Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 19. Воронцовка,14–18 октября 1941 года
Наверное, близость опасности и в самом деле наделяет человека даром предчувствия беды. Будто бы не поменялось в жизни временных постояльцев Воронцовки ничего существенного: смены оставались прежними, приказа срочно сниматься никто не ожидал. Но с тех пор, как “бои на Брянском направлении” стали появляться в сводках, Раиса непрерывно чего-то ждала. И вещмешок держала собранным, хотя в хате, что занимала женская часть личного состава, устроились девчата совершенно как дома, а с револьвером не расставалась с тех самых занятий по огневой подготовке. Ермолаев глядел с удивлением, но вопросов не задавал.
Село действительно стало для них домом. Даже когда со смены шли на отдых, так и говорили “отбой через полчаса, идем домой”. Человеку всегда нужен если не дом, то хотя бы место, которое он может им называть. А потому быстро появились и вырезанные из газеты незатейливые бумажные кружева на полках, и ветка шиповника с красными ягодами — в старой кринке на столе. Даже ходики хозяйские, брошенные в пустой хате, снова повесили на стену, хотя отставали часы безбожно и нельзя было хотя бы примерно считать по ним время, не подводя каждый час.
Вот за этим столом, по деревенской привычке до блеска выскобленным, под старыми ходиками, неспешно отсчитывавшими минуты, ночная смена читала 14 числа свежую сводку. Чтобы все не толпились, Вера начала читать газету вслух. После первых же ее слов наступила такая тишина, что слышно стало не только похрипывающие ходики, но и гул ветра за стеной, теперь к утру всегда портилась погода.
“Положение на фронте продолжает оставаться очень серьезным. После многодневных, кровопролитных боев, ценой огромных потерь немецко-фашистским войскам удалось захватить город Вязьму, — Вера запнулась, но взяла себя в руки и продолжила читать, стараясь, чтобы не очень дрожал голос. — Ожесточенные бои идут в районе Брянска и за Орлом. Со всех этих пунктов бешеные звери Гитлера рвутся к нашей столице, к Москве.”
— К Москве? — она взглянула на подруг поверх очков беспомощно и испуганно.
— Еще чего! Не возьмут, подавятся! — упрямо качнула головой Лида Леонова, комсорг. — Дай мне, Вера, — И, забрав у той газету, твердым голосом стала дочитывать сводку. От следующих же слов у Раисы потемнело в глазах:
"В течение 12 октября наши войска вели бои с противником на всем фронте, особенно ожесточенные на вяземском и брянском направлениях. После упорных многодневных боёв наши войска оставили город Брянск."
На минуту показалось, что под ногами поехали половицы. Ну нет, еще чего! Она не кисейная барышня. Кто-то прошептал за плечом: “Ой, тетя Рая…” Кажется, вот так же этим летом она стояла посреди Белых Берегов у почты, 22 июня.
Сколько уже было таких сводок: Чернигов. Киев. Орел, летом еще — Смоленск. Но всякий раз не верилось. Думалось, ну еще день, еще бой — и враг будет остановлен. Увязнет в противотанковых рвах, которые копают на подступах к городам сотни рук, запутается в колючей проволоке, получит дружный залп свинца в ненасытную глотку и остановится. Но нет, линия фронта пылала, трещала выстрелами, гремела взрывами, и двигалась. То медленно и мучительно, то рывками, от которых замирало сердце, сочась кровью, она сдвигалась на восток.
Брянск… Каким он сейчас виделся ей тихим и беззащитным. По реке Десне, прозрачной почти до самого дна, ходили, шлепая колесами, два маленьких неторопливых пароходика. Басовито гудел завод Арсенал, его гудок по утрам будил что-то давно забытое, из детства — там работал отец, когда переехали из Бежицы. Окраины тонули в садах, у каждого дома — палисадник с огненными, горько пахнущими астрами. Неизменные рыжие подсолнухи у забора. Шаткие деревянные лесенки, сбегающие по склонам к реке. Новый центр города с молодыми липами и кинотеатр «Октябрь» в бывшей церкви.
За Десной бежала по заливным лугам железная дорога, почва под ней была такой зыбкой, что под паровозом ходили ходуном шпалы. Белые Берега огибала речка Снежка, с белым песком, тоже до дна прозрачная. От электростанции через поселок тек теплый канал, где вода не остывала даже поздней осенью. Белели меж сосен корпуса больницы, ее прежняя работа, мирная. Всего этого теперь нет?
Раиса видела, как проходит война через маленькие города, оставляя зияющие пустыми проемами окон остовы домов да чернеющие на развалинах печные трубы. Неужели в ее родных местах теперь то же самое? Что сталось с теми, кто жил в поселке? Ушли с беженцами? Или не успели?
Она глянула читавшей через плечо. Зацепилась взглядом за заголовок "После оставления нами Брянска" и поняла, что не может разобрать ни слова, строчки расплываются.
Скрипнула и приоткрылась дверь, кто-то заглянул к ним с улицы:
— Машины идут! Кто из дневной смены еще здесь — живо! Поливанову — к Огневу.
Несмотря на плотную напряженность обстановки, Алексей Петрович чуть ли не от входа в бывший сельсовет приветствовал ее очень радостно.
— Товарищ Поливанова! Наливайте водочку и пляшите! А завтра за новой гимнастеркой!
“Мое звание”… Раиса не сразу, но сообразила, о чем речь. Она понимала, что нужно что-то ответить, по уставу ли, просто по-человечески. И не могла. Перед глазами все еще стояли скупые газетные строчки и все силы уходили на то, чтобы не разрыдаться. Командир взглянул ей в лицо:
— Рая, что ты? Что случилось?
— Немцы Брянск взяли.
— Орел, а теперь Брянск. Как все скверно-то, — он замолчал и на минуту показалось, что даже старше сделался, так залегли под глазами тени.
— Единственная вещь, которая мне в гражданской медицине так и не далась — разговоры с родственниками, — заговорил наконец товарищ профессор. — Это твой родной город… и он теперь как пропавший без вести. И даже когда мы его освободим и отстроим, шрамы останутся. Как тот шрам от осколка на памятнике погибшим кораблям. Но нам, пока мы живы, нужно стоять на своих местах и делать свое дело, — он бережно пожал ей руку. — Боль переплавлять в злость, а злость — в работу. Военфельдшером можно сделать больше, чем сержантом. Поэтому, все-таки собрать личный состав, сто грамм, чтоб кубики не
- Аспазия - Автор неизвестен - Историческая проза
- Осенний август - Светлана Нина - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы - Георгий Андреевский - Историческая проза
- Легковерие и хитрость - Николай Брусилов - Повести
- Священный Цветок. Суд фараонов - Генри Хаггард - Проза
- Грозная птица галка - Игорь Гергенрёдер - Историческая проза
- Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский - Людмила Ивонина - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- ППГ-2266 или Записки полевого хирурга - Николай Амосов - Историческая проза
- Витебск и евреи. История, Холокост, наши дни - Маргарита Акулич - Историческая проза
- Рождение богов (Тутанкамон на Крите) - Дмитрий Мережковский - Историческая проза