Форма входа
Читем онлайн Крымская война: история - Орландо Файджес
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
московской милицией в 1812 году. Все ощущали огромное значение этих священных обрядов. Существовало общее ощущение, что судьба города собирается решиться по божьему провидению, чувство, усиленное тем, что обе стороны праздновали Пасху, которая в том году совпала в православном и римском календарях. «Мы молились с рвением», писала русская медсестра. «Мы молились со всей нашей силой за город и за себя».
На полуночной службе в главном храме, так ярко освещенном свечами, что его можно было видеть из траншей противника, огромная толпа вылилась на улицы и стояла в молчаливой молитве. Каждый человек держал свечу, периодически кланяясь и крестясь, многие стояли на коленях, в то время как священники шествовали с иконами, а хор пел. Посреди ночи начался сильный шторм, и пошел ливень. Но никто не двигался: они думали, что это было вмешательство Божье. Молящиеся оставались под дождем до первого луча света, когда началась бомбардировка, и они разошлись, все еще одетые к Пасхе в свои парадные наряды, чтобы принять участие в обороне бастионов{467}.
Утром разразился сильный шторм, настолько мощный, по наблюдению Уитворта Портера, который следил за бомбардировкой с высот, что гром первых выстрелов был «почти заглушен воем ветра и унылым монотонным плесканием дождя, который продолжал литься с неослабевающей яростью». Севастополь был полностью окутан черным дымом от пушек и утренним туманом. Внутри города люди не могли определить, откуда летят бомбы и ядра. «Мы знали, что перед нами на входе в гавань есть огромный союзный флот, но мы не могли видеть его сквозь дым и туман, шквальный ветер и проливной дождь», вспоминал Ершов.
Сбитые с толку и испуганные толпы кричащих людей бежали по улицам в поисках укрытия, многие из них направлялись к Николаевскому форту, единственному оставшемуся относительно безопасному месту, который теперь начал действовать как своего рода бурлящее гетто внутри Севастополя. В центре города повсюду были разрушенные дома. Улицы были полны строительного мусора, разбитого стекла и ядер, которые «катались вокруг как резиновые мячи». Ершов подмечал маленькие человеческие трагедии повсюду:
Больного старика несли по улицам на руках его сын и дочь, в то время как вокруг них взрывались ядра и снаряды. За ними шла старая женщина. Некоторые молодые женщины, красиво наряженные, опершись на перила галереи, обменивались взглядами с группой гусар из гарнизона. Рядом с ними трое русских купцов вели беседу — каждый раз крестясь, когда где-то взрывалась бомба. «Господи! Господи! Это хуже ада!» — я слышал, как они говорили.
В Дворянском собрании, главном госпитале, медсестры не справлялись с потоком раненых, которые прибывали тысячами. В операционной, где Пирогов и его хирурги проводили ампутации, когда одна стена рухнула от прямого попадания. Союзники не пытались не обстреливать госпитали, их обстрел бы совершенно неизбирательный и среди раненых было много женщин и детей{468}.
Внутри Четвертого Бастиона, самого опасного места на протяжении всего осадного периода, солдаты, со слов капитана Липкина, одного из командиров батареи в бастионе, «практически не спали». Он писал своему брату 21 апреля: «самое большее, что мы могли себе позволить, — это несколько минут сна, полностью одетыми в полной форме и сапогах». Бомбардировка со стороны союзников, всего в нескольких сотнях метров, была непрерывной и оглушительной. Бомбы и снаряды прилетали так быстро, что защитники не могли заметить опасность, пока снаряд не попадал в цель. Одно неверное движение могло стоить им жизни. Проживание под постоянным огнем порождало новую ментальность. Ершов, посетивший бастион во время бомбардировки, чувствовал себя «как неопытный турист, входящий в другой мир», хотя сам он был опытным артиллеристом. «Все бегали, казалось, что везде паника; я не мог понять или разобраться ни в чем»{469}.
Толстой вернулся в Севастополь во время бомбардировки. Он услышал взрывы с реки Бельбек, в 12 километрах от города, где провел зиму в русском лагере, будучи в составе 11-й артиллерийской бригады. Решив, что он лучше всего может послужить армии своим пером и желая иметь время для сочинительства, он подал заявку на вступление в штаб генерала Горчакова в качестве адъютанта. Но вместо этого, к его раздражению, его перевели вместе с батареей в Четвертый Бастион, прямо в самый центр сражения. «Меня раздражает», он писал в своем дневнике, «особенно сейчас, когда я болен [он простудился], тем, что никому в голову не приходит, что я хорош для чего-то помимо chair a canon, (пушечного мяса), причем самого бесполезного».
На самом деле, как только он поправился после простуды, настроение Толстого поднялось, и ему стало нравиться. Из восьми дней четыре он выполнял обязанности квартирмейстера на бастионе. Когда был не на службе, он жил в Севастополе в скромном, но чистом жилище на бульваре, откуда было слышно игру военного оркестра. На дежурстве он спал в блиндаже в небольшой комнатке, обставленной полевой кроватью, столом, заваленным бумагами, рукописью своих воспоминаний «Юность», часами и иконой с лампадкой. Еловое бревно поддерживало потолок, под потолком висела парусина, чтобы улавливать падающие обломки. На всем протяжении своего пребывания в Севастополе Толстого сопровождал его крепостной по имени Алексей, который был с ним с тех пор, как он поступил в университет (он фигурирует в более чем одном произведении Толстого как «Алеша»). Когда Толстой был на дежурстве в бастионе, провизию из города ему приносил Алексей, что было довольно опасным делом{470}.
Канонада была непрерывной. Каждый день на бастион падало 2000 снарядов. Толстой боялся, но быстро преодолел свой страх и обнаружил в себе новое мужество. Через два дня после жалобы на то, что с ним обращаются как с пушечным мясом, он признался в своем дневнике: «Постоянная прелесть опасности, наблюдения над солдатами, с к[оторыми] живу, моряками и самым образом войны так приятны, что мне не хочется уходить отсюда». Он начал испытывать тесную привязанность к своим товарищам в бастионе, один из которых позже вспоминал его как «прекрасного товарища», чьи рассказы «захватывали нас всех в самом пекле сражения». Как писал Толстой своему брату, выражая идею, которая лежит в основе «Войны и мира», ему «нравился опыт жизни под огнем» с этими «в кругу простых добрых товарищей, которые бывают всегда особенно хороши во время настоящей войны и опасности»{471}.
Бомбардировка длилась десять дней без остановки. В конце русские насчитали 160 000 снарядов и бомб, доставшихся Севастополю, разрушив сотни зданий, убив и покалечив 4712 солдат и гражданских. Не все пошло по плану союзников. Русские контратаковали своими 409 орудиями и 57 мортирами, сделав 88 751
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Крымская война: история - Орландо Файджес бесплатно.
Похожие на Крымская война: история - Орландо Файджес книги
- AНГЛО-САКСОНСКАЯ ХРОНИКА - АВТОР НЕИЗВЕСТЕН - История
- Другой взгляд на Сталина (Запрещенный Сталин) - Людо Мартенс - История
- Крымская весна. 30 дней, которые потрясли мир - Олег Матвейчев - История
- Аттила. Русь IV и V века - Александр Вельтман - История
- Раннее христианство: страницы истории - Ирина Свенцицкая - История
- История государства Российского. Том II - Николай Карамзин - История
- Загадки древности (Белые пятна в истории цивилизации) - Гарий Бурганский - История
- Крымская война - Е Тарле - История
- Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом - Михаил Гаспаров - История
- Балтийские славяне. От Рерика до Старигарда - Андрей Пауль - История