Форма входа
Читем онлайн Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
он склонился, якобы чтобы что-то почистить, – это означает, что когда он склоняет колено, то нацеливает свою винтовку или проверяет её кремень. С немногими компаньонами, а при необходимости и в одиночку, он продлевает судьбу, ему предстоит испытание – не слабое, по силе следующее за смертью, – одиночество, должным образом перенесённое, возможно, самое строгое испытание силы духа. Но суть переселения не просто в том, чтобы быть одиноким, – за исключением немногих случаев, он не стремится быть таким. Вид дыма за десять миль от него провоцирует к ещё одному удалению от человека, ещё одному шагу навстречу природе. Так чувствует ли он, безотносительно того, каков он сам, что человек не вселенная? Что не целиком состоит из славы, красоты и доброты? Что, как не присутствие человека, пугающее птиц вдали, делает мысли сильно похожими на тех же птичек? Суть в том, что у переселенца в его характере нет некоторой тонкости. Как с Хэйри Орсоном, с ним может случиться то же, что и с шетландской печатью с подбитым снизу щетинистым мехом.
В этом отдельно взятом виде варваров переселенец воспринимается Америкой как Александр в своё время Азией – капитаном в авангарде захватнической цивилизации. Безотносительно растущего национального богатства или власти, станут ли они лакеями его пяток? Первооткрыватель, создающий безопасность для тех, кто приходит после него, испрашивает для себя только труды. Достоин ли сравнения с Моисеем в Исходе или императором Юлием в Галлии тот, кто пеший и обнажённый во главе одетых в броню или конных легионов тоже шагает каждый день отряд за отрядом? Позвольте катиться потоку эмиграции, как он и катится, ведь ему никогда не сокрушить переселенца в самом себе; он взбирается дальше, как полинезиец на гребень прибоя.
Таким образом, пока он продолжает идти дальше по жизни, он почти повсюду поддерживает такое же неизменно уважительное отношение к природе, а с нею к существам, также включающим пантер и индейцев. Следовательно, весьма вероятно, что согласно теории Мирового Конгресса можно уважать оба вида этих существ, среди же других переселенец мог бы быть отнесён к тем, кто отбрасывает какие-либо практические предложения.
Поскольку ребёнок, родившийся переселенцем, должен, в свою очередь, пережить своего отца – жизнью, в которой отношения с человечеством состоят главным образом в отношениях с индейцами, – тут, как думают, лучше всего из-за деликатности не перемалывать вопросы, но сказать мальчику довольно ясно, кто такой индеец и чего он должен ждать от него. Однако отношение к индейцам из милосердия как к членам Дружественного Сообщества лишь порождает невежество в отношении индейцев, пока уединённый долгий путь идёт через их земли, что в конечном счёте может оказаться не только неразумным, но и жестоким. По крайней мере, что-то подобное оказывается принципом, на котором базируется образование переселенцев. Соответственно, если в юности переселенец чувствует склонность к знанию, как это обычно имеет место, то он слышит немногое от своих учителей, старых лесных летописцев, а именно истории об индейской лжи, индейском воровстве, индейском лицемерии, индейском обмане и вероломстве, индейской бессовестности, индейской кровожадности, индейском дьяволизме – истории, которые, хоть и происходят из диких лесов, почти так же полны таких отнюдь не ангельских выводов, как календарь Ньюгейта или летопись Европы. На этих индейских рассказах и традициях юноша и вырастает. «Как только ветка согнута, дерево чувствует желание нагнуться». Инстинкт антипатии к индейцам растёт в переселенце вместе с понятиями добра и зла, права и беззакония. С одного и того же голоса он слышит, что брат должен быть любим и что индеец должен быть ненавидим.
Таковы факты, – сказал бы судья, – на которые, если вы ищете поучений, он должен глядеть такими глазами. Ужасно, что одно существо должно так смотреть на другое, должно иметь такое сознание, чтобы ненавидеть весь народ. Это ужасно, но удивительно ли это? Удивительно ли, что кто-то один должен ненавидеть народ, которому он придаёт большое значение из-за красноты его кожи по причине, сродни которой некоторые племена садовых насекомых стали зелёными? Народ, имя которого на границе – «Помни о смерти», окрашен для него в какой-то дьявольский цвет – так же, как те же конокрады в Мойамесинге; так же, как убийца вроде Нью-Йоркского бунтовщика; так же, как австриец, нарушитель соглашения; так же, как паломник с отравленными стрелами; так же, как судья-убийца Джеффрис, после жестокого фарса осуждающий свою жертву на кровавую смерть; или как варган, гостеприимными речами заманивающий некоего упавшего в обморок незнакомца в засаду, чтобы там удушить его и сделать это во имя Маниту, своего бога.
Однако всё это передаёт не правду об индейцах, а скорее примеры впечатлений переселенцев от них, при которых милосердный человек может подумать, что он создаёт в их отношении некоторую несправедливость. Бесспорно, это так; индейцы сами думают так же, совершенно аналогично. Индейцы действительно протестуют против таких воззрений переселенцев, и некоторые думают, что сама причина их ответной антипатии столь же искренняя, как и их моральное негодование, и так же разделяема ими, как они действительно верят и говорят. Но на этом или каком-либо ином пункте индейцам должно быть разрешено свидетельствовать за самих себя, исключая другое свидетельство, суть которого можно предоставить Верховному суду. На любом уровне было замечено, что когда индеец становится подлинным прозелитом Христианства (таких случаев, однако, было не очень много; хотя, действительно, все племена иногда номинально приходят к свету истины), то он в этом случае не скроет своё просвещённое убеждение, что часть его народа по своей природе полностью развращённая, и, таким образом, полностью признает, что худшая мысль переселенца не очень далека от истины, в то время как, с другой стороны, те из краснокожих, кто являются самыми великими сторонниками теории индейского достоинства и индейского чадолюбия, иногда оказываются настоящими конокрадами и разбойниками в своей среде. Так, по крайней мере, утверждает переселенец. И хотя, сознавая индейскую природу так, как он мыслит, он представляет её себе не совсем без каких-либо знаний, отчего индеец может в некоторых пунктах обманываться сам, с тем же эффектом, как меняется боевая тактика в кустарнике, его теория и его практика, выше упомянутая, кажется, уже включает такое резкое несоответствие, и переселенцу только остаётся объяснить на гипотезе, что когда томагавк краснокожего являет миру понятие доброты краснокожих, то это всего лишь неотъемлемая часть той тонкой стратегии, которую он считает столь полезной во время войны, во время охоты и находясь в обществе».
При дальнейшем объяснении этого глубокого отвращения, с которым переселенец смотрит на дикаря, судья решил бы, что стоит немного помочь рассмотреть, какой возбуждающий фактор открылся перед ним в этих лесных историях и традициях, прежде чем о них рассказывать. Ради чего он поведал бы историю небольшой колонии Мастеров и Ткачей, первоначально семи кузенов из Вирджинии, которые после последовательного ухода со своими семьями наконец утвердились около южной границы Кровавой земли, Кентукки: «Это были сильные, храбрые мужчины, но, в отличие от многих пионеров в те дни, у них не было никакой тяги к конфликту ради самого конфликта. Шаг за шагом они были завлечены в уединённую могилу, постоянно манящую соблазнительной плодородной землёй, с освобождением во время марша от исключительной индейской назойливости. Но, расчищая пашни и строя дома, яркий щит должен был скоро повернуться иной своей стороной. После того как повторилось преследование и всевозможные стычки со стороны напавшего на них в их районе истощённого племени, – преследование, приведшее к потере зерна и рогатого скота, стычки, в которых они потеряли двоих из своего числа, которые не убереглись, помимо других, получивших болезненные раны, – оставшиеся пять кузенов заключили с некоторыми серьёзными условиями своего рода соглашение с Мокмохоком – вождём, вызвавшимся надоедать врагу, не допуская с ним никакого мира. Но, поначалу подстрекаемые внезапно изменившимися манерами Мокмохока, который, хоть до настоящего времени и считался переселенцами вероломным, почти как Цезарь Борджиа, всё же теперь, как казалось, изменился и вызвался зарыть топор войны, они действительно решились выкурить
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл бесплатно.
Похожие на Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл книги
- Собрание сочинений в 15 томах. Том 6 - Герберт Уэллс - Классическая проза
- Ому - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Рай для Холостяков и Ад для Девиц - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Тайпи (Шпет) - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Счастливая неудача. История на реке Гудзон - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Скрипач - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Башня с колоколом - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Два храма - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Манон, танцовщица - Антуан Сент-Экзюпери - Классическая проза
- Эмма - Шарлотта Бронте - Классическая проза