Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он нас ждал, он очень обрадовался. Усадил немедленно в гостиной, порядком прокуренной, немедленно достал холодную бутылку шампанского, ловко открыл, наполнил бокалы, потом долго держал в зубах пробку, раздавая салфетки и открывая коробку с печеньем. Какое впечатление он тогда произвел? Джинсы, рубашка. Слегка растрепан, взволнован, как подросток. Он вообще показался тогда больше всего похожим именно на подростка, которому не терпится прочесть только что сочиненный им очередной сонет к Марии Стюарт… Посетителей из СССР – еще был СССР – у него было немного. Он говорил больше с Галиной Андреевной об общих знакомых. Рассказывал о работе в Библиотеке Конгресса США, к которой совсем недавно приступил в должности поэта-лауреата. И о том, как читает лекции, как лечит больное сердце, как задумал серию дешевых книг американских поэтов…
Незабываемая интонация, которая сегодня звучит в залах Музея Анны Ахматовой – в Фонтанном доме, запечатлена в фильмах, аудиозаписях; мы же слушали ее в просторной светлой комнате, заполненной дымом и радостным удивлением узнавания.
Он спрашивал про Москву, про поэтические вечера, про писательскую ассоциацию «Апрель», про «Огонек» и Коротича… Курил он непрестанно, зажигая новую сигарету от предыдущей. И тогда я уговорила его напечатать что-то в СССР. Дело было так. В какой-то момент я набралась наглости и спросила, не хочет ли он что-то передать для публикации в «Огоньке». Иосиф Александрович замер.
«Меня напечатают в "Огоньке"? – и удивленная бровь подростка. – Ну конечно же»
Домой я везла рукопись новой поэмы «Вертумн». Через две недели она была опубликована. Это первая публикация Бродского в СССР после отъезда. В следующий раз я ему ее привезла. Тогда мы снова были с Джейми и Сашей, который уже болел, обсуждали последние новости, недавний путч (мы с Джейми вместе провели те три августовских дня в Москве), литературные баталии, публикации… С нами была жена Бродского Мария, очень молодая и красивая. Помню, она принесла чай, села на пол в позе античной задумчивой богини и не шелохнулась все время, пока мы разговаривали, – час или около того. Джейми дружила с Бродским и Марией, она была одним из немногих, кроме Саши, близких и постоянных друзей. Как и Михаил Барышников. Барышников пришел к Бродскому, когда я еще через год приехала взять интервью для журнала о современном литературном процессе. Он был слегка подшофе и очень хотел принять участие в разговоре. Интервью получилось весьма забавным – Бродский постоянно переключался с литературных сюжетов на экономические, воодушевленно говорил о необходимости развития фермерства в России, реформ в сельском хозяйстве, вспоминал Столыпина. А Барышников вдохновенно комментировал литературные новинки и последние публикации. Только много лет спустя, повторюсь, я поняла, почему поэта так волновало положение дел в сельском хозяйстве.
Н. И. Ажгихина и А. А. Вознесенский на вечере «Огонька», 1991 г. (фото предоставлено Н. И. Ажгихиной)
В 2015 г., в годовщину освобождения Бродского из ссылки в Коношском районе проходили памятные мероприятия, в Норенской был открыт дом-музей поэта. Друг Бродского искусствовед Михаил Мильчик, автор книги «Иосиф Бродский в ссылке» (2013), участвовал в создании музея. Тогдашний губернатор Архангельской области И. А. Орлов заложил традицию: выкапывать картофель, который досрочно освобожденный ссыльный обещал выкопать, но не успел. Приехали гости из Петербурга, Москвы – губернатор копал первым и на свежепостроенном помосте читал стихи. В забытом Богом и властями Коношском районе началась туристическая жизнь, в школах и библиотеках стали изучать жизнь и творчество поэта, интересоваться его стихами, слушать записи. Один из сельчан устроил в гостевом доме частный музей Бродского – собрал издания поэта и его изображения, изготовил кованую скамью с профилем Бродского, чтобы все могли с ним фотографироваться. Никого из помнивших его в ссылке деревенских жителей к тому времени в живых уже не осталось.
Через 25 лет после «дела Бродского» к моему мужу, обозревателю «Литгазеты» Юрию Щекочихину, так же, как некогда к Фриде Вигдоровой, обратились друзья с просьбой спасти филолога Константина Азадовского, арестованного по сфабрикованному КГБ делу. Эпоха была другая – но и тогда газетные материалы не всегда легко пробивались к читателю. Очерки Щекочихина «Дело образца восьмидесятых»[11] и «Ряженые. Хроника одной провокации: 1980–1994»[12] стали классикой расследовательской журналистики. Константин Маркович Азадовский и его супруга были признаны жертвами политических репрессий. Историк Петр Дружинин посвятил этому делу серьезное исследование, толстенный том[13]. А второй том его книги посвящен, в частности, делу фольклориста Марка Азадовского – одной из трагических фигур «борьбы с космополитизмом».
После дела Бродского многие творческие люди нашли способ избежать его пути: фиктивно трудоустраивались дворниками, кочегарами, уборщиками, сторожами. Уголовная ответственность за тунеядство просуществовала 30 лет – она была отменена только в апреле 1991 г. законом «О занятости населения». В 2019 г. в Госдуме пытались разработать проект закона, который бы снова ввел статью наподобие той, что была в СССР. Не получилось. Дай Бог, и не получится.
Глава 2
Мать террористов: захват самолета семьей Овечкиных
В поселке Вещево под Выборгом есть кладбище. На нем – пять могилок под номерами. К ним никто не приходит (родные были на погосте всего один раз, но и то, по их признанию, не нашли «те самые бугорки»). Похороненные там без всяких почестей, чуть ли не тайно, Овечкины во главе со своей матерью-героиней могли стать знаменитыми на весь мир музыкантами, а стали самыми известными террористами.
8 марта 1988 г. Нинель Овечкина и 10 ее детей (в возрасте от девяти до 32 лет) захватили самолет, чтобы улететь на нем из СССР в Лондон. Это был самый настоящий террористический акт со множеством жертв.
Что чувствовала мать, отдавая детям приказ убить ее и друг друга? Признали бы ее невменяемой, если бы она выжила?
О захвате Ту-154 семьей Овечкиных немало написано, о нем сняли не одну телепередачу, ему посвятили даже целый фильм. Но ответ на главный вопрос – о роли матери, кажется, так и не найден. Вместе с Ленинградским областным судом (именно там проходил процесс) мы вспомнили те события, вернувшись к материалам уголовного дела.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА:
СПРАВКА
Дана настоящая в том, что Овечкина Нелли Сергеевна 1935 года рождения действительно привлекалась Куйбышевским РОВД г. Иркутска к уголовной ответственности по статье 154 ч. 1 УК РСФСР за спекуляцию винно-водочными изделиями. Уголовное дело возбуждено 12 марта 1984 года, прекращено в 1985 году по ст. 7 УПК РСФСР.
Нинель Овечкина – главная героиня этой трагической истории. 52-летняя продавщица из Иркутска, многодетная мать. У женщины была сложная, если не сказать страшная, судьба. Отец погиб на фронте. Мать однажды решила выкопать на колхозном поле несколько картофелин, чтобы не умереть с голоду. Увидевший это местный сторож ее застрелил… Так девочка стала сиротой и попала в детский дом.
Нелли выросла настоящей красавицей. В 20 лет вышла замуж за шофера Овечкина, и вскоре в семье появился ребенок. В общей сложности у Овечкиных было 11 детей (и одна девочка умерла во младенчестве). Последние годы Нинель Сергеевна воспитывала их одна – муж скончался в 1984 г. Как выяснили после теракта журналисты, умер он вроде бы от побоев, которые нанесли сыновья (Овечкин-старший пил, бил жену и детей, стрелял в них из обреза, вот они и не выдержали). Но в материалах дела этого нет.
Н. С. Овечкина (кадр из документального фильма о ее семье)
Что касается справки о привлечении матери-героини к уголовной ответственности за спекуляцию водкой – сама она поясняла, что хранила спиртное дома для личных нужд. При этом добавляла: сыновья не пьют и не курят (что было правдой).
– Сыновья Нинель Сергеевны были талантливыми музыкантами, – говорит представитель Ленинградского областного суда. – Они посещали музыкальный кружок в Доме пионеров. Старшие позже занимались в музыкальном училище.
Их становлению как музыкантов способствовал руководитель духового отделения Владимир Романенко (забегая вперед, скажу, что один из Овечкиных хотел косвенно обвинить его в произошедшей трагедии – якобы Романенко говорил, что их талант могут по достоинству оценить только за рубежом). В 1982 г. появился семейный ансамбль. Чуть позже ему дали название «Семь Симеонов» – Василий Овечкин прочитал в «Родной речи» сказку про семерых мальчиков. Самому маленькому «Симеону» было четыре года,
- Тайны Кремлевского централа. Тесак, Фургал и другие. Громкие дела и «Странные» смерти, в российских тюрьмах - Ева Михайловна Меркачёва - Публицистика
- Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом - Коллектив авторов - История
- ЦАРЬ СЛАВЯН - Глеб Носовский - История
- Падение царского режима. Том 2 - Павел Щёголев - История
- Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Натан Яковлевич Эйдельман - Историческая проза / История
- Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Эйдельман Натан Яковлевич - История
- Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева - История
- Татаро-монгольское иго. Кто кого завоевывал - Анатолий Фоменко - Публицистика
- История Саудовской Аравии - Алексей Михайлович Васильев - Биографии и Мемуары / Исторические приключения / История
- Испанцы Трех Миров - Всеволод Евгеньевич Багно - История / Культурология / Прочая научная литература