Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страхов рассказывает, что с 1861 г. «Современник» стал действовать «как некоторого рода комитет общественного спасения» и систематически заниматься литературными казнями: были «уничтожены» Погодин, Случевский, Костомаров, славянофилы; наконец, был разгромлен роман Тургенева «Отцы и дети». Страхов, под псевдонимом Косицы, выступил на его защиту. Тогда «Современник» обрушился на «Время» (статья «О духе „Времени“», апрель 1862 г.). Полемика была прервана арестом Чернышевского. Революционное брожение росло с каждым месяцем; распространялись прокламации с угрозами «залить улицы кровью и не оставить камня на камне»; в мае 1862 г. в Петербурге начались пожары; две недели горели целые кварталы. В июне «Современник» был закрыт на восемь месяцев.
Летом 1862 г. Достоевский в первый раз едет за границу. Мечта всей жизни наконец осуществляется: он увидит Европу, «страну святых чудес»! Год тому назад он писал Я.П. Полонскому в Италию: «Счастливый вы человек! Сколько раз мечтал я, с самого детства, побывать в Италии! Еще в романах Ратклиф, которые я читал еще восьми лет, разные Альфонсы, Катарины и Лючии въелись в мою голову… Потом пришел Шекспир – Верона, Ромео и Джульета, черт знает, какое было обаяние! А вместо Италии попал в Семипалатинск, а прежде того в Мертвый дом. Неужели же теперь не удастся поездить по Европе, когда еще осталось и силы, и жару, и поэзии?» И вот наконец он «вырвался».
В «Зимних заметках о летних впечатлениях» он рассказывает: «Я был в Берлине, в Дрездене, в Висбадене, в Баден-Бадене, в Кёльне, в Париже, в Лондоне, в Люцерне, в Женеве, в Генуе, во Флоренции, в Милане, в Венеции, в Вене, да еще в иных местах по два раза, и все это я объехал ровно в два с половиною месяца». Маршрут был составлен заранее, выбирать места он был не в состоянии; ему хотелось «осмотреть все, непременно все». «Господи, сколько я ожидал себе от этого путешествия! Пусть не разгляжу ничего подробно, думал я, зато я все видел, везде побывал; зато из всего ценного составится что-нибудь целое, какая-нибудь общая панорама. Вся „страна святых чудес“ представится мне разом с птичьего полета, как земля обетованная с горы в перспективе».
В Берлине пробыл он всего одни сутки, и город произвел на него «самое кислое впечатление». «Я вдруг, с первого взгляда, заметил, что Берлин до невероятности похож на Петербург»; поэтому он поскорее «улизнул» в Дрезден, «питая глубочайшее убеждение в душе, что к немцу надо особенно привыкать и что с непривычки его весьма трудно выносить в больших массах».
В Дрездене ему «вдруг вообразилось, что ничего нет противнее типа дрезденских женщин». В Кёльне собор ему не понравился, но месяц спустя, увидев его во второй раз, он хотел «на коленях просить у него прощения». При въезде во Францию его ждало первое столкновение с «европейским духом». На пограничной станции Аркелин в вагон село четыре странных путешественника: они были налегке, в потертых сюртучках, грязном белье и ярких галстуках. Лица у всех похожие, помятые и самодовольные. Русский путешественник с удивлением узнает, что это «полицейские шпионы». В Париже, в Hôtel des Empereurs, хозяйка подробно записывает все его приметы. «О, месье, это необходимо!» – восклицает она, и Достоевский поражается «колоссальной регламентацией» этого «самого добродетельного города на всем земном шаре». Он пишет Страхову: «Париж прескучнейший город, и если б не было в нем очень много действительно замечательных вещей, то, право, можно бы умереть со скуки. Французы, ей-богу, такой народ, от которого тошнит… Француз тих, честен, вежлив, но фальшив, и деньги у него всё. Идеала никакого… Вы не поверите, как здесь охватывает душу одиночество. Тоскливое, тяжелое ощущение». Из Парижа он едет на 8 дней в Лондон, осматривает Всемирную выставку, часто встречается с Герценом. Лондон его поражает. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» он пишет: «Какие широкие, подавляющие картины! Этот, день и ночь суетящийся и необъятный, как море, город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами), эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок, который, в сущности, есть буржуазный порядок в высочайшей степени, эта отравленная Темза, этот воздух, пропитанный каменным углем, эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Уайтчапель, с его полуголым и голодным населением, Сити со своими миллионами и всемирной торговлей, кристальный дворец, всемирная выставка… Да, выставка поразительна!»
Возвратившись в Париж, Достоевский едет оттуда в Женеву, где встречается с Н. Страховым. Вместе они отправляются в Люцерн. Затем через Монсени в Геную; из Генуи на пароходе едут в Ливорно, оттуда во Флоренцию. Страхов сообщает, что Достоевский скучал в Uffizi, сравнивал Арно с Фонтанкой и с увлечением читал новый роман Гюго «Les Misérables».
В сентябре они оба вернулись в Россию. Ни в письмах, ни в «Заметках» писатель ни слова не говорит об Италии, о которой он так пылко мечтал с раннего детства. В Европе ждало его полное разочарование, – «страна святых чудес» оказалась кладбищем.
В ноябрьской книжке «Времени» (1862) появляется рассказ Достоевского «Скверный анекдот». Розовые надежды первых дней реформы рассеялись. Освобождение крестьян, ради которого писатель «пошел в революцию» и за которое заплатил десятью годами ссылки, обрадовало его ненадолго. «Праздник примирения» между народом и интеллигенцией еще недавно вдохновлял его публицистику; теперь он мстит себе за неисправимую «мечтательность» и издевается над своей наивностью. Вместо гимна эпохе Великих реформ, он пишет на нее свирепую сатиру. Реформа не удалась, вместо нее получился «скверный анекдот».
В государственных деятелях нового царствования он узнает все тех же утопистов 40-х гг., но только внезапно поверивших в свои парламентские способности. В лице героя, действительного статского советника Ивана Ильича Пралинского[36], он рисует на них убийственную карикатуру. Иван Ильич – генерал, еще молодой, любит говорить и «принимать парламентские позы». В минуты уныния он сам называет себя «парлером» и «фразером». «Но
- Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой - Донна Орвин - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Встреча моя с Белинским - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков - Биографии и Мемуары
- Тургенев без глянца - Павел Фокин - Биографии и Мемуары
- Достоевский - Людмила Сараскина - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Святое русское воинство - Федор Ушаков - Биографии и Мемуары
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары