Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их основная мысль сводилась к следующему:
— Ввиду полного переворота, совершившегося в нашей стране, мы имеем полное право располагать собой так, как нам это угодно. Состоявшееся соглашение потеряло свою силу, потому что те люди, пред которыми мы обязались — и которые обманули нас самым возмутительным образом! — сброшены со своих высоких постов. Наши старые господа полетели вверх тормашками, и от их былого величия ничего не осталось. Наша судьба радикально, изменилась одновременно с тем, как раскрылись наши глаза. Мы не продались навсегда. Мы — не скот, который может быть куплен на убой любым мясником. Мы не желаем погибать потому только, что Николай II позаримся на Константинополь и вместе с тем нуждался во французском золоте. Нам нет дела до того, что английский империализм желает сохранить свое владычество на морях, и что немецкий империализм стремится сломить эту гегемонию. Нас не касается, что Соединенные Штаты хотят заграбастать как можно больше денег, и что о том же мечтают все металлургические, шерстяные, свиные, и всякие другие некоронованные, но всемогущие короли мира. Мы имеем полное право аннулировать сделку, согласно которой нас продали вместе с потрохами, и стремимся к тому, чтобы восстановить попранную справедливость!
Основная же мысль офицеров была такова:
— Революция? Браво! Да здравствует свобода! Но необходимо все же, чтобы вы продолжали войну на пользу и преуспеяние правительств Англии, Франции и Италии. Если вы не будете больше воевать, то, во‑первых, окажетесь изменниками, во‑вторых, вонзите нож в спину революции, а, в‑третьих, французская артиллерия научит вас уму-разуму, отправив кое-кого на тот свет.
Как все здоровые духом и рассудительные люди, которые желают знать и выполнять свои прямые обязанности, русские солдаты долго спорили между собой, — но об этом я уже говорил. Я подчеркиваю, что они спорили во время штурма форта Бремона не из трусости, не под влиянием страха, а только потому, что хотели уразуметь истинный смысл своих действий и поступать вполне обдуманно. И вот вам доказательство: неокончательно убежденные и плохо осведомленные об истинном положении вещей, они не позволили себе принять окончательное решение и заключили свои дебаты следующим заявлением: «Мы пойдем в бой! Мы выполним все то, что офицеры прикажут нам».
И стройными рядами пошли на бойню...
———
А теперь после вынужденного отступления, снова вернемся в те дворцы, которые уже знакомы нам. Французские власти начинают побаиваться этих бесстрашных бунтовщиков, которые признают себя только солдатами революции. Подобные примеры очень заразительны: отмечены уже 17 случаев восстания во французских войсках. «Серая скотинка» чувствует запашок капиталистической воины, и это не нравится ей. Надо принять своевременные меры и предупредить события. Французские власти говорят русским военачальникам:
— Уберите их в Россию или же укротите тут на месте, а мы поможем вам.
Но там Керенский еще больше самих французов боится этих идейных солдат. Этот «вождь» революции постоянно и систематически боится революции. Он мало заботится о том, чтобы поскорее репатриировать своих земляков-революционеров. Согласно своему обыкновению он виляет, а затем, в виде ответа, посылает подкрепление 2‑й бригаде, смертельно враждебно настроенной против 1‑й.
———
Если бы подняться, скажем, на аэроплане над ля‑Куртином, то мы могли бы в то время увидеть кольцо русских войск, находившихся под главным командованием генерала Беляева. Кольцо это — двойное. Первое: три пехотных батальона, три пулеметных роты и четыре батареи: русские солдаты и французские орудия. Второе: французские войска: 19‑й, 78‑й, 82‑й и 105‑й пехотные полки, кавалерия и артиллерия. 14 сентября объявляется последний ультиматум генерала Беляева. Он отвергается. Тогда из ля‑Куртина эвакуируется все гражданское население. Надвигается заранее приготовленная, обдуманная гроза, готовится организованный катаклизм[6].
———
И вот тут-то мы непосредственно подходим к митингу людей, осужденных на смерть. Живо припомним все фразы этой живой картины или кинокадра, как я называл его вначале. Начинается обстрел. Двое музыкантов падают замертво. Всего — восемь человек убитых. Весь ля‑Куртин окружен траншеями. Производится систематическая атака на этих 11 000 человек, которые лишены каких бы то ни было средств защиты, которые решили пожертвовать жизнью, но не идеалами. Эта атака длится пятеро суток и сопровождается всеми характерными ужасами войны, в том числе и индивидуальными убийствами, совершаемыми офицерами, которые не руководятся никакими другими мотивами, кроме ярости, садизма и грабежа. Много сотен убитых, еще больше — раненых. 800 человек исчезают бесследно. Из 11 000 человек остается только 8000. Нельзя с полной точностью установить число убитых, потому что их хоронят ночью, тайком и предусмотрительно уничтожают все следы могил. До сих пор неизвестно, не ступает ли теперь над ними человеческая нога!
Оставшихся в живых погружают в темные, зловонные, грязные клетки, находящиеся в пароходных трюмах. Непокорных русских солдат экспортируют[7] в Африку.
———
В то же самое время другие русские солдаты находятся к Салониках. Они переживают точно такую же эпопею, как и их земляки на французском фронте. Но в Салониках русские страдают как сторонники Октябрьской революции, второй, настоящей. Не той, что опрокинула старый мир, а иной, которая вознеслась над руинами и начала строить новый мир.
Русские солдаты в Салониках заявили то же самое:
— Хватит с нас подчиняться приказам французских царистов и русских нео-царистов. Мы не хотим марать наших рук в крови, которая льется во славу золотого тельца или же для благополучия рабовладельцев всех сортов и мастей. Наше место — у нас дома, в России, где сейчас идет война за освобождение человечества!
Они подвергаются всем мукам, всем лишениям, какие только можно вообразить. Их терзают, пытаются уморить их жаждой, их убивают группами и поодиночке, но они не сдаются, не уступают, и те из них, которые выжили, присоединяются к другим непокорным землякам, поджидающим их в Африке.
———
В Африке. Люди тают от зноя. Их гонят из одного лагеря в другой, и каждый день в отдельности — потрясающий этап в хождении этих страдальцев по мукам. Но если изменилась окружающая обстановка, то кое-что другое в них самих нисколько не изменилось: их решение!
Не быть больше соучастниками империалистов. Служить новой России! Вот их девиз, и этому девизу они служат верой и правдой.
В сферах приходят, наконец, к определенному решению. После долгих стараний, попыток и размышлений и ввиду серьезных последствий, которыми чревато это серьезное дело, власти постановляют: репатриировать[8] русских солдат. Но то, что, казалось, должно было бы явиться концом их крестных мук, превратилось в начало другой Голгофы[9]. Русских солдат послали в армию генерала Деникина, белогвардейца, бандита, оплачиваемого и вооружаемого Англией и Францией
- Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 - Гюнтер Банеман - Биографии и Мемуары
- Командиры «Лейбштандарта» - Константин Залесский - Биографии и Мемуары
- Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!» - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943 - Эдельберт Холль - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- В окружении. Страшное лето 1941-го - Борис Васильев - Биографии и Мемуары
- Репрессированные командиры на службе в РККА - Николай Семенович Черушев - Биографии и Мемуары / Военное
- Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли - Биографии и Мемуары
- Военный дневник (2014—2015) - Александр Мамалуй - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары