Форма входа
Читем онлайн История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
товарищ во многих предприятиях Амр ибн аль-Ас: «Никак не могу взять в толк, храбр ты или же трус. Вижу, идешь вперед напролом, и рассуждаю сам с собой: захотелось и ему подраться – а ты опять потянул назад; поневоле скажешь: норовит бежать». Муавия ответствовал: «Клянусь Создателем, никогда не нападаю, если не считаю наступление полезным, и не отступлю, если не найду это благоразумным. Помнишь, что говорил поэт: смотря по обстоятельствам, я храбр, и трус, коли успех мне не улыбнется». Очень жаль, что образ этого замечательного человека слабо выяснен с истинной стороны; другая же, в обрисовке аббасидских историков, представляющая его человеком, потерявшим всякую совесть, коварным извергом, пускающим в ход яд и кинжал для устранения всякого препятствия, по меньшей мере сильно преувеличенная карикатура. Положим, справедливо, что он приказал отравить Малика; может быть, также не без основания приписывают ему внезапную смерть Абдуррахмана, наступившую так кстати для халифа; но во всех остальных случаях слишком очевидна неосновательность возводимых на него обвинений. Что же касается слуха о том, будто бы находившийся при нем врач-христианин постоянно имел наготове для неприятелей властелина целую аптечку с ядовитыми снадобьями, то это, несомненно, выдумка. Надо полагать, халиф был хладнокровным политиком и потому не особенно страшился пускать в ход какие угодно средства для достижения необходимых целей. Но он был далек от страстной необузданности, а тем более бесцельной жестокости. Все, что мы знаем о нем, напоминает облик кардинала Ришелье, особенно если взглянуть на него как на тонкого дипломата, что изобличает в нем тип выдающегося государственного деятеля.
В западных провинциях халифата дело стояло несколько иначе, чем в Ираке. Неразрешимые противоречия воплотились здесь в отношениях между партией староверующих Медины и мирскими веяниями двора в Дамаске. Люди, подобные сыну Али Хусейну, сыну Зубейра Абдулле, в особенности же принадлежавшие к семьям пророка, законных халифов и прежних претендентов, сами питавшие известные притязания на трон, не теряли никогда надежды положить когда-нибудь с помощью набожных Медины конец узурпации исконных неприятелей пророка. В свою очередь, и партия набожных, находясь под влиянием этих почитаемых кружков, укреплялась все более и более в своей старинной антипатии к партии мекканских аристократов. С мединцами столковаться не было никакой возможности, и Муавия отказался раз и навсегда привлечь их на свою сторону. Над ними поставил он как бы в насмешку наместником Мервана ибн аль-Хакама, того самого, которого цареубийцы в свое время почли было за убитого, но который пришел вскоре в себя, выступил с прочими из Мекки в поход и принимал участие в верблюжьем сражении, стараясь всячески нанести вред Али, а затем покинул правоверных на произвол судьбы. Теперь набожные принуждены были видеть, как Мерван въехал в город во главе целой толпы членов семьи Омейядов и своих приверженцев и снова принял бразды еще со времен Османа постылого управления. Более всего, конечно, желал Муавия ослабить влияние набожных союзников и, если возможно, склонить их к дому Омейи. Даже самые рьяные миряне не смели и подумать что-нибудь изменить в исповедуемом арабами исламе. И самые почтенные из простого народа в Сирии не особенно-то много понимали в делах веры; недаром же толковали про них позже в Ираке, что самые начитанные между ними почитали Али за ставшего знаменитым во время междоусобной войны атамана разбойников и в молитвах своих упоминали имя Мухаммеда вместо Аллаха. Если даже и так, все же и в этих людях ярко горело сознание принадлежности к миру мусульман, и в интересах правителя необходимо было обращать себе на пользу народное религиозное чувство. Вот почему Муавия не только соблюдал все религиозные обряды, но и пользовался всяким подходящим случаем, дабы выказать свое почитание святыне. Чтобы показать пример, он послал дорогие шелковые завесы для Каабы и купил невольников для прислуживания при ней. А в 50 (570) г. задумал даже перевести кафедру пророка из мечети Медины в Дамаск, дабы сделать резиденцию свою в глазах правоверных религиозным средоточием ислама. Но не осмелился привести в исполнение своего намерения, устрашенный, как утверждают набожные, чудодейственными знамениями божеского неблаговоления. К этому плану возвращались и его преемники, Абд аль-Мелик и Валид, но и они должны были тоже отступиться, ибо не могли скрыть от себя, что религия покоится прежде всего на неограниченном уважении ко всему, что пророк говорил и совершал; произвольное же прикосновение к мечети, им самим воздвигнутой, сочтется за ужасное посягательство на все святое и высокое, будет обесславлено и принесет более вреда, чем пользы.
Но если намерение превратить мирскую столицу государства в духовную не осуществилось, то народонаселение вне Медины привыкало в течение долгих лет все более и более видеть в халифе Омейяде истинного главу верующих. Не недостаток народной привязанности подготовлял ему затруднения – уже в начале междоусобной войны сирийцы готовы были за своего мудрого и щедрого эмира идти в огонь и в воду. Но именно теперь всплывают старинные обычаи арабского язычества, оттесненные на задний план силой религиозного воодушевления, в особенности взаимная племенная зависть и строго преследуемое еще Мухаммедом кровомщение.
Самая опасная рознь проявилась между маадитскими (североарабскими)[220] и йеменскими (южноарабскими) племенами. Еще со времени больших переселений до Мухаммеда почти повсеместно по арабскому полуострову наседали друг на друга враждебные племена, целые столетия преследовали они друг друга со смертельной ненавистью. В Сирии преобладали йеменцы. Они принадлежали к большой группе кудаа, по преимуществу к племени бену-кельб; а также немалочисленные маадиты принадлежали к кайс-айлану – большому племени бедуинов Центральной Аравии. Сообразно этому все раздоры поднималась между двумя партиями кельбитов и кайситов, подобно средневековым гвельфам и гибеллинам. Муавия умел, однако, мастерски обессиливать оба противоположные течения, мудро распределял свои милости, ровно придерживая чаши весов, и твердой рукой сдерживал все их мелочные распри. Раз только по вопросу о престолонаследии и ему пришлось нелегко, но благодаря своему искусству и бесстрастию он и тут поборол возникшие несогласия. Он превосходно усвоил манеру обращения с народом: хотя некоторые замечают, что халиф, вероятно увлекшись опытностью своего «братца» Зияда, завел постепенно телохранителей, почетную стражу и «полицию», но понимал, что свободный араб имеет право позволить себе высказаться перед лицом повелителя правоверных. Даже на грубость он предпочитал, для поддержания обаяния своего сана, отвечать словом, а не кнутом. И мудрый мекканец почти всегда находил в запасе меткое словцо. Дерзкие бедуинские замашки, таким образом, ни разу не перерождались в грубое неповиновение либо нарушение общественного спокойствия.
До нас дошла история вражды, возгоревшейся между двумя маленькими племенами, амир и ракаш, принадлежавшими к йеменцам-кудаитам: обе родственные ветви
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер бесплатно.
Похожие на История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер книги
- Ислам и мир: восток глазами классиков - Нурали Латыпов - Религиоведение
- Мусульмане в советском Петрограде – Ленинграде (1917–1991) - Ренат Беккин - Религиоведение
- Глобализация и мусульманский мир: оценка современной исламской правовой мысли - Леонид Сюкияйнен - Религиоведение
- Евреи ислама - Бернард Льюис - Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Иудаизм - У. Курганова - Религиоведение
- Иудаизм - У. Курганова - Религиоведение
- Будда, боги, люди и демоны - Н. Краснодембская - Религиоведение
- Кровь и символы. История человеческих жертвоприношений - Олег Ивик - Прочая религиозная литература
- Религии мира: опыт запредельного - Евгений Торчинов - Религиоведение
- Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - Монах Лазарь (Афанасьев) - Биографии и Мемуары / Православие / Прочая религиозная литература