Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушайте, – глумливо разглядывая кепку и пояс, – вы когда-нибудь видели сеньора Марцетти в африканской пантомиме?
– Нет. Хороший исполнитель?
– Превосходный; играет умную обезьяну до тех пор, пока сам не становится ею. С такой естественностью он может достичь того, что бессмертным духом в эту обезьяну и войдёт. Но ваш-то хвост где? В обезьяньей пантомиме Марцетти нет лицемерия, он сам этим гордится.
Незнакомец уже спокойно посторонился и добродушно оперся на одно бедро, его правая нога оказалась полулежащей на другой, и своей отвесно висевшей на пальце ноги комнатной туфлей он легко указал вниз на палубу, источая аромат долгой, неторопливой, безразличной и благородной затяжки, означающей, что он более или менее сдержанный светский человек, который по характеру, как и его противоположность, искренний христианин, не всегда скор на обиду; и затем, приблизившись, всё ещё дымя, снова положил свою руку, на сей раз не столь внушительно, на медвежье плечо и весьма дружелюбно сказал:
– Это в вас… достаточно… мужественные, не… немногие непредубеждённые наблюдатели сомневаются; но это должным образом регулируется… твёрдой рукой в мягкой перчатке… можно признаться, что я так думаю из-за честных сомнений. Мой дорогой друг, – озаряя его светом своих глаз, – какую рану я нанёс вам, если вы приняли моё приветствие со столь малой любезностью?
– Руки прочь, – ещё раз отодвигая от себя дружелюбного собеседника. – Каково имя тех больших шимпанзе, с кем сходны вы, Марцетти и другие болтуны, шумящие так же, как и вы?
– Космополит, католик; тот, кто, будучи таковым, не связывает себя узким кругом из портных или учителей, но объединяет в своём сердце, как и в одеянии, разных храбрых людей под разными солнцами. О, ни один человек напрасно не бродит по галантному земному шару. Это порождает братство и слияние чувств. Ни один человек не чужд мне. Я обращаюсь к кому угодно. Тепло и доверчиво, не ради движения вперёд. И хотя, действительно, меня в этом случае встречают без очень горячей поддержки, всё же принцип истинного гражданина мира всё ещё должен обернуться благом для больного. Мой дорогой друг, скажите мне, чем я могу послужить вам.
– Послав себя, господин Всемирный Попугай, в сердце Лунных гор. Как раз для вас. Скройтесь из виду!
– Действительно ли человечество так уж неприятно вам? Ах, может, я и глуп, но со своей стороны во всех его аспектах я люблю его. Будь это а-ля поляк или а-ля мавр, а-ля марианец или а-ля янки, это славное блюдо, человек, всё ещё восхищает меня; или, скорее, человек – это вино, которое я никогда не устану смаковать и потягивать; поэтому я законченный космополит, своего рода Знаток лондонских доков, бредущий от Тегерана до Натчиточеса, дегустатор народов, постоянно касающийся своими губами этого колоритного существа – человека – во всех его винтажах и выдержках. Но поскольку есть трезвые глотки, имеющие отвращение даже к амонтильядо, то и я предполагаю, что могут существовать трезвые души, которым не дано смаковать даже самые лучшие породы человечества. Простите, но мне просто пришло в голову, что вы, мой дорогой друг, возможно, ведёте уединённый образ жизни.
– Уединённый? – привстав, словно уязвлённый.
– Да: в уединённой жизни каждый незаметно сокращает свои прихоти, – говорю теперь за самого себя.
– Подслушали, да?
– Почему же, солирующий в толпе едва ли не сможет быть услышанным и обойдётся без больших упрёков слушателей.
– Вы – соглядатай.
– Хорошо. Пусть будет так.
– Признаётесь самому себе, что вы соглядатай?
– Я признаюсь, что когда вы бормотали здесь, то я, проходя мимо, уловил слово или два – и так же случайно перед предыдущей вашей беседой с человеком из информационной службы; довольно разумный парень, между прочим, как раз с моим стилем рассуждений; для самого себя отмечу, что его платье было в моём стиле. Горько славным умам видеть человека с прекрасными мыслями, вынужденно скрытыми под оболочкой скверного покроя. Хорошо, из-за той малости, что я услышал, я сказал себе: «Вот передо мной человек с безысходной философией, не уважающей личность. Эта болезнь, которую в основном я наблюдаю – простите меня, – возникла из определённой подавленности, если не угрюмости, атмосферы, неотделимой от потери имущества. Поверьте мне, ему лучше бороться и поступать, как другие. Плохое дело это – ждать хороших времён. Жизнь – пикник…, бал-маскарад, нужно принять участие, изобразить характер, быть готовым разумным способом свалять дурака. Войти в простой одежде, с вытянутым лицом, как у умника, означает лишь создание неудобства самому себе и стать пятном на сцене. Как кувшин с холодной водой, стоящий среди винных фляг, вы остаётесь в подавленном состоянии среди всеобщего ликования. Нет, нет. Эта строгость не нужна. Позвольте мне сказать вам также доверительно, что кутёж не всегда может перейти в опьянение, трезвость же, слишком глубоко испитая, может стать своего рода глупостью. Те, кто отрезвляются из-за своей глупости, по моему образу мыслей, поступают так только для того, чтобы оказаться у другого конца рога и немного попьянствовать.
– Умоляю, скажите, вы наняты обществом виноторговцев и старых пьяниц для того, чтобы читать лекции?
– Я боюсь, что неясно преподнёс свою мысль. Тут может помочь небольшая история – история достойной старухи Гошен, очень нравственной старухи, которая не позволяла своим поросятам есть упавшие созревшие яблоки из страха того, что фрукты могли бы повлиять на их мозги и тем самым сделать их свинскими. Тогда же, во время очередного Рождества, в предвестии чего-то дурного эта достойная старуха впала в мрачную хандру, лишилась аппетита, легла в свою кровать и отказалась видеть лучших друзей. В большом беспокойстве её супруг послал за доктором, который после обследования пациента задал пару вопросов, подозвал мужа и сказал: «Дьякон, вы хотите её вылечить?» – Действительно хочу». – «Тогда просто пойдите и купите кувшин «Санта-Круза»». – ««Санта-Круза»? Моя жена пьёт «Санта-Круз»?» – «Или так, или умрёт». – «Но сколько?» – «Сколько сможет принять». – «Но она напьётся!» – «Это – лечение». Мудрецы, как доктора, должны повиноваться. Очень противясь своему характеру, трезвый дьякон подобрал хмельной медикамент, и, одинаково противясь своей совести, старая бедная женщина приняла его, но из-за этого вскоре восстановила здоровье, настроение и славный аппетит и снова была рада видеть
- Собрание сочинений в 15 томах. Том 6 - Герберт Уэллс - Классическая проза
- Ому - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Рай для Холостяков и Ад для Девиц - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Тайпи (Шпет) - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Счастливая неудача. История на реке Гудзон - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Скрипач - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Башня с колоколом - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Два храма - Герман Мелвилл - Классическая проза
- Манон, танцовщица - Антуан Сент-Экзюпери - Классическая проза
- Эмма - Шарлотта Бронте - Классическая проза