыми колёсами без спиц, на этих «колесницах» возлежали черномазые молдаване в высоких барашковых шапках, лениво понукавшие невероятно медлительных волов: „Цогара, цо-цо“. Евреи катили тележки, выкрикивая: „И – яблок, хороших виборных, мочёных и – яблок“. Вдоль тротуаров, по всем улицам, тянулись ряды высоких тополей, всюду бесконечные заборы – плетни, и веяло совсем новыми для меня, какими-то пряными запахами».
Любопытны наблюдения будущего художника за переменами в природе Кишинёва при смене времён года: «В первую зиму после Петербурга Кишинёв был засыпан глубоким снегом. Мы иногда гуляли с отцом в большом городском саду, и я забавлялся, как тучи ворон и галок, когда мы хлопали в ладоши, снимались с голых деревьев и носились с карканьем и шуршанием крыльев, что мне напоминало наш петербургский Летний сад». «Весной Кишинёв необычайно похорошел. Уже в конце февраля стало теплеть, и вскоре все фруктовые сады, в которых утопал город и которыми были полны окрестности, ещё до листвы покрылись, как облаком, белым и бледно-розовым цветением черешен, яблонь и абрикосовых деревьев. Мы с отцом часто ездили в коляске за город и любовались этим странным и очаровательным пейзажем». «Осень принесла новые удовольствия, главным было – ездить в Архиерейские сады в окрестностях Кишинёва, где монахи позволяли мне угощаться виноградом и есть, сколько влезет, и я ложился под лозу и, нагибая гроздь к себе и не отрывая, объедался этими сочными чёрными ягодами».
Отец Добужинского снял одноэтажный дом с высокой крышей, большим двором и огромным фруктовым садом. Поскольку это был типичный кишинёвский двор состоятельного горожанина, интересно познакомиться с его описанием: «Наш сад, который летом стоял весь в розах, теперь был полон фруктов: у нас зрели райские яблочки, черешни, вишни, абрикосы и росло развесистое дерево с грецкими орехами. <…> За год наше пернатое население расплодилось, и двор весь был полон звуков – кудахтанья, гоготанья, кряканья; стрекотали цесарки, забавно шипели «шептуны» (тёмно-синие огромные утко-гуси) и голосисто распевали петухи. Были у нас и белые куры – „корольки“, лилипуты, с очень задорным крошечным петушком, необыкновенно гордо выступавшим. <…> В саду на свободе ползали большие черепахи, клавшие в землю продолговатые яйца, откуда вылуплялись миниатюрные черепашки с длинными хвостами; жил у нас также суслик и уж». Конечно, в пределах Кишинёва сегодня не встретить уже такого поместья, но в пригородах, тем более сёлах – сколько угодно, разве что без черепах и сусликов.
Хотя к этому времени многие улицы города были замощены булыжником, пыль и грязь основательно донимали его обитателей. Добужинский вспоминает: «Мы жили довольно далеко от гимназии, и первое время отец по дороге на службу отвозил меня в гимназию в своей казённой коляске и заезжал за мной после уроков. Когда я ездил один, то, догоняя моих товарищей, месивших грязь, забирал их к себе, и экипаж подъезжал к гимназии, обвешанный гимназистами, что производило большой эффект. Если я ходил пешком, то грязь засасывала калоши». Могу засвидетельствовать, что и сто лет спустя в Кишинёве летом было пыльно, осенью и по весне грязно, в некоторых местах без резиновых полусапожек было не обойтись.
К приезду Добужинских в городском саду уже был открыт памятник Пушкину, учащиеся гимназии участвовали в торжествах. Стихи поэта заучивали на уроках. Художник упоминает о том, что с отцом вечерами они говорили о Пушкине, который был отправлен царём в эту Тмутаракань. В Кишинёве они тоже скучали по родным северным краям.
Весьма существенны свидетельства Добужинского о порядках в местной гимназии. Поскольку в 1-й гимназии, более аристократической, свободных мест не оказалось, его приняли во второй класс 2-й мужской гимназии. Обучение велось на русском языке, но изучались древние языки – латынь и древнегреческий, а также французский, немецкий и румынский. Тогда гимназия помещалась в старом длинном одноэтажном здании с большим садом и двором. В новое здание на Александровской гимназия переедет в 1895 году, после отъезда Добужинских. «Меня усадили в классе на первую скамейку рядом с рыжеватым Рабиновичем, он и остался моим соседом и сделался приятелем, – вспоминает Мстислав Валерианович. – В классе было много еврейских мальчиков, караимов, немцев и молдаван, меньше всего было с русскими фамилиями, и вообше 2-я гимназия – наша – по сравнению с 1-й была весьма демократической, все были одинаковыми товарищами; были мальчики из богатых семей, как англичанин Горе и румын Катаржи, были и очень бедные, как сын кузнеца Антоновский и извозчика – Гесифинер».
Семидесятые годы XIX века были отмечены значительным увеличением числа евреев-учащихся в общих учебных заведениях и созданием значительного слоя дипломированной интеллигенции. Убийство Александра II, который не был антисемитом и был даже расположен к евреям в первые годы своего царствования, ознаменовало начало значительных перемен в политике царского правительства по отношению к евреям. Если прежние указы способствовали распространению среди евреев светского образования, то при Александре III, человеке малообразованном, антисемитски настроенном, доступ евреев к высшему и среднему образованию был ограничен «процентной нормой», которая с 1887–1888 учебного года стала источником тревоги, горечи и слёз для нескольких поколений еврейских молодых людей и их родителей. А во времена Добужинского в Кишинёве ещё не было процентной нормы.
Гимназия дышала уже русско-еврейским воздухом. О его присутствии говорят и воспоминания доктора Моисея Слуцкого, о котором шла речь выше. Будучи гимназистом, он дружил с Константином Балтаги, сыном православного священника, протоиерея Фёдора Балтаги, настоятеля Свято-Ильинской церкви. «В скромном домике, который он занимал, особенно в ещё более убогом флигельке, постоянно происходили собрания молодёжи обоего пола, сначала гимназистов, а потом студентов, и что удивительнее всего, постоянными участниками этих собраний были евреи». Дело было не только в том, что Ильинская церковь находилась в бедном приходе и район этот изначально был заселён евреями. Видимо, духовенство Кишинёва той поры не было настроено антисемитски. Молодых людей, собиравшихся на огонёк в домике Балтаги, сближали и профессиональные интересы. Не случайно дочь священника Маша, окончив в 1871 году гимназию, решила поехать в Цюрих изучать медицину, как и Моисей Слуцкий, двумя годами ранее поступивший в Харькове на медицинский факультет. Мария Балтаги стала первой женщиной-врачом в Кишинёве.
В подтверждение сказанного о веротерпимости в то время высшего духовенства Кишинёва хочу рассказать о семье ещё одного настоятеля всё той же Ильинской церкви, Георгия Васильевича Дынги.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Утраченный воздух - Грета Ионкис бесплатно.
Похожие на Утраченный воздух - Грета Ионкис книги
- Уильям Сомерсет Моэм - Грани дарования - Г Ионкис - Публицистика
- Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 - Александр Гогун - История
- Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун - Публицистика
- Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Публицистика
- Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко - История
- Из записной книжки. Темы - Георгий Адамович - Публицистика
- Воздушная битва за Севастополь 1941—1942 - Мирослав Морозов - История
- Кровавый евромайдан — преступление века - Виталий Захарченко - Публицистика
- Ни войны, ни мира - Валерий Юрьевич Афанасьев - История / О войне / Науки: разное
- Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Надежда Адамович - Искусство и Дизайн / История