Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По следам охотник прочитал, что волков было семь: два матёрых – волк и волчица, два переярка и три прибылых.
– Вот же пакость какая! – выругался Будников. – Управы на вас нет, столько государственного мяса загубили!
Он перерезал лосю горло и выпустил кровь, вырезал из туши печень, язык, большие куски филейного мяса и бросил на сани, прицепленные к снегоходу. Затем аккуратно достал из рюкзака берестяную коробочку с покрытыми липким серым салом пилюлями стрихнина и стал закладывать их в тушу, делая глубокие надрезы охотничьим ножом. Он провозился около двух часов, пока не заложил в мясо все шестьдесят три пилюли. После чего Будников педантично составил акт о применении яда, сложил его вчетверо, сунул во внутренний карман суконки[61], завёл «Буран» и поехал дальше.
Волки пришли к убитому лосю ночью. Сначала тревожно принюхивались к следам человека; долго стояли в стороне, навострив уши и задрав носы. Но голод всё же оказался сильнее осторожности. Первым к туше подошёл один из прибылых – самый слабый и тощий. Он лизнул шерсть лося один раз, второй, а потом жадно впился клыками в мёрзлое мясо. Тут же к нему подключились потерявшие страх остальные молодые волки. Только матёрый с волчицей опасливо топтались в стороне. Они уже встречались с людьми. Им показалось странным, что их конкурент пробыл возле туши несколько часов, а мясо почти не тронул.
Вскоре стали происходить странные вещи. Сначала у прибылого пошла из пасти обильная синяя слюна, потом его вырвало синими непрожёванными кусками мяса, он начал задыхаться, побежал в безотчётном ужасе к лесу, затем обратно к добыче, после чего упал и, царапая когтями ледяную корку наста, воя, скуля и задыхаясь, умер. Матёрые почуяли неладное и отогнали молодых от туши лося. Стая, бросив добычу и умершего возле неё волка, побежала обратным следом в тайгу. По пути начало рвать синим мясом другого волка. Затем ещё одного. Утром все молодые волки были мертвы. Матёрый несколько раз с недоумением лизнул синий снег и куски срыгнутого молодыми мяса, и его тоже начало тошнить. Волк болел больше недели, но не умер, лишь сильно отощал и ослаб от бесконечной рвоты. Только старая волчица избежала яда. С тех пор она на всю жизнь запомнила горьковатый запах отравленных пилюль. В ту весну она подолгу выла ночами на луну, оплакивая своих несмышлёных детей.
Через несколько дней охотник вернулся к туше лося, обнаружил там мёртвого волка и по синей слюне красителя на снегу понял, что остальные тоже отравлены. Он направился по следам, но нашёл только трупы молодых волков. Старые остались живы.
Хоть волк с волчицей и избежали яда, но уйти далеко не смогли. Это были мудрые, но стареющие звери. К тому же матёрый тяжело выздоравливал после отравления, а волчица была беременна. Они не ушли к далёким гольцам, как делали это каждое лето, а остались в заболоченной пойме реки, недалеко от озера Медвежьего. Корма тут было много: косули, зайцы, ондатры, а главное, бессчётное количество бродячих собак, приходящих из близкого города. Кроме того, возле села Первомайского был скотомогильник, где иногда можно было поживиться мясом павших животных. Живых же коров, которых на Колхозных озёрах летом паслось много, волки не трогали, боясь мести людей: начав охоту, люди обнаружили бы логово. В мае у волков родилось пятеро волчат…
Глава XXI
Один возле волчьего логова
На зимовьё мы вернулись в сумерках. Ещё издали была слышна гитарная музыка, которая казалась тут лишней. Ванька Филин к нашему приходу вскипятил чайник и кинул в него добрую горсть заварки. Парни сидели вплотную у костра, исторгающего клубы едкого густого дыма, отпугивающего комаров. Антон исполнял на гитаре песни групп «Красная плесень» и «Сектор Газа».
Макс налил чаю в большую металлическую кружку с потрескавшейся эмалью, положил в неё десять чайных ложек с горкой сахара и, подсев к костру, стал громко, с колокольным звоном размешивать его. И когда Антон перестал играть, коротко рассказал, сколько сетей мы поставили и где.
– А ещё мы слышали, как в районе зимовья Саньки Мохова выли два волка, – добавил я будничным тоном и тоже налил себе чаю.
– Ага, – подтвердил Макс, откусывая пряник и шумно запивая его, и продолжил с полным ртом: – Похоже, у них там логово.
– Ужас, – томно промолвил Антон, пощипывая струны гитары, – не хотел бы я там ночью один оказаться.
– Да ну! Нашёл кого боятся! – усмехнулся Филин. – Та же псина, только дикая.
– Ну так сходи туда прям сейчас, к этим добрым диким псинам, – предложил ему Антон, – возле костра-то все смелые.
– И схожу! Легко! Только после меня пойдёшь ты. Заодно и проверим, кто из нас смелый, а кто трус.
Завязалась вялая ссора, в которую влился и Лёнька Молчанов. Мы с Максом отстранённо допивали чай. Причём Макс с подозрительной задумчивостью смотрел не мигая на красные, светящиеся угли костра, осмысливая какую-то внезапную идею, пришедшую ему в голову. И когда эта идея приняла окончательные формы, он произнёс:
– А Филин прав: наведаться ночью одному в волчье логово – это хороший способ проверить себя на мужество. И я предлагаю начать прямо сейчас.
– Каким образом? – заволновался Антон и отложил гитару.
– Обыкновенным, – ответил Макс, – кинем жребий на спичках. Кому короткая достанется – первым пойдёт на Санькино зимовьё. Кто не побоится – тот герой.
– Даже если погибнет от волчьих клыков? – поинтересовался Филин.
– Разумеется, – ответил Макс, не уловив иронии. – А кто не пройдёт путь или откажется – тот трус!
– Кстати, ночью там повстречаться можно не только с волками, – напомнил я, – достаточно вспомнить, как Санька Мохов погиб.
Антон и Лёнька не знали подробностей гибели нашего друга, и я коротко, но в красках рассказал им о медведе-шатуне. Сгущающаяся ночь усилила впечатление.
– А как мы узнаем, что ушедший был на зимовье? – спросил Филин после молчания, порождённого моим рассказом. – Ведь можно переплыть на тот берег, развести костерок, посидеть возле него часок-другой, чайку попить и вернуться.
– Не знаю, – растерянно произнёс Макс, – об этом я не подумал.
– Есть одна идея! – встрял я на свою голову. – Уходящий берёт топор, – тут я отстегнул от пояса свой туристический топорик и подбросил его в руке, – и плывёт на тот берег к Медвежьему озеру. На месте, где стояло Санькиного зимовьё, втыкает его в любое ближайшее дерево и возвращается. Следующий
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Подарок для Снегурочки - Ирина Петровна Токмакова - Прочая детская литература / Прочее
- И настанет веселое утро - Ирина Токмакова - Прочая детская литература
- Слово ко взрослым - Ирина Токмакова - Прочая детская литература
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Обида - Ирина Верехтина - Русская классическая проза
- Необыкновенное обыкновенное чудо - Юрий Владимирович Каракурчи - Русская классическая проза
- Нарисованная ведьма. Истории о первой любви - Кристина Ивановна Стрельникова - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- Побеждённые - Ирина Головкина (Римская-Корсакова) - Русская классическая проза