Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для провинциальной католической прессы эта священная война также стала бы шансом укрепить религиозную дисциплину на родине для противодействия секуляризационному влиянию революции и вновь поставить церковь в центр народной жизни. Французы которые были теперь разделены баррикадами 1848 года снова бы объединились через защиту своей веры{192}.
Наполеон ухватился за эту идею. Без сомнения, он воображал, что победоносная война примирит нацию с карательной армией, организовавшей его переворот. Однако французский народ никогда в действительности не разделял его энтузиазма, и оставался в целом безразличен к спору о Святых местах и к Восточному вопросу, даже после того как стали известны новости о Синопском сражении. Лишь Наполеон, который говорил о следовании «путем чести» и борьбе с русской агрессией, это лишь пресса озвучивала «негодование французского общества», а по докладам местных префектов и прокуроров обычных людей это не трогало. Хотя французы и будут сражаться, и умирать, в Крыму во много большем числе чем британцы, причины войны их никогда не волновали так как их союзников. Наоборот, французы воспринимали в штыки идею войны, в которой они будут союзниками англичан, их традиционных противников. Было широко распространено мнение, что Францию втягивают в войну за британские имперские интересы, тема постоянно поднимаемая оппозицией Наполеона, и что Франции придется заплатить за это свою цену. Предпринимательская среда была особо настроена против идеи войны, опасаясь повышения налогов и истощения экономики. По некоторым прогнозам, любая война не продлившись и года станет настолько непопулярной, что Франция будет вынуждена просить о мире.
В конце января, антивоенные чувства проникли в окружение императора. 4 января на совете высших чиновников созванном Наполеоном для обсуждения протеста России против входа французского и британского флотов в Черное море двое из ближайших политических союзников императора, Жан Бино, министр финансов, и Ашиль Фуль, государственный советник, отстаивали примирение с Россией во избежания сползания в войну. Они были озабочены недостаточностью военных приготовлений: армия не была мобилизована и не готова к войне в первые месяцы 1854 года, сокращенная из-за британских страхов французского вторжения после переворота в декабре 1851 года. Бино даже угрожал отставкой в случае начала войны, на том основании, что будет невозможно собрать необходимые налоги без серьезных социальных потрясений (угроза, которую он не исполнил). Эти проявления несогласия достаточно отрезвили Наполеона, чтобы заново подумать о его планах войны и возобновить поиск дипломатического решения кризиса. 29 января он написал напрямую царю, предлагая переговоры с австрийским посредничеством и предлагая в качестве основы для переговоров убрать французский и британский флоты из Черного моря, если царь отзовет свои войска из дунайских княжеств. Письмо Наполеона было тут же опубликовано, ход предназначенный доказать взволнованной французской публике, что император делал все, что возможно ради мира, как он сам признался барону Хюбнеру, австрийскому послу в Париже{193}.
Палмерстон и его партия войны зорко следили за французами. Их встревожило то, что Наполеон может попробовать выйти из военного противостояния с Россией в любой момент и приложили все возможные усилия для укрепления его решительности и противодействовали его усилиям направленным на дипломатическое урегулирование. Именно британцы, а не французы хотели войны и стремились к ней в первые месяцы 1854 года.
Непримиримость царя упростила задачу. 16 февраля Россия разорвала отношения с Британией и Францией и отозвала послов из Лондона и Парижа. Пять дней спустя царь отверг предложение Наполеона quid pro quo в Черном море и княжествах. Вместо этого он выдвинул предложение западным флотам остановить турок от поставок оружия на черноморское побережье России — очевидный намек на причины Синопа. Только при этом условии, и только при нём одном он предложил прислать представителя Порты в Санкт-Петербург. Понимая, что его упрямая позиция вела к войне, он предупредил Наполеона, что Россия в 1854 году будет такой же как и в 1812 году.
Это было удивительно резко со стороны царя, ответить так французам, которые предложили ему наилучший выход из конфронтации с британцами и турками. Французское предложение было его последней возможностью избежать полной изоляции на континенте. Он попытался выстроить отношения с австрийцами и пруссаками в конце января, послав графа Орлова в Вену предлагая защитить Австрию от западных держав (очевидный намек на страхи Франца-Иосифа, что Наполеон может создать проблемы Габсбургам в Италии), в обмен на подписание декларации нейтралитета вместе с Пруссией и германскими государствами. Но австрийцы были обеспокоены русским наступлением на Балканах, они не стали выслушивать предложения царя присоединиться к разделу Оттоманской империи, и дали ясно понять, что они не будут действовать совместно с русскими, если только турецкие границы останутся неизменными. Их также беспокоила угроза сербского восстания в поддержку русского наступления, поэтому они разместили 25 000 дополнительных войск на границе с Сербией{194}.
9 февраля царь узнал о провале миссии Орлова. Также ему стало известно, что австрийцы на самом деле готовятся отправить свои войска в Сербию, чтобы предотвратить оккупацию его войсками. Поэтому и казался необычным его отказ использовать единственный оставшийся шанс, увертюру Наполеона, чтобы избежать войны с западными державами, войны, которую как он боялся, он мог проиграть, если Австрия будет против России. Хочется верить, как это делают некоторые историки, что Николай окончательно потерял всякое чувство меры, что склонность к психическим расстройствам, с которыми он родился, его импульсивность и опрометчивость и меланхолическая раздражительность, замешанные на его высокомерии, приобретенном после почти тридцати лет автократического правления и лести подхалимов{195}. Во время кризиса 1853–54 годов он вел себя иногда как отчаянный игрок, переоценивающий свои карты: после многих лет размеренной игры по укреплению позиций России на Ближнем Востоке он рисковал всем в войне против турок, отчаянно ставя все на единственный ход в рулетке.
Но действительно ли он рисковал с его собственной точки зрения? Мы знаем из его личных дневников, что его уверенность зиждилась на параллелях с 1812 годом. Он постоянно ссылался на войну его старшего брата с Наполеоном как причину по которой России было бы возможно одной бороться со всем миром. «Если Европа принуждает меня к войне», писал он в феврале, «то я последую примеру моего брата Александра в 1812 году, я поведу бескомпромиссную войну против нее, если будет необходимо, я отступлю за Урал,
- AНГЛО-САКСОНСКАЯ ХРОНИКА - АВТОР НЕИЗВЕСТЕН - История
- Другой взгляд на Сталина (Запрещенный Сталин) - Людо Мартенс - История
- Крымская весна. 30 дней, которые потрясли мир - Олег Матвейчев - История
- Аттила. Русь IV и V века - Александр Вельтман - История
- Раннее христианство: страницы истории - Ирина Свенцицкая - История
- История государства Российского. Том II - Николай Карамзин - История
- Загадки древности (Белые пятна в истории цивилизации) - Гарий Бурганский - История
- Крымская война - Е Тарле - История
- Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом - Михаил Гаспаров - История
- Балтийские славяне. От Рерика до Старигарда - Андрей Пауль - История