Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно, вроде хорошая тетка.
Поля хмыкнула.
– А твоей маме это не мешает?
– Сложный вопрос. Вообще-то это она и заставила отца признать Левчика и пустить его в дом.
– Правда? – Митя задумался. – У тебя потрясающая мать. А почему?
– Почему? Потому что чувствует себя виноватой.
– Есть за что?
– Нет, конечно. Я вообще не уверена, что они тогда с отцом уже были знакомы. А может, были. Но женаты еще точно не были. Кажется.
– Тогда почему? – снова спросил Митя.
– Потому что она думает, что ей во всем повезло, и чувствует себя виновной перед всеми униженными и оскорбленными. Приблизительно во всем мире. Даже перед неграми в Мозамбике, вероятно. А они на ней ездят, естественно. Не негры.
– А Тамара Львовна как к ней относится?
– Ненавидит, конечно. Ты же видел, что ее сегодня не было. В детстве я всего этого не знала. И много чего не понимала. Левчик меня, наверное, тоже ненавидит. Но советскую власть больше. Это его немного отвлекает.
– Понятно.
Поля внимательно на него посмотрела.
– Слушай, – добавила она, чуть помолчав, – я сейчас сама с себя тащусь. Я же обо всем этом вообще ни с кем не говорила. Можно подумать, что это я на «Таганской» неделю обкуривалась.
Уже некоторое время они шли по улице Горького. Было людно и шумно, но Митя заметил это только сейчас. Вышли к памятнику Пушкину. Вокруг было тесно. «Как много интеллигентных и просветленных лиц», – подумал Митя. Держали транспаранты. С другой стороны площади человек на возвышении непонятного происхождения что-то выкрикивал в мегафон. Неожиданно Митю захватило волной всеобщего воодушевления, единства, надежды.
– Хочешь, подойдем послушать? – спросила Поля, внимательно на него взглянув.
– А ты хочешь?
Она покачала головой.
– Тогда зачем?
– Будет что вспомнить на свалке, – ответила Поля.
Митя ожидал, что она улыбнется, но она продолжала сосредоточенно думать о чем-то своем, вглядываясь в пустоту.
« 6 »
Поздним утром вышли из метро, прошли мимо длинного серого дома, кажется брежневской застройки, с какими-то магазинами по углам, вдоль подобия аллеи, относительно тенистой, справа от которой за деревьями шумело то ли шоссе, то ли большой проспект, мимо ворот с надписью «Коломенское» и сразу же оказались в парке. Немного углубились. Дорожки расходились полувеером; та, что уходила вперед, медленно поднималась на широкий и низкий холм с куполами уже в небе, окруженными зеленью, чуть выше линии перегиба холма. Но Поля почему-то потянула его влево, и они начали огибать парк по разворачивающейся и постепенно карабкающейся все на тот же холм неправильной дуге. По обе стороны от дорожки были разбросаны то ли большие газоны, то ли маленькие луга.
– Я думал, здесь будут толпы, – сказал Митя, и Поля пожала плечами.
Парк был освещен высоким солнцем. Хотя было почти безветренно, дыхание воздуха ощущалось отчетливо, а деревья чуть шуршали. Зелень еще не успела выгореть, дышалось ясно и светло; в воздухе висело какое-то странное, трудновыразимое, но интуитивно отчетливое, неуместно весеннее чувство. Митя посмотрел на Полю, поймал ее взгляд и с облегчением понял, что это пронзительное чувство она выхватила и ощутила тоже. Поля хмыкнула; чуть развернулась, ее зеленые глаза вспыхнули отблеском отразившегося в них солнца. Даже немного ускорила шаг. И, только отвернувшись и ускорив шаг вслед за ней, Митя понял, что это не он искал ее взгляд, не он проверял, способна ли и она тоже это увидеть и понять, а совсем наоборот – это она уже некоторое время на него смотрела, поначалу незаметно для него, пока он растерянно зевал по сторонам, это она неуверенно пыталась понять, что же именно видит или не видит он, но, как только получила ответ на свой вопрос, отвела глаза и снова изобразила свой дурацкий высокомерно-опытный вид. Это открытие было столь удивительным, что Митя начал разглядывать деревья, пытаясь выяснить, не слышно ли птиц. Но было позднее утро, и птиц уже слышно не было.
– Кого ты там на деревьях надеешься увидеть? – заинтересованно спросила Поля. – Хоббитов?
– Вообще-то хоббиты живут в норах, – ответил он. – На деревьях разве что укуренные.
– Нор здесь нет. Но можешь выкопать.
И они вышли к Москве-реке. Постояли на перегибе холма. Подошли к высокому берегу. Над рекой, образуя небольшую площадь, стояли белые каменные сооружения века семнадцатого, прекрасная и чуть загадочная церковь с шатровым куполом притягивала взгляд, а вверх и вниз по реке виднелись уродливые бетонные нагромождения позднебрежневского новодела. Река текла совсем под ногами, и некоторое время они шли вдоль нее. Здесь, на холме, было чуть ветренее, и шорох древесных крон слышался отчетливее; их касалась яркая синева неба. А еще в этом неожиданно бестолковом саду, таком далеком от стройных ленинградских парков, на окруженном дальним городом холме, было нечто смутно-пронзительное, что-то такое, что, как Мите показалось, если и могло произойти, то лишь случайно и единожды во много лет, но все же, и вопреки всему, произойдя и будучи однажды запомненным, могло повторяться и в памяти, и в шагах, и в живом дыхании. Поля шла чуть впереди, не обращая на него внимания и вроде бы даже не оглядываясь. «Никудышная из нее, конечно, хозяйка дома», – довольно подумал он. Потеряв реку из виду, они оказались среди яблонь, таких непохожих на дачные, с гигантскими черными стволами. И вдруг, едва ли не вспышкой, перед ними оказалась белая пятиглавая церковь с большим и высоким крыльцом по левую руку. Почти к самым ее стенам прижимались деревья. Он вопросительно оглянулся на Полю, потом начал подниматься по ступенькам. Поля неуверенно потопталась, почти на месте, медленно поднялась вслед за ним. Церковь была открыта.
Поля еще немного потопталась около входа, поняла, что Митя собирается церковь посмотреть, потом, чтобы не мозолить глаза, повернула в правый придел и уткнулась взглядом в деревянную статую Христа. Ей стало неожиданно горько. Она попыталась подумать о сущности страдания, но мысли разбегались; она подумала о том, что не знает, как правильно об этом думать. Растерялась еще больше, подошла поближе к иконостасу, вышла в центр церкви. Поначалу от окладов и полутьмы пестрело в глазах, но потом она поймала устремленный на нее взгляд с иконы Казанской Богоматери. Икона была темной; во взгляде что-то резало душу. «Одновременно светлый и горестный, – подумала Поля. – Как же так может быть? И почему она так смотрит? Разве она не знает, что все кончится хорошо?» А еще в ее взгляде было что-то такое, испытующее и строгое, от чего Поля почувствовала себя двоечницей, вызванной к доске. Это чувство ей не понравилось, захотелось немедленно взбунтоваться и сказать, что Гватемала находится в Индийском океане. «Почему она меня так рассматривает?» – спросила себя Поля, но и это чувство быстро прошло. Икона продолжала смотреть на нее светло и скорбно; в душе что-то перевернулось, как будто ломалось с треском, и Поля стала казаться себе прозрачной. Почти инстинктивно, хотя, может быть, испугавшись взгляда Богоматери и неожиданно нахлынувших на нее любви и скорби, подняла глаза к куполу, к небу; и это было так, как будто времени больше не существовало. Что-то неясное приоткрылось и в прошлом, и в будущем, но, самое главное, приоткрылось в том, что не было и не могло быть ни прошлым, ни будущим, по крайней мере ни в каком понятном ей смысле,
- Опавшие листья (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. (Короб второй и последний) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Радио молчание - Элис Осман - Русская классическая проза
- Зимний Ветер - Валентин Катаев - Русская классическая проза
- Дом Кёко - Юкио Мисима - Классическая проза / Русская классическая проза
- Я хотел написать книгу, но меня чуть было не съел гигантский паук - Алексей Викторович Серов - Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Так громко, так тихо - Лена Буркова - Русская классическая проза