Форма входа
Читем онлайн Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
была реставрация духовности посредством Достоевского, через Достоевского. Но тут уже не было никакой стадности. Каждый шел своим путем. И порой на этом пути от него приходилось несладко и бывшим «соратникам» по поколению.
В основе драмы Горенштейна лежит трагикомическая ситуация: предварительное обсуждение в издательстве работы Романа Эдемского «Атеизм Достоевского». В обсуждении участвуют и литературоведы-догматики выделки 1930 –1940-х годов, и либералы, и русский националист, и атеисты, и скрытые, тайные христиане.
Но прежде чем говорить о пьесе Горенштейна, совершим небольшое отступление в сторону другого автора, в силу возраста тоже относящегося к тому же поколению, Л. Бородина. В рассказе «Вариант» («Юность», 1989, № 11) пятеро друзей, «скованных» первоначально «одной целью» – неприятием системы, – расходятся, ибо каждый нащупывает свой мировоззренческий и поведенческий вариант. «Россия не готова, мы преждевременные скороспелки», – заключает тот, кто говорит увереннее всех, как бы «лидер» пятерки инакомыслящих. Это была констатация идеологического кризиса шестидесятничества, уповавшего на демократизацию вследствие решений XX и XXII съездов. «Мы хотели рассказать о миллионах погибших, мы, однажды узнавшие об этом! А кому мы рассказывали? Тем, на чьих глазах все происходило! И даже те, что выжили и вернулись из лагерей, – вы же знаете, какую блевотину они выдают! Здесь что-то не так… Понимаете… здесь какая-то тайна, задача из высшей математики, а мы решаем ее средствами таблицы умножения…»
Отталкивание, неприятие, желание борьбы – было.
Чего не хватало – «политического» ли «капитала», как выражался лидер? Или другого – духовной культуры, основательности и разработанности подхода к действительности?
Вариант самого «лидера» – это месть. Кровная месть тем, кто осуществлял сталинские репрессии.
Однако на пути осуществления этой задачи приходится – случайно, но – пройти через кровь невинного человека. Кровь за кровь – остановки не будет… Именно поэтому герой Бородина в конце концов прозревает то, о чем «догадывается и ранее», – «об отсутствии смысловой связи между его жизнью и судьбой того существа, что именовалось Россией».
Другой из пятерки, однако, выбирает совсем иной путь – христианский. «Верховенская пятерка» бесов приходит на ум по аналогии; а весь рассказ выстроен по аналогии с «Преступлением и наказанием».
Во время кризиса, испытанного шестидесятниками, многие уходили в иррационализм, мистику. Невозможность достижения свободы, чувство отчаяния толкали в разные объединения – одно из них запечатлено Ю. Трифоновым в «Другой жизни». Его герой, историк Сергей Троицкий, действительно докопавшийся до опасных для власти документов и свидетельств о действиях «вождей» революции и убедившийся в невозможности их обнародовать, ищет духовного спасения в парапсихологии, например.
Уходили и в кришнаизм, и в йогу, и в буддизм – и просто в пьянку. А другие приходили к христианству.
Феликс Светов, прошедший через тюрьму и ссылку уже в 1980-е годы, в течение 15 лет, с 1955 года, опубликовал множество статей в «Новом мире», выпустил несколько книг. «После краткой “оттепели” гнет над мыслью становился все более тягостным и тотальным. Это совпало с событием, радикально изменившим мою жизнь, – я стал православным христианином»[58], – вспоминает Светов. И в цепи его размышлений с неизбежностью появляется Достоевский.
Да, опять «роковой» и столь необходимый для шестидесятников Достоевский. Дело не только в том, что «Записками из Мертвого дома» Светов поверяет духовный уровень текущей прозы («…разве задача литературы в том, чтобы пугать читателя? Мне не нравится “чернуха” в сегодняшних повестях о лагере и стройбате, какая-то есть неправда в таком нарочитом нагнетании ужасов, хотя вроде бы все верно. Так, да не так…»). Дело в том, что именно Достоевский, по мнению Светова, приводит – вновь и вновь проверяющего себя через его прозу – к другой цели: «Он увидел людей – несчастных и погибающих, понял Христа в каждом из них».
Каждый в поколении шестидесятников оказался после «слома» 1960-х, выражаясь словами В. Гроссмана, «пасынком времени». Да, «дети XX съезда» стали пасынками последующей эпохи. И каждый стал искать свой, прибегая к названию рассказа Л. Бородина, «вариант». И споры о Достоевском здесь были определяющими – для выбора каждого.
Скажем, персонаж по фамилии Чернокотов из пьесы Горенштейна выбрал позицию идеологического, «филологического», агрессивного антисемитизма («А когда суешься в это грязными жидовскими лапами… Странное дело, среди специалистов по Достоевскому много жидов, среди литературоведов»).
Пьеса Горенштейна вообще насквозь идеологична – в ней представлен, пожалуй, весь спектр, весь идеологический набор 1960-х.
Откровенный партийный догматизм: «Буржуазное литературоведение пытается фальсифицировать наследие…» (Вартаньянц).
Антисталинское либеральное почвенничество: «В недобрые времена культа личности, когда наш русский гений Федор Достоевский был лакейски распят на кресте догматических формулировок эрудитами типа Степана Трофимовича Верховенского…» (Труш).
Казенный «интернационализм»: «Идеология великодержавного шовинизма скрещивается с разнообразными теориями – от буржуазного эклектизма до троцкизма…» (Хомятов).
Горенштейну удалось схватить и объединение почвенничества с новым черносотенством – объединение через появившийся в те годы жанр письма с подписями (вспомним «письмо одиннадцати»):
«Труш (понизив голос). Написать надо… То, что происходит под крылышком Хомятова, не что иное, как святотатство, осквернение святыни… Подписи соберем. Я подпишу, ты, Петрузов…
Чернокотов. Федот?.. Стерва он.
Труш. Стерва-то стерва. Сталинист… Но на безрыбье и его можно использовать».
Подвергая ироническому осмеянию великолепно продемонстрированный набор «идеологем», Ф. Горенштейн приберегает и весьма крупный «камень» для автора обсуждаемой работы с названием, ничего общего не имеющим с творчеством и религиозной философией Достоевского.
«Но откуда все-таки берется эта “вседозволенность” в отношении к культуре, это панибратство с гениями?» – разгневанно спрашивал в 1980 году Карякин в статье, разбирающей книгу Ю. Кудрявцева «Три круга Достоевского».
То, о чем спрашивал Карякин, художественно исследовал Горенштейн.
Интеллектуальные «Споры о Достоевском», попытка присвоения Достоевского каждым из «идеологов» кончаются прямым мордобоем. «Но нам в текущей жизни как покарать негодяя, не заставляя его при этом страдать?» – спрашивает левый Жуовьян, наполовину доморощенный фрейдист, наполовину несостоявшийся демократ.
Пожалуй, именно Карякин, начавший свою работу для того, чтобы разобраться в общественном, личностном, национальном самообмане, пришел к тому, что недопустимо «заземлять» Достоевского на себя: «Роман этот (“Бесы”. – Н. И.) слишком, так сказать, заземлили, “зазлободневили”, все искали, на чью конкретную “мельницу” льет Достоевский воду… и в результате проглядели, что он, в конце концов, сумел подняться от злобы… дня до высших, вековечных, “последних” забот, что работал он “на мельнице” своего народа, России и человечества…» Справедливо утверждая, что Достоевский «предупредить, спасти и возвысить хотел, вернее, спасти путем возвышения, одухотворения, подвига», Карякин имел в виду, конечно же, и персоналистичный характер воздействия Достоевского. В том числе и на поколение шестидесятников, и на самого себя, все-таки поддавшегося соблазну отыскивать «ослепление», «трагедию гения». Да еще и искушению объединять Достоевского с Чернышевским. Как и соблазну, из тех же «социалистических идеалов» проистекающему: противопоставить Сталину Ленина.
6
Фрейдист-экзистенциалист-неопочвенник Труш из
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова бесплатно.
Похожие на Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова книги
- Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век - Наталья Иванова - Публицистика
- Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Весперини Пьер - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин - История / Литературоведение
- Русская жизнь-цитаты 7-14.01.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14.04.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 14-21.03.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 20-31.12.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14 июня 2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика