Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поля вытянулась вдоль койки и почти мгновенно уснула. Мите показалось, что она почти оттаяла, и это его обрадовало.
На следующий день он решил, что пора начинать выводить Полю в общество. Собственно говоря, на эту мысль его навели вполне конкретные обстоятельства, показавшиеся ему вполне подходящим поводом, а именно день рождения одной из Анечек. Анечки, по крайней мере большую часть времени, жили на крыше одного из бараков, куда перебрались с наступлением весны. На самом деле у одной из них было вполне законное и оплаченное койко-место; но проблема была в том, что соседка-ивритянка вполне резонно считала, что в комнате с ней живет только одна Анечка, и, в принципе, ей было даже безразлично какая. Но то ли по скверному характеру, доставшемуся ей от предков, выходцев из Германии, то ли просто из общей вредности, она не соглашалась на проживание в комнате двух Анечек вместо одной, тем более если к ним еще и приходили молодые люди. А это периодически происходило. С одной из Анечек иногда спал даже Митя. На самом деле иногда он спал и со второй тоже, но это как бы не считалось, поскольку с первой он спал все же значительно чаще.
После некоторых препирательств и довольно долгого переговорного процесса соседка-ивритянка Анечек все-таки выписала, и они решили, что будут ночевать на крыше того же барака, разумеется сохраняя за собой оплаченную половину комнаты. Пару раз комендант гоняла их с крыши, но в остальном проживание на крыше оказалось неожиданно комфортным. Кампус стоял на горе, и по ночам высоко в небе горели яркие звезды. На день рождения пришла целая толпа, так что одна из Анечек даже попросила не очень шуметь, чтобы их снова не погнала комендантша. С некоторыми из пришедших Митя познакомил Полю; они разговорились неожиданно быстро и легко. Но большинство из гостей Митя не знал и сам. Один из пришедших настраивал гитару; другой долго забивал косяк, а потом пытался им Полю и Митю угостить. «Трава – она как еда», – раз за разом повторял он. Поля отказалась, Митя тоже. Митя открыл трехлитровую картонную коробку вина и объяснил Поле, что это вино продается на рынке и среди студентов называется «чертеж», поскольку на коробке изображен невидимый в темноте чертеж того, как эту коробку следует открывать и распивать.
– А по вкусу, – с подозрением спросила Поля, пока Митя сражался с коробкой, – это будет как «Солнцедар»?
– Ну что ты, Поленька, – ответил он, – на «Солнцедар» мы с тобой пока еще не заработали.
« 2 »
Через некоторое время у Мити появилась постоянная девушка; ее звали Зоя. В университете она не училась, и познакомился он с ней практически случайно. На одном общем тусовании Зоя громко доказывала, что была первой наткнувшейся на пони в ботаническом саду Иерусалимского университета. По ее словам, пони летели так низко, что чуть было не сбили ее с ног, так что она чудом увернулась. Зоя понравилась Мите с первого взгляда, и они быстро подружились. Жила она в старом иерусалимском районе Нахлаот, застроенном довольно заброшенными двухэтажными домами, в основном девятнадцатого века. Основная ее работа заключалась в том, что она, как она это называла, «разносила курей». На самом деле разносила она не «курей», а рекламные листки всевозможных закусочных и раскладывала их по почтовым ящикам. Больших денег эта работа не приносила, так что Зоя снимала половину малометражной однокомнатной квартиры у безработного химика по имени Паша.
Квартира состояла из крохотной кухни, на которой хватало места для стола, стула, табуретки, холодильника и миниатюрного шкафа, единственной комнаты с двуспальной кроватью и душа, совмещенного с туалетом. Поскольку для второй кровати места в квартире не оставалось, да и самой этой кровати у Зои не было тоже, то фактически она снимала у Паши полкровати. Несмотря на статус безработного, химиком Паша был выдающимся и умел производить алкогольные напитки практически из всего существовавшего в природе, как органической, так и неорганической. Он был большим поклонником Стругацких; так что производимые им всевозможные виды самогона часто получали соответствующие названия: «Массаракш», «Изнакурнож», «Диван-транслятор», «Славные подруги», «Нашествие павианов». Зое они нравились, и она ими даже немного гордилась.
Поначалу Зоя и Паша хорошо уживались, но потом начались всякие мелочные ссоры, придирки и взаимные претензии. Зою раздражало, что на своей половине кровати Паша пьет и исполняет «Широка страна моя родная».
– Бухай на кухне, – раздраженно говорила она.
– А мне нравится пить лежа, а не сидя на кухне на краю стула, – довольно резонно отвечал химик.
Пашу же раздражало, что на свою половину кровати она приводит мужиков.
– Это моя половина, – столь же резонно отвечала Зоя. – Я за нее полностью плачу и как хочу, так ее использую.
Пока претензии были симметричными, они более или менее друг друга уравновешивали; однако когда на свою половину кровати Паша стал приводить девиц, Зоино терпение лопнуло. Это уже было несправедливо. Так что как-то вместе с подругой из того же Элефа Зоя раскрасила из пульверизатора потолок над кроватью, нарисовав, как им обеим казалось, отличные граффити. Паше так совершенно не показалось. Но главное было даже не в этом; поскольку квартира была съемной, граффити как-то увидел владелец квартиры; и они понравились ему еще меньше. Потолок пришлось перекрашивать; как мужчине, это пришлось делать Паше, а Зоя только держала ведро с краской.
В результате они поругались, и, когда Зоя познакомилась с Митей, она уже обдумывала необходимость съехать. Потом из-за какого-то незначительного повода они с химиком Пашей поругались снова, и съехать она решила твердо. Сказала Мите, что переезжает к нему. Митя, в принципе, не возражал, но тут взбунтовался сосед по комнате, поскольку у Мити уже жила Поля. Поначалу Поля жила в их комнате в качестве Митиной девушки из Москвы, и сосед был уверен, что она поживет-поживет, да и вернется; но время проходило, а ни в какую Москву Поля не возвращалась. Постепенно Митин сосед Алекс начал выходить из себя, а тут еще Зоя объявила о том, что переезжает к ним тоже. Не то чтобы она у них
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза