Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ремонт не по нашей части, дамочка, — Озолин скосил глаза на своего напарника, что означало: здесь откровенность противопоказана. — Новое бы что сделать — это с нашим удовольствием.
Лена извинилась, покинула мастерскую.
— Опять же все зависит от того, сколько заплатите, — крикнул ей в спину Озолин, а выйдя вслед за нею на крыльцо, спросил встревоженно: — Чего приключилось-то?
Рассказала о рецепте.
— Ой ты, — произнес столяр шепотом, и в глазах у него вспыхнул огонек; однако он тут же притушил его, сказал рассудительно: — Такое должен комитет решать. Вечером передам товарищам.
Лена, пряча за спиною перебинтованную руку, поведала о диуретине.
— Через полчаса я должна быть за своим пультом.
— Н-да...
Снял фартук, приоткрыл дверь, кинул его за порог.
— Что же, идемте, глянем, какой ремонт вашему столу потребен.
А за воротами предупредил:
— Сюда не нужно больше приходить: добудете порошок — сразу к себе, а я через час, не больше, загляну к вам от кашля чего купить. Если в руке будет газета, комитет решил — «Да».
И в продолжение всего того времени, пока бежала на Атаманскую, пока объяснялась там с господином Морицем, которому страсть как не хотелось спасать реноме конкурента, пока, возвратившись к себе, делала вид, что уже составляет лекарство, а на самом деле лишь тянула время и ждала такого желанного теперь лязга входной двери, — в продолжение всего этого времени думала только об одном: может быть, уже сегодня вечером наконец-то отболит и отвалится с тела России эта мерзкая болячка — Колчак.
Наконец, дверь впустила Озолина. Причем без обычного раздражения, почти молчком, будто угадав, что идет Мастер, которому по силам призвать ее к порядку. Столяр обстоятельно потоптался на мокрой тряпке, постеленной у порога, огляделся, прошел к стойке, за которой высился на специальном табурете Шульц.
— Кашель замучил, — сообщил ему, болезненно скривившись. — По целой ночи бухаю.
— Шухой или ш мокрот? — деловито поинтересовался старик.
— Сухой...
Не вставая с места, старик дотянулся до полки, где стояли бутылки с готовой микстурой, назвал цену. Столяр расплатился, повертел в руках не нужное ему приобретение и направился к выходу.
Еще в первый момент, как только он переступил порог и принялся вытирать ноги, Лена убедилась: явился без газеты. Однако до последней минуты теплилась надежда: может, держит в кармане, а вот сейчас достанет, чтобы сунуть на ее место бутылку. Это будет такой оправданный жест.
Увы, газета на свет не появилась, столяр ушел. Лена с трудом удержалась от безрассудного шага, хотелось броситься следом, спросить: почему? И хорошо, что удержалась, хозяин и без того глядел на нее с удивлением: чего ради так заинтересовалась заурядным посетителем?
«Нет». Что же, ей остается лишь выполнить партийный приказ. Видимо, у комитета есть какие-то соображения на этот счет, соображения, достаточно веские для того, чтобы оставить ненавистному правителю Колчакии жизнь.
И тут Лену осенило: можно ведь приготовить лекарство в небольшом количестве — столько, чтобы через пару дней возникла надобность повторить заказ. А за это время она свяжется с комитетом, выяснит мотивы решения и, возможно, сумеет переубедить товарищей.
Так и сделала. И, едва управилась, дверь известила: пришли за лекарством.
На этот раз офицеры (опять примаршировали оба-два) ни о чем не спрашивали, просто молча уставились на старика. Тот поспешно вскочил, но ничего не смог им сказать: уставился в свою очередь на Лену.
— Микстура готова, — сообщила она, приклеивая к флакону рецепт.
Синявский повернулся к ней, но спутник сказал:
— Я возьму, Серж.
Забрал у Лены флакон, взболтнул содержимое, посмотрел на свет.
— Здесь на два дня, — пояснила Лена. — Потом приготовим свежий состав.
Офицер, никак не отреагировав на ее слова, развернул только что приклеенный к флакону рецепт, мельком взглянул, бросил через плечо Шульцу:
— Здесь нет подписи того, кто готовил лекарство.
— О, о, йа, йа, — засуетился старик и окликнул: — Элен...
— Да, пожалуйста, — отозвалась она, ставя в уголке рецепта подпись; при этом рука ее помимо волн дрогнула, и Лена, испугавшись, что офицер обратит на это внимание, поспешила отвлечь его: — Принимать в зависимости от состояния, нижний предел — пятнадцать капель на прием, верхний — двадцать пять. С водой, естественно.
Офицер козырнул (не то в знак благодарности, не то прощаясь), однако Синявский, шагнув к нему, придержал за рукав, попросил флакон и, возвращая Лене, приказал:
— Отмерьте высшую дозу. Хотя бы в этот вот сосуд, — кивнул на мензурку, стоявшую перед Леной; криво усмехнулся, добавил: — Без воды.
Она вскинула недоуменно брови, но смолчала — принялась послушно отсчитывать капли. К пульту засеменил встревоженный Шульц.
Когда в мензурку упала, наконец, двадцать пятая капля, Синявский буркнул, позволив себе перейти на «ты»:
— А теперь выпей.
Она опять вскинула брови:
— Я?
— Пей, пей.
Пожала плечами, выцедила в рот содержимое мензурки.
— О, майн готт, — учащенно задышал ей в затылок старик.
Хотела сказать ему, что пугаться нет повода, что лекарство составлено в строгом соответствии с прописью, но горечь во рту свела челюсти.
«Интересно, смогла бы заставить себя выпить, будь здесь стрихнин?»
Видимо, при этой мысли кровь отхлынула от лица, потому что Синявский, пристально за ней наблюдавший, вдруг спросил:
— Страшно?
— Горько, — выдавила, отворачивая лицо.
— Выпейте воды, — разрешил он, снова переходя на «вы». — И прошу не обижаться: служба.
— Найн, найн, — поспешил за нее ответить старик. — Обида нихьт. Приходить цвай день швежий шоштав.
— Придем, если понадобится, — козырнул Синявский. — Кстати, рецепт пока пусть останется у вас.
Понадобилась ли новая порция микстуры, Лена так никогда и не узнала. Как не смогла осуществить и свое намерение — связаться с подпольным комитетом партии. И прошло много, много дней, прежде чем представилась возможность узнать причины, по каким комитет принял решение ничего не подмешивать в снадобье, предназначенное для адмирала.
А произошло вот что. Из Челябинска, для связи с омской большевистской организацией, приехала молодая подпольщица Рита Костяновская. Она и раньше наезжала в Омск, и все сходило благополучно. На этот раз, однако, связную выследила колчаковская контрразведка, и на всех явках, где успела побывать Рита, произвели аресты. Обыски и аресты.
Кроме самой Риты, схватили Масленникова, Рабиновича, Лесного, Ковригину. Арестовали и Лену.
Найти у нее ничего не нашли, единственной
- Обвиняемый — страх - Геннадий Падерин - Советская классическая проза
- Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков - Советская классическая проза
- Гвардейцы Сталинграда идут на запад - Василий Чуйков - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- И прочая, и прочая, и прочая - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- ОГНИ НА РАВНИНЕ - СЁХЭЙ ООКА - О войне
- Особая группа НКВД - Сергей Богатко - О войне
- Рассказы о наших современниках - Виктор Авдеев - Советская классическая проза
- Пленник стойбища Оемпак - Владимир Христофоров - Советская классическая проза