Форма входа
Читем онлайн Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
ним серьезной войны, выводит его легко и скоро, так что от него не происходит никакой порчи характеру и основным благородным побуждениям и целям.
Раз Суворов (генерал-губернатор петербургский) обедал у государя, где между прочими находился и какой-то посланник. Суворов, по обыкновению своему, не стесняясь в речах, пустился ругать Чевкина, который чем-то ему насолил: он ругал по-французски. Наконец государь ему сказал; «Замолчи!» После обеда его величество отвел в сторону Суворова и сказал ему: «Ведь ты дурак. Уж если тебе пришла охота ругаться, так ты делал бы это на русском языке, чтобы иностранцы тебя не понимали». Суворов сам это рассказывал Княжевичу, который мне это передал.
Относительно умственной достоверности нельзя ли сказать: «Достоверно, что я думаю, но то, о чем я думаю, может быть и недостоверно».
1 февраля 1872 года, вторник
Вчера заезжал ко мне Погодин, но не застал дома. Потом виделся я с ним у Корнилова.
3 февраля 1872 года, четверг
Провел у Погодина часа четыре. Он приехал сюда, чтобы поднести государю свою русскую историю, написанную до монгольского ига. В книге этой замечательно посвятительное письмо государю, где в начале Погодин говорит, что он родом из крепостных крестьян и подносит свое сочинение освободителю их. Мы вдоволь наговорились о разных современностях.
Был у Блессига, чтобы посоветоваться с ним о моих глазах. Они не выносят продолжительного чтения, особенно при свечах, хотя теперь я и читаю с отдыхом и стараюсь прекращать чтение до 12 часов ночи. Совет Блессига: читать меньше и с расстановками. Впрочем, он, осмотрев тщательно мои глаза, не нашел в них никакого повреждения и приписывает их нынешнее состояние усилившейся близорукости.
4 февраля 1872 года, пятница
Общее заседание в Академии наук. Читаны две записки об избрании в члены Академии по Второму отделению Соловьева-историка и Сухомлинова.
Погодин напечатал в «Гражданине» статью против Костомарова в опровержение его характеристик Скопина-Шуйского, Минина, Пожарского. Автор припоминает тут же и статью Костомарова, в которой последний унижает сильно Димитрия Донского. Статья эта с месяц тому назад была напечатана в академическом «Календаре». Между прочим, Погодин говорит, что ему известно, «какие козни» употреблены были для ее напечатания к стыду Академии. Сегодня Веселовский предложил собранию спросить Погодина: какие это козни? По его словам, слова Погодина заключают в себе оскорбление Академии, которая должна потребовать от Погодина, как своего сочлена, объяснения. Собрание согласилось на это требование Веселовского. Но были и мнения, что не лучше ли для избежания скандала не начинать этого дела. Я тоже полагал, что подобное решение было бы лучше. Но если уже пошло на это, то так тому и быть. Из этого, вероятно, ничего хорошего не выйдет. Публика, забывшая непристойность помещения костомаровской статьи в «Календаре», теперь вспомнит о ней.
На днях совершилось ужасное злодеяние: некто Рыжов убит в его собственной квартире офицером М. из револьвера. Рыжов, говорят, хороший и образованный человек, женатый на сестре М., упрекал последнего за его связь с служанкой своей жены, и этот негодяй решился отметить ему за то убийством.
Третьего дня молодая девушка, дочь какой-то помещицы, приехавшей из Пензы, застрелилась в Знаменской гостинице.
Требовать от нас, чтобы мы вдруг сделались чем-то вроде героев гражданской и всяческой доблести, значит требовать, чтобы день был ночь, а ночь — день, по выражению Шекспира. Это особенно относится к некоторым ошибкам наших судов, которые с таким угождением власти стараются оглашать «Московские ведомости».
6 февраля 1872 года, воскресенье
«Голосу» третье предостережение с приостановлением на четыре месяца. Итак, последняя независимая газета в России не существует. «Московские ведомости» считать нечего, потому что они превратились в правительственную газету.
9 февраля 1872 года, среда
Реакция принимает, по-видимому, систематический характер. Самые крупные проявления ее: реформа средних учебных заведений с намерением отклонить среднее и неимущее сословие от высшего образования, с предоставлением ему права приготовления своего юношества к низшей технике. Потом подкапывание под самостоятельность новых судов и, наконец, стеснительные меры против печати.
Вот что делается в правительственных сферах. А что в обществе? Интеллектуальная часть его в тревоге и волнении; но она бессильна, и притом в ней самой разлад идей, взглядов и убеждений. Что касается до других классов, то они обретаются в глубоком невежестве, без малейшего понятия о политических и общественных интересах. Они готовы признать все, что исходит от власти и служит опорою для удостоверения, что Россия вовсе не выросла для каких-либо свободных учреждений. Значит, мы пойдем туда, куда поведет нас реакция. Таким образом, что остается мыслящему и честному человеку, который стоит совсем одиноко?
Крайний индифферентизм нашего общества в целом ко всему, что не относится к личным выгодам отдельных личностей, крайняя неразвитость умов отнимают у первого возможность, а подчас и охоту что-либо делать в этой странной, мутной среде, где сегодня бывает одно, а завтра другое, но все бывающее не подвигает людей ни к чему определенному и разумному.
Катков приехал опять сюда, чтобы воодушевлять и начинять аргументами министерство народного просвещения к предстоящей борьбе в Государственном совете по поводу реальных училищ, которые, по плану московского заправилы, должны быть профессиональными в низшем техническом смысле, а не общеобразовательными. Что это так и будет, в том нет ни малейшего сомнения.
11 февраля 1872 года, пятница
В борьбе классического образования с реальным заключается нечто большее, чем дело чисто воспитательное и учебное: тут скрывается смысл политический. Надо брожению умов противопоставить силу, разумно руководящую, и эту силу ищут в основательном умственном развитии, которое полагают найти в классической науке. Но это далеко не все. Заграждая путь в университет молодым людям, невыработавшимся и неокрепшим в строгой науке, хотят из лиц, созревших в этой последней, создать именно ту силу, которая должна будет сдерживать необдуманные порывы века к свободе и направлять умы к более серьезному и устойчивому порядку вещей. Это род аристократии, долженствующей иметь в руках своих и власть общественного мнения и власть правительственную. Остальные массы пусть занимаются техническими производствами и работают над материальными силами страны. Кто из молодых; людей не захочет или окажется неспособным занять место в образованном классическом кругу, тот пусть учится специальной ремесленной технике и не поднимает своих глаз на высшие задачи общества и государства.
Нельзя не признать за этим планом значительной доли теоретического ума. Но удобоисполнителен ли он и способен ли оказать те результаты, каких от него ожидают, — это другой вопрос. Желание образовать в этом действительно нелепом состоянии брожения, в каком мы находимся, как бы сословие людей, основательно
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр