Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В таких местах надо читать и размышлять, – убежденно сказала Моран, пристегивая мотобайк и возвращаясь в постель; немедленно уснула по диагонали кровати. Митя стряхнул ее на ее половину и уснул тоже.
Около двенадцати Моран его растолкала.
– Ты забыл про бассейн, – напомнила она.
Они вышли из гестхауса и отправились в сторону бассейна. Навстречу им попались три незнакомые израильские девицы; на одной из них была широкая и тонкая хлопчатобумажная юбка, на другой футболка чуть ниже бедер с надписью по-английски «Я люблю Манали»; на третьей в основном шлепанцы и фенечки. Было видно, что они начали одеваться, но на продолжение этого занятия их сил не хватило.
– Вы в бассейн? – задумчиво спросила та, что была только в юбке.
– Ага, – сказал Моран.
– Тогда вы идете в противоположную сторону. – И все три девицы счастливо захихикали. Они повернули обратно и пошли в бассейн вместе.
Около бассейна еще два их соотечественника что-то выстукивали на барабанах. Получалось не очень.
– Наверное, они мешают окружающим спать, – заметил Митя.
Сам бассейн оказался маленькой грязной лужей. Если воду в нем и меняли, то трудно было представить, что ему это хоть в какой-то степени шло на пользу.
– Какая безобразная антисанитария, – сказала Моран. – Пожалуй, это слишком даже для меня. Неудивительно, что из Индии столько народу возвращается больными.
К бассейну они вернулись только через неделю; может быть, чуть меньше. Моран сняла с себя то немногое, что на ней было, и с упоением в него забралась. Митя с отвращением последовал за ней; ему стало неловко перед самим собой, что он окажется одним из бессмысленных цивилов. Но уже через пару минут он забыл, что испытывал отвращение.
И все же жизнь в Манали была, пожалуй, связана с некоторым однообразием. На каком-то этапе они подумали, что было бы неплохо поменяться с соседями.
– Это мысль, – сказал обычно более молчаливый Эйтан.
– И как тебе Йифат? – спросила Моран вечером.
– Я и так знал, что она очень славная.
– А по сути?
– Честно говоря, большой разницы я не заметил, – честно ответил Митя.
– Свинья, – обиженно парировала Моран.
– Да ладно, можно будет попробовать еще раз.
В одну из ночей, поближе к полуночи, когда им вдруг захотелось есть, они поднялись в маленький ресторанчик на крыше своего гестхауса. Там было практически пусто, подушки разложены вдоль стен; не было даже индийских официантов. На ковре посредине ресторана на спине лежал незнакомый парень с закрытыми глазами, поставив себе на лоб небольшой магнитофон. Из магнитофона доносились знакомые звуки «Нирваны». Он медленно перебирал пятками, иногда помогая себе локтями, и его тело, как ножка циркуля, как часовая стрелка, ползло вокруг вращающегося лица и почти неподвижной точки лба, удерживающей в равновесии играющий магнитофон.
– Наверное, ему сейчас отлично, – сказала Моран, пожалуй даже с легкой ноткой зависти в голосе, что было ей совершенно несвойственно.
Как-то днем, за завтраком, напротив них устроилась пара ребят, симпатичных, но, как им показалось, немного растерянных. Рюкзаки стояли рядом с ними; видимо, их будущую комнату еще убирали.
– Хотите подсесть к нам? – обратился к ним Митя.
Они представились, даже разговорились.
– Сколько вы здесь? – спросили только что приехавшие.
– Уже некоторое время, – ответил Митя неопределенно.
– А что здесь, в Манали, делают? – продолжила девушка.
Моран расхохоталась и посмотрела на нее так, как смотрят на ребенка, которому еще только предстоит увидеть мир.
– Ты только не обижайся, пожалуйста, – сказала Моран, – но это самый глупый вопрос, который я слышала в своей жизни.
« 8 »
Митя зашел в небольшую лавку, от пола до потолка загроможденную ящиками и коробками, попросил две полуторалитровые бутылки воды и протянул незнакомому индусу деньги. Индус кивнул, нагнулся, порылся под прилавком, поставил на прилавок пластиковую бутылку, нагнулся снова и поставил вторую. Поблагодарив его, Митя открыл рюкзак, собираясь переставить бутылки в рюкзак, но тут Моран, которая как-то неожиданно оказалась рядом, забрала у него вторую бутылку и начала внимательно, и это при ее-то несобранности, изучать пластиковую печать, которой была закрыта пробка, потом молча протянула бутылку ему. Митя взглянул на печать, покрутил бутылку в руках, но не обнаружил ничего необычного. Удивленно посмотрел на Моран.
– Эта печать поддельная, – сказала она.
– Почему? – удивленно спросил Митя.
– Это воск, а не пластик. Он просто выкрашен под пластмассу.
– Так не бывает, – ответил он. – Это невозможно с технической точки зрения. Печать можно подделать, но не с помощью воска.
В этот момент он взглянул на индуса и увидел, что его лицо меняется. Сначала изменились губы, потом щеки, потом глаза, и Митя увидел, как по скулам индуса растекается раскаленный воск. Индус оскалился и вспрыгнул на прилавок; Митя схватился за автомат и начал стрелять так, как это делать нельзя и неудобно, от бедра, но автомат молчал. Он опустил взгляд и увидел, что магазин пуст, точнее его не было вообще, и запасного магазина не было тоже. «Я потерял резинки, – подумал Митя, – и магазин упал по дороге». Он размахнулся и со всей силы ударил индуса прикладом. «Вот когда не помешало бы помело», – подумал Митя, наверное впервые с разочарованием глядя на свой укороченный М-16.
Приклад ударил воздух, продавец оскалился, выпустив желтые клыки, по его лицу катились тонкие струйки раскаленного пластика. Митя бил его прикладом снова и снова, и снова попадал по воздуху, а потом его парализовало. Он попытался двинуться, вырвать автомат из воздуха, но не мог пошевелить руками. Индус расхохотался; Моран бросилась к двери; индус перелетел за ней через прилавок и вцепился зубами ей в шею. Он сдирал с ее спины куски кожи вместе с одеждой, лоскут за лоскутом, Моран кричала, кровь текла на пол, Мите прямо под ноги, и перемешивалась с лужами горячего пластика, стекавшего с индуса. Митя бился, рвался ей на помощь, боль от усилий была такой сильной, что ему казалось – это не Моран, а его самого разрывает на куски поддельный пластиковый продавец и что все его тело сейчас покроется трещинами, от перенапряжения разорвавшись на мышцы, суставы, сухожилия и кости. Моран, похожая уже не на человека, а на полуживой окровавленный кусок мяса, все еще с безнадежной решимостью вырывалась в строну двери, а совсем уже потерявший даже поверхностное сходство с человеком продавец, обросший какой-то чешуей, перепонками, жабрами, короткими крыльями, продолжал рвать ее на куски. Моран кричала, кричала ужасно, отчаянно, долго, кричала так, что дрожали окровавленные коробки по бокам лавки, как ему казалось, на пределе звукового восприятия. Потом Митя понял, что это кричит он сам, и проснулся.
Он проснулся в ужасе, но сразу же испугался и за Моран; ему не хотелось перепугать ее дикими необъяснимыми криками в чужой стране. Но она продолжала
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза