Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 15
Кэти не позволит нам забыть, что она выиграла. У входа в церковь, обмахиваясь веером, поворачивается ко мне и с кривой улыбкой сообщает:
– Я выиграла.
Слегка шлепнув Кэти по заду, я киваю на ее псалтырь:
– Тут неуместно.
Кэти поднимает брови. Продолжая обмахиваться веером, она с большим вниманием слушает проповедь.
Тоби сидит между ней и Лайонелом. Мальчик заворожен потоком света, что окутывает сводчатый потолок. С приоткрытым ртом он ведет пальцем вдоль лучей, падающих на белые стены и скамьи из темного дерева. Лайонел клюет носом, молитвенник соскальзывает с его колен и застревает между его ногой и ногой Тоби.
Уже много лет я не бывала на службе. Преподобного Хоукса, почти обратившегося в прах, едва видно из-за кафедры. Он рассказывает о Лазаре Четверодневном, перебирая бумажки. Сидящие перед нами кивают, женщины, как и Кэти, обмахиваются веерами, мужчины утираются платками. Все это не спасает от духоты. Преподобный потеет, капли ползут по его высокому лбу, и он пытается сморгнуть их. Будь я доброй христианкой, посочувствовала бы священнику, бедолага запутался в своих записях и тягомотной истории. Но я плохая христианка.
Думаю об этой нестерпимой духоте, о том, что Кэти выиграла с перевесом в одно очко, а в пещере спрятан «дерринджер». Завтра – после того, как встречусь с Китти Суэйн, – заберу пистолет. Спрячу его в самый дальний угол в ящике стола. Складываю свой веер, опускаю его на псалтырь, лежащий на коленях. Решено, так и сделаю. Откидываюсь на спинку скамьи.
В воздухе танцуют золотистые пылинки. Запрокинув голову, я прослеживаю взглядом потолочные балки, тянущиеся к мощным белым колоннам дома собраний, каждая колонна вырезана из цельного ствола. Стекла в окнах изогнутые.
Прихожане начинают петь, никакого аккомпанемента, голоса плавятся в жарком воздухе, ноги шаркают в такт, переворачиваемые страницы шелестят одновременно. Где-то заходится в плаче младенец. Тоби подается вперед и задирает голову, чтобы заглянуть мне в лицо – мол, только Фредерик Хирам Раньон может так громко вопить, – и громко смеется. Смех звонкий, радостный, мальчик с запрокинутой головой словно вбирает в себя сияние света. Он широко открывает рот, будто готов проглотить все это: и гимн, и крики Фредерика Хирама, которого изводят колики, и заговорщицкую улыбку отца, и старательное фальшивое сопрано Кэти.
«Жизнь продолжается», – думаю я.
Кэти права. Мы должны жить дальше, иначе какая же это семья.
Наверное, лучше все так и оставить. Отправить Китти письмо с извинениями. Мы не будем больше это обсуждать, напишу я, потому что…
Я гляжу на свои руки. Переворачиваю их, чтобы разглядеть шрамик на основании ладони: я упала с низкой ветки, когда полезла на дерево, чтобы снять Алису. Она лежала на животе тремя ветками выше, размахивала руками и ногами, словно обезьянка-капуцин, в ее волосах запутались трава и листочки.
– Так тебе и надо, – сказала она. – За то, что хотела поймать меня.
Я слизнула кровь с ладони, удивившись ее металлическому вкусу, и посмотрела наверх, на сестру.
– Я подожду.
– Ты всю ночь не сможешь ждать, а мне все равно.
– И мне все равно.
– Я заберусь на самый верх, и что ты тогда будешь делать?
– Лайонела позову.
– Он не придет, – ответила она. – Побоится испортить костюм.
– Тогда я подожду, пока тебе не надоест.
– Мне не надоест. Мне никогда не надоедает.
– Я все равно подожду.
– Ничего не дождешься.
– А вдруг.
– Мама умирает.
– Да.
– Папа к ней теперь не приходит, – сказала Алиса. – Он спит внизу.
Я закрываю глаза и прижимаю руку ко рту, чувствуя свое теплое дыхание.
От мамы остались кожа да кости, губы истончились, рот запал, глаза словно провалились внутрь, не желая смотреть на мир. Морфин больше не приносил облегчения. Доктор больше не давал надежды.
Я хотела, чтобы она умерла. Каждый вечер перед сном я молилась, чтобы она перестала жить. Перестала страдать. Перестала.
– Ты можешь это исправить, Мэрион?
– Нет.
Когда опустилась вечерняя прохлада, она протянула сверху руку.
– Я боялась, что ты меня бросила.
– Я тебя никогда не брошу.
Но я ее обманула.
Сжав кулак, я слежу за преподобным: он спускается с кафедры, пальцем оттягивая выцветший от пота воротник.
Я встречусь с Китти Суэйн.
Зал собраний полнится звуками: открываются и запираются дверцы рядов, люди перешептываются, книги стучат о спинки скамей, шуршат юбки, и, наконец, скрежещет дверь – можно выйти во двор.
Мимо ковыляет Оринда Флауэрс, при каждом шаге у нее подрагивают щеки.
Кэти дышит мне в шею.
– Миссис Флауэрс, как продвигается сбор средств? На памятник?
Но Оринда не слышит. Кэти шипит:
– И ваш несуразный фонтан.
* * *
Церковный двор идет под уклон от дома собраний к ручью Брука. Мы направляемся к коляске, что стоит в ряду с другими, сухая трава хрустит под ногами. Лайонел уходит вперед. Проверяет, все ли в порядке с коляской, лошадьми и упряжью, поправляет вожжи.
Тоби держит меня за руку, напевает и выдувает воздух, сложив губы трубочкой, и прыгает на одной ножке. На одной ножке три раза, на другой шесть. Снова. И снова.
– Угомонись, – говорит Кэти, касаясь его руки.
Он отпускает мою ладонь, кружится, идет задом наперед, сердито уставившись на Кэти. С носка на пятку, с носка на пятку. Явно подначивает ее. Я вижу в его глазах вызов, твердый как кремень. И вдруг точно удар молнии: он знает, что она не его мать. Потому что краешек у этого кремня зазубренный.
Тоби широко открывает рот:
– Ва-ва-ва.
Поднимает руки, будто держит лук, и делает вид, что пускает в Кэти стрелу.
Кэти вздрагивает. Краснеет. Мы у коляски Оринды, и она видела всю сцену.
– Хорошего воскресенья, – говорю я, не замедляя шага.
Кэти опускает взгляд, словно больше всего на свете ее интересуют кончики туфель, выглядывающие из-под юбок, хотя она и косится украдкой на людей, мимо которых мы проходим.
– Хорошего воскресенья, – кричит она достаточно громко, чтобы привлечь внимание каждой группы.
Мужчины приподнимают шляпы, женщины кивают из-под солнечных зонтиков, но никто не делает и шага навстречу. Нас в свой круг не впускают.
Мы, Сноу, прокаженные. Знакомое чувство. Будто мы живем под стеклянным колпаком.
* * *
Тоби отправили в его комнату. Кэти запирает его, потом идет к себе (ее комната напротив, тоже на втором этаже) и захлопывает дверь. Лайонел уже дремлет в гостиной, перекинув ноги через ручку кресла. На его груди развернутая газета, он похрапывает, и чем жарче будет становиться с приближением вечера, тем этот храп будет громче.
Я иду по коридору, расстегивая на ходу
- Красное бикини и черные чулки - Елена Яковлева - Детектив
- КиМ - Август Северн - Детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Мудрость отца Брауна (рассказы) - Гилберт Честертон - Детектив
- Портрет миссис Шарбук - Джеффри Форд - Исторический детектив
- Игра в любовь без правил - Линда Тэйлор - Детектив
- Запутанные крошки - Милдред Эбботт - Детектив
- Ботинок для принца - Ирина Пушкарёва - Детектив
- Судьба взаймы - Алла Холод - Детектив
- Человек, который знал слишком много (рассказы) - Гилберт Честертон - Детектив
- Тайна отца Брауна (рассказы) - Гилберт Честертон - Детектив