Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему мы – такие? И жестоки, и добры, и агрессивны, и готовы посочувствовать, пожалеть, с шапкой пойти ради несчастной женщины, пять минут тому назад нами же обозванной «лагерной шалавой»? И трусливы и порою безрассудно смелы?
Мучается, мрачнеет Тендряков, не может дать ответа. Не дает ответа и мрачнеет Владимов. И, как это ни парадоксально, самым светлым образом отвечает на этот (и иже с ним) вопрос сатирик В. Войнович. Ведь чудовищные нелепости, о которых идет речь в «Чонкине», есть порождение уродливой государственности, того самого «прекрасного строя», о котором грезит умирающий на свалке Руслан. А Иван Чонкин и его подруга Нюра – герои подлинные, чистые, наивные, и их преданность здравому смыслу и друг другу, может быть, самое главное, на что может опереться измученная, потерявшая то, что ей казалось «верой» (выдрессированные идеологические стереотипы), душа.
Повесть Г. Владимова «Верный Руслан», роман-анекдот В. Войновича о солдате Чонкине, как и неопубликованные раньше произведения В. Тендрякова, долго шли к читателю. Долго и трудно. Лучшее, что создано на русском языке писателями, вынужденными уехать в эмиграцию, по праву принадлежит русской культуре, продолжает ее великие традиции. Разве не звучит в любви Руслана к строю, его умилении перед колонной отзвук идей Великого инквизитора? Разве не слышен гоголевский смех сквозь слезы в авторской интонации, повествующей о привязанности Потертого и Стюры? Но то, что провидел гений Достоевского, мы получили в не представимых даже этим пророком размерах. Сегодня, печатая и читая прозу Владимова и Войновича, мы не только отдаем должное этим писателям и просим прощения за изгнание, которому мы в лучшем случае молчаливо не препятствовали. Оказалось, что их произведения попали в самую больную точку, неразрешимую проблему.
Думаем – вместе.
1989
Гибель богов
История «Нового мира» еще не написана, от рождения до…? Вот именно. Журнал выходит с огромными трудностями. Чуть ли не с судорогами.
А что происходит с «Дружбой народов», отличавшейся в застойные времена смелыми, глубокими, серьезными публикациями? С «Вопросами литературы», которые в 1970-е годы печатали эссе и размышления А. Битова и Г. Владимова, А. Кушнера и Д. Самойлова, Ю. Трифонова, Ст. Рассадина, Б. Сарнова? П. Палиевского, В. Кожинова (бог с ним, с «лагерем»)?» Осмелившиеся руку поднять на всесильную «секретарскую» литературу?
Прочтите вопль о помощи главного редактора «Воплей» (так с ласковой усмешкой, по-свойски называли между собой журнал его авторы), опубликованный в «Литературной газете», – и станет холодно и страшно.
Почему же все это происходит? Только ли из-за того, что бумаги не хватает, или есть тому какие-то существенные внутрилитературные причины?
Кончается журнальный период нашей словесности. Но, может быть, с ним уходит и нечто большее, чем журнальная форма? Виктор Ерофеев раздразнил многих своими эпатажными, как и его проза, «Поминками по советской литературе». Поминки в пору устраивать по традиционной воспитательной роли русской литературы, которая была «нашим всем»: и политической трибуной, и философией, и социологией, и учительской кафедрой, и университетом.
И – по ее автору. Писателю того типа, который сформировался в период подавленных гражданских свобод и был для общества пророком, учителем, властителем дум.
И – по ее читателю: самому читающему в мире.
Итак, мы присутствуем при важнейшем историческом моменте: сломе литературной эпохи. Тотальном изменении роли самой литературы, роли писателя, типа читателя.
Предваряя конкретику, замечу, однако, что роли эти были мифологазированы. Но поскольку мифологизированность является ключевой особенностью советской жизни, миф и стал нашей реальностью.
Итак, конец трех мифов.
Миф первый – о литературе. Недоступной. Спрятанной в укрытиях. Ждущей своего часа в ящиках писательских столов. Погибающей в секретных архивах. Если изданной, то (полностью) лишь на Западе. Насильственно разделенной на два русла. Разлученной с читателем. Многострадальной. Созданной мучениками-эмигрантами. Русской современной литературе.
Вот как выйдет она из подполья, как заявит о себе городу и миру, вот как опубликуем Булгакова… Солженицына… Алешковского… Платонова… Бека… Дудинцева… Твардовского… Прочтем, и все как один очистимся и изменимся.
Что же произошло на деле?
Да, опубликовали – с трудностями великими, превозмогая порой невозможное, ломая сопротивление больших и малых литературных (и нелитературных) начальников. Солженицына печатали в шести толстых журналах сразу. Опубликовали, кажется, почти весь «товар», и эмиграцию первой волны, и второй, и третьей. И по второму заходу пошли.
А реакция?
Переходим к мифу второму – о читателе.
Реакция какая-то неожиданно вялая вышла.
То есть сначала – читали, да еще как, взахлеб; тиражи толстых литературных журналов к 1988–1989 годам подскочили невероятно; и глядя на шелестящие журнальные страницы в вагонах метро, хотелось плакать от умиления перед читателем.
Сердце-то, сердце какое он сохранил! И – разум!
- Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век - Наталья Иванова - Публицистика
- Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Весперини Пьер - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин - История / Литературоведение
- Русская жизнь-цитаты 7-14.01.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14.04.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 14-21.03.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 20-31.12.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14 июня 2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика