Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос защиты турок-мусульман от русских-христиан составлял основную проблему для англиканских консерваторов Абердина и Гладстона и даже для королевы, чьи религиозные симпатии настраивали её враждебно к туркам (про себя она желала установления «Греческое империи» в Европе вместо оттоманов и надеялась на то, что турки со временем «все станут христианами»){188}. Это препятствие было преодолено радикалами из евангелической церкви, которые указывали, что реформы Танзимат говорят о турецком либерализме и религиозной толерантности. Некоторые лидеры церкви даже утверждали, что турки внесли свой вклад в распространение протестантизма на Ближнем Востоке. Идея базировалась в основном на миссионерской работе протестантов в Оттоманской империи. Под запретом Порты обращать мусульман, англиканские миссионеры концентрировали свои усилия на православных и католиках, и каждый обращенный рассказывал истории об ужасном поведении своих священников. Лорд Шафтсбери поднял проблему в палате лордов на дебатах о подавлении оттоманами греческих восстаний в Фессалии и Эпире. В речи вдохновленной миссионерским евангелическим усердием Шафтсбери заявлял, что балканские христиане такие же жертвы греческого православия и его русских сподвижников, как и турецкие власти. С точки зрения обращения христиан в протестантскую религию, заключал Шафтсбери, турецкое правление было даже более предпочтительно растущему влиянию царя, который даже не разрешал хождение Библии на русском в собственных землях[27]. Если русские завоюют Балканы, точно такая же темнота падет на них и все надежды протестантской религии в этой местности пропадут втуне. Порта же, утверждал Шафтсбери, не была враждебна англиканской миссионерской работе англикан: она вмешивалась ради защиты новообретенных протестантов от преследования другими христианами, и даже присудила статус миллета протестантской религии в 1850 году (он забыл упомянуть, что обращенные из ислама подлежали смерти по оттоманскому закону). Подобно многим англиканам, Шафтсбери изображал ислам дружелюбным, чьи спокойные ритуалы больше напоминали их собственные формы созерцательной молитвы, нежели шумные и полуязыческие ритуалы православных. Подобные идеи часто встречались в евангелической общине. В декабре, на митинге посвященному русско-турецкому конфликту, к примеру, один из выступавших настаивал на том, что «турок не неверный. Он униат». «Что касается русских греков или греческих христиан», писала Ньюкасл Гардиан, «он не сказал ни слова против их вероучения, но они являлись одурманенной, танцующей, ничтожной расой. Он говорил на основании собственного опыта»{189}.
Простого упоминания имени султана было достаточно для возбуждения шумных аплодисментов. На одном из митингов в театре в Честере, например, две тысячи человек с шумным одобрением приняли резолюцию, призывающую правительство помочь султану «самыми сильными военными мерами», на основании того, что
никакой суверен в Европе не достоин поддержки этой страной как султан, никакой суверен не сделал больше для религиозной толерантности, ибо он установил религиозное равноправие в своих владениях. Для англичан это было бы бесчестным, равнять его с Альфредами и Эдвардами, и если нации Западной Европы поддержат его верным образом в текущем кризисе, он добьется для своих владений счастья и процветания и установит торговые отношения к взаимному удовольствию его подданных и Великобритании.
Когда Таймс предположила, что балканские христиане могут предпочесть протекцию царя вместо продолжения правления султана, Морнинг Геральд и Морнинг Адвертайзер обвинили её страстными националистическими упреками в неанглийскости: «хоть это напечатано по-английски, но это единственная английскость в этом тексте. Что касается России, то тут все русское»{190}.
Во Франции пресса тоже активно влияла на внешнюю политику Наполеона. Наибольшее давление было со стороны провинциальной католической прессы, которая призывала к войне с Россией с самого начала спора о Святых местах. Их призывы стали еще громче после новостей о Синопе. «Война с Россией прискорбна, но необходима и неизбежна», утверждала передовица в Юнион фран-комтуаз 1 января 1854 года, потому, что «если Франция и Британия не смогут остановить русскую угрозу в Турции, русские их поработят так же как и турок».
Лейтмотивом антирусской пропаганды был «крестовый поход цивилизации против варварства», тема доминировавшая в русофобском бестселлере 1854 года Гюстава Доре «Histoire pittoresque, dramatique et caricaturale de la Sainte Russie»[28]. Основная идея прототипа для карикатур Доре, что варварство России является источником её агрессии, было общим местом среди провоенного лобби по обе стороны Канала. В Британии её использовали для опровержения доводов Кобдена и Брайта, что Россия была слишком отсталой для вторжения в Англию. Была запущена общественная кампания для подтверждения довода о том, что из-за своей чрезмерной отсталости Россия должна наращивать свои ресурсы за счет территориальной экспансии. Во Франции дискуссия была окрашена более сильными культурными подтекстами, проводя сравнение между русскими и гуннами. «Император Николай подобен Атилле», заявляла передовица в газете Импарсиаль в январе 1854 года:
Думать иначе это значит отвергать все понятия порядка и справедливости. Ложность в политике и ложность в религии, вот что представляет Россия. её варварство, которое пытается подражать нашей цивилизации, вдохновляет её недоверие, её деспотизм наполняет нас ужасом… её деспотизм возможно подходит населению, которое пресмыкается на границе животного существования подобно стаду фанатичных зверей, но оно не подходит цивилизованным людям… Политика Николая породила бурю негодования во всех цивилизованных государствах Европы. Эта политика насилия и грабежа, это разбой широчайшего масштаба{191}.
Для ультрамонтанистской прессы величайшей угрозой западной цивилизации была религия России. Если не остановить марш царских армий на запад, утверждала она, христианский мир будет побежден православием и новая эра религиозного преследования поработит католиков. «Если мы позволим русским одержать победу над Турцией», писал редактор Юнион фран-комтуаз, «то вскоре мы увидим греческую ересь насаждаемую нам армиями казаков, Европа потеряет не только свою свободу, но и свою религию… Мы будем вынуждены смотреть как наших детей учат греческой схизме и католическая религия погибнет в замерших пустынях Сибири, куда отправят тех, кто осмелится поднять свой голос в её защиту». Повторяя слова кардинала Парижа, Спектатёр де Дижон призывал католиков Франции к «священной войне» против русских и греков в защиту религиозного наследия:
Россия представляет собой особую угрозу всем католикам и никто из нас не должен это неверно воспринимать. Император Николай говорит о привилегиях грекам в Храме Гроба Господня, привилегий заработанных русской кровью. Пройдут века прежде чем русские прольют хотя бы долю той крови, которые пролили французы в своих крестовых походах в Святые места … У нас есть наследие, которое мы должны сохранить, интерес, который нам следует отстаивать. Но это еще не все. Нам прямо угрожает прозелитизм греко-русской церкви. Мы знаем, что в Санкт-Петербурге лелеют мечты навязать Западу
- AНГЛО-САКСОНСКАЯ ХРОНИКА - АВТОР НЕИЗВЕСТЕН - История
- Другой взгляд на Сталина (Запрещенный Сталин) - Людо Мартенс - История
- Крымская весна. 30 дней, которые потрясли мир - Олег Матвейчев - История
- Аттила. Русь IV и V века - Александр Вельтман - История
- Раннее христианство: страницы истории - Ирина Свенцицкая - История
- История государства Российского. Том II - Николай Карамзин - История
- Загадки древности (Белые пятна в истории цивилизации) - Гарий Бурганский - История
- Крымская война - Е Тарле - История
- Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом - Михаил Гаспаров - История
- Балтийские славяне. От Рерика до Старигарда - Андрей Пауль - История