Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще о тюрьмах в период блокады Ленинграда мало что известно. Но знаю, что часть осужденных с начала войны были освобождены (те, кто получил сроки за незначительные преступления), часть – расстреляны (видимо, те кто ожидал смертного приговора), а часть – эвакуированы. Точных цифр никто не назовет. Есть только общие данные по стране: из двух миллионов осужденных почти миллион получили свободу и отправились на фронт. Известна история осужденного, который во время эвакуации в Выборг (тот уже принадлежал СССР) героически погиб. Он направил автомобиль, которым управлял, тараном на немецкий танк с целью спасения группы осужденных и сотрудников.
– У нас тут есть дело главного специалиста одного из вузов, – рассказывает работник архива. – Его осудили за то, что семена раздал людям… Еще я обратила внимание на «банду» из трех девушек, укравших полтора мешка пшеницы. Все получили по 10 лет. Примечательный факт: две девушки работали грузчиками, а одна – водителем.
Было еще дело семьи, у которой обнаружили больше продуктов, чем полагалось по нормам. И вот за «излишки» их тоже арестовали…
Почти в каждом деле есть описи имущества арестованных (его конфисковали). Обычно это весьма скромный список. К примеру, у одного из похитителей продовольственных карточек описали: шкаф платяной, костюм, пальто, патефон и ботинки.
Меж тем я утопаю в делах о кражах продовольственных карточек и хищениях домашних животных и птиц (коровы, курицы).
Очень любопытное дело супружеской пары. Она работала директором магазина, он на складе. В общем, оба похищали народные товары. Их сразу арестовали, дали по 10 лет. В колонии женщина (ее звали Вера Иванова) через несколько дней умерла.
А вот дело Михаила, которому не было и 16 лет. В материалах есть его фотокарточка – с нее смотрит ребенок в военной форме. Суд признал, что он похитил папиросы, и приговорил его к 10 годам в колонии для несовершеннолетних (поскольку это была не первая кража).
32-летний инженер водного транспорта Алексей Хахилев получил 10 лет за продажу на рынке хлеба 20 декабря 1941 г.:
В целях личной наживы продал по спекулятивной цене 250 гр. хлеба за 75 рублей. Кроме того, при себе у него были обнаружены три пайки хлеба по 250 грамм каждая.
Не делались скидки ни на пол, ни на возраст, ни на высшее образование подсудимого. Ничто в тот период не имело значения для права. «Судоговорение окончено», – так завершала стенографистка Военного трибунала каждый протокол судебного заседания. В один из дней она упала в голодный обморок. Но выжила. А секретарь одной из уголовных коллегий по фамилии Владычинская умерла от голода.
Суд был суров и к подросткам: Михаил получил 10 лет колонии
Были и перегибы на местах, как сейчас бы выразились, и следовавшие за ними редкие оправдания. Показательно дело сотрудника Ленгортопа Владимира Маслова, которому дали семь лет за то, что он якобы способствовал незаконной продаже дров. Высшая инстанция приговор отменила, и Маслова освободили.
11 июня 1942 г. был вынесен приговор 20-летней Надежде Цветковой за попытку убийства сестры. Читаю материалы дела: сестры жили вместе, но питались раздельно. У старшей пропали продуктовые карточки, и она обвинила младшую. Причем не просто обвинила, а стала угрожать. Вот Надежда и схватила топор, ударила им сестру по голове. Суд учел, что девушка была в состоянии аффекта, что причиненные повреждения оказались нетяжелыми и что она сама оказала первую помощь пострадавшей. В итоге приговорил к семи годам.
И снова приведу цитату из выступления Булдакова:
А такие случаи на почве голода, как убийства, были единичны. Были случаи, когда подруга зазывает к себе, а потом свою же подругу убивает, забирает карточки. Были случаи, когда специально на улице под каким-нибудь предлогом зазывали на квартиру, убивали, отбирали карточки, труп вытаскивали из комнаты, выбрасывали за дверь. Все это было, но не было массовым явлением.
Дела о людоедстве в период блокады Ленинграда тоже были. Но они до сих пор под грифом «секретно». А одна из женщин-архивариусов, у которой мама прошла блокаду, вспоминает, как та говорила:
– Ребенку нельзя было одному ходить. Могли выкрасть и съесть.
Меж тем Военным трибуналом рассматривались и дела военных. Передо мной дела, где обвиняемых – бойцов армии – приговорили к расстрелу за дезертирство (к примеру, один из них во время боя ушел в лес и прострелил там себе левую руку) и распространение «пораженческих настроений».
Особенно меня впечатлило дело командира стрелковой дивизии полковника Фролова и военного комиссара той же дивизии Иванова. Их вина заключалась в том, что за три часа до начала операции они заявили: не верят в ее успех.
Таким образом, в трудный и ответственный момент для Ленинградского фронта, когда бойцы, командиры и политработники армии, не щадя своей жизни, выполняют боевую задачу по прорыву блокады Ленинграда, Фролов и Иванов нарушили воинскую присягу и обесчестили высокое звание воина Красной армии и своими трусливыми пораженческими действиями нанесли ущерб.
Обоих суд в декабре 1941 г. приговорил к высшей мере с лишением всех званий.
Глава 2
Уникальное дело об аборте
В июне 1944 г. в Ленинграде слушалось уникальное уголовное дело – о незаконном аборте во время блокады. Единственное в своем роде. Оно дошло до Верховного суда РСФСР. Взявшийся защищать женщину талантливый юрист требовал от государства доказать: а была ли она вообще беременна? В распоряжение автора попал приговор, который сегодня даже трудно себе вообразить. Явное ноу-хау – утверждение, что судом не было установлено достаточных доказательств беременности.
На скамье подсудимых оказались трое: главврач поликлиники, где произошло (по тогдашним законам) преступление, медсестра и их пациентка. Медсестра вину признала, а ленинградка, избавившаяся от нежелательной беременности на маленьком сроке, – нет. Врач – а это был знаменитый медик-шахматист Федор Скляров, который ранее стал победителем блокадного турнира, – с обвинением согласился лишь частично.
Аборт как преступление
«Дело № 92. Судебная коллегия по уголовным делам города Ленинграда, 28 июня 1944 года. Открытое заседание». Этими словами начинается вердикт двум медикам и одной пациентке, написанный чернилами на типографском бланке с шапкой «ПРИГОВОР».
Почему такой процесс вообще стал возможен? Дело в том, что постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 июня 1936 г. аборты в СССР были запрещены. И речь не только о подпольных операциях, которые проводились на дому либо людьми без медицинского образования.
Запрещалось делать аборты даже в условиях поликлиники или больницы. Единственным исключением было прерывание беременности для сохранения жизни матери, а также при наличии передающихся по наследству тяжелых заболеваний. Все иное подпадало под статью 140 УК РСФСР. Причем уголовной ответственности подлежали не только лица, производившие аборт, но и их пациентки.
Инициаторами столь жестких правил якобы были сами трудящиеся женщины, что звучало довольно цинично: ведь именно у них было отобрано право распоряжаться своей судьбой. Но чего не сделаешь ради «общей цели»… Как писал заместитель генерального прокурора, председатель юридической коллегии Верховного суда СССР Арон Сольц:
Нам нужны все новые и новые борцы – строители этой жизни. Нам нужны люди ‹…› Аборт – это злое наследие того порядка, когда человек жил узко-личными интересами, а не жизнью коллектива… В нашей жизни не может быть разрыва между личным и общественным. У нас даже такие, казалось бы, интимные вопросы, как семья, как рождение детей, из личных становятся общественными.
Как бы то ни было, число официальных абортов резко пошло на спад. Если в первой половине 1936 г. – до запрета – их в Ленинграде было сделано почти 44 000, то во второй половине оказалось всего около 700.
В годы Великой Отечественной войны никаких изменений в законодательство в плане абортов внесено не было – они оставались запрещены. Но жизнь шла своим чередом, люди продолжали любить друг друга, женщины беременели. Если решали избавляться от плода – обращались к знакомым медикам по крайней мере за советом. Никто не думал, что за это могут привлечь к уголовной ответственности. До того ли всем было, когда вокруг свистели пули, разрывались снаряды, царили разруха и голод!
В Ленинграде, где во время блокады люди умирали ежедневно и это являлось страшной нормой, тема абортов даже не обсуждалась. Никого за них не сажали.
– Это уголовное дело по незаконному производству аборта для нас уникально уже тем, что оно единственное, – говорит руководитель Объединенной пресс-службы судов Санкт-Петербурга Дарья Лебедева. – Других нет. И, кстати, нет их ни до войны, ни после. А запрет
- Тайны Кремлевского централа. Тесак, Фургал и другие. Громкие дела и «Странные» смерти, в российских тюрьмах - Ева Михайловна Меркачёва - Публицистика
- Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом - Коллектив авторов - История
- ЦАРЬ СЛАВЯН - Глеб Носовский - История
- Падение царского режима. Том 2 - Павел Щёголев - История
- Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Натан Яковлевич Эйдельман - Историческая проза / История
- Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Эйдельман Натан Яковлевич - История
- Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева - История
- Татаро-монгольское иго. Кто кого завоевывал - Анатолий Фоменко - Публицистика
- История Саудовской Аравии - Алексей Михайлович Васильев - Биографии и Мемуары / Исторические приключения / История
- Испанцы Трех Миров - Всеволод Евгеньевич Багно - История / Культурология / Прочая научная литература