Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Макарову не дал договорить раздавшийся с верхней полки крик: — Гриша! — Лежавший на полке солдат как бомба слетел сверху и бросился обнимать Макарова. Это был Петров, друг и товарищ Макарова. Они крепко обнялись. Вскоре прибежали солдаты из другого конца вагона. Среди них было несколько солдат из бывшей первой роты, которые также узнали нас. Радости не было конца.
Когда волнение от неожиданной встречи немного улеглось, приступили к расспросам. Петров оказался старшим вагона. Он сейчас же распорядился накормить нас. Пока мы ели, он рассказал, что эта партия в двести человек работала небольшими группами на разных французских фермах. Теперь полевые работы закончены, и сейчас их перегоняют на лесоразработки, на станцию ля‑Жу, где уже работает много русских.
Всем вагоном было решено и нас включить в список, а в случае каких-либо разговоров в ля‑Жу, поддерживать нас и всеми средствами стараться доказать начальству, что все мы едем из одного места. Петров сейчас же подписал внизу списка четыре новых фамилии, — и все было в порядке. В вагоне оказалось не мало запасных шинелей, гимнастерок, брюк и сапог. Солдаты наперебой предлагали нам запасное обмундирование. Через полчаса все четверо снова были русскими солдатами. Штатскую одежду выбросили из вагона, чтобы не было никаких подозрений.
Вечером приехали на станцию ля‑Жу. Сопровождавший русских солдат французский офицер Дюбуа выстроил прибывший отряд и повел его в лагерь. Прибывших ожидал хороший ужин. В приготовленных бараках были койки, матрацы и по два одеяла на человека.
На следующее утро, после завтрака, в бараки пришел поручик Бушико. Он приказал выстроить вновь прибывших. Французский офицер передал Бушико, что доставлено двести человек. Но когда стали проверять по спискам, то оказалось двести четыре. Бушико решил показать себя начальником. Убедившись еще раз, что в строю действительно двести четыре человека, он сделал французскому офицеру замечание, упрекая его в том, что он не знает, сколько прибыло с ним людей. Офицер так смутился, что не нашел даже слов в свое оправдание.
— Нас разбили на десятки и на сотни. Одну сотню оставили при лагере, а вторую отправили вглубь леса, километров за пять, где также были лесопильные заводы и бараки, в которых жили канадцы, негры и русские. Я и Макаров остались в первой группе, а Станкевич и Оченин были зачислены в другую. Но все мы, как унтер-офицеры, были назначены десятниками и на следующий же день приступили к своим новым обязанностям. Так никто и не узнал из начальства, что мы «сверхштатные», приставшие в дороге.
Однажды, придя в барак, Бушико сообщил солдатам, что скоро прибудет большая партия нового обмундирования. Это сообщение не особенно обрадовало солдат. Оно говорило о том, что скоро выбраться отсюда нам не удастся.
— Обмундирования нам не надо, господин капитан, — заговорили солдаты, — вот как бы поскорее поехать домой — это другое дело.
— Сейчас об отправке в Россию говорить не приходится, — категорически заявил Бушико. — В настоящее время на французском фронте идут усиленные бои, союзники решили нанести немцам окончательное поражение, и все силы брошены на фронт. Несмотря на то что новое русское правительство изменило союзникам и воевать с Германией не хочет, союзники и без России до весны разобьют германскую армию, а потом через Германию пройдут в Россию, посчитаются с большевиками — изменниками родины.
— В Россию приедем, увидим, кто прав, кто виноват. Если Керенский прав, за ним пойдем, а если Ленин прав, то за ним... На месте, господин капитан, нам виднее будет, — дружно отвечали солдаты.
— Видно и отсюда, чего добиваются большевики, раз изменили союзникам, — настаивал Бушико.
— Вам может быть и видно, а нам пока нет, мы народ темный, издалека не видим, а дома как-нибудь размозгуем за кем итти!
— Говорят, Ленин приказ издал: всю помещичью землю мужикам отдают, паши, сколько хочешь. А Керенский почему-то приказа такого не написал, — не сдавались солдаты. — Нет уж, повоевали, хватит!..
ПОДГОТОВКА К ПОБЕГУ
В воскресенье Оченин и Станкевич пришли навестить меня и Макарова. Мы отправились в деревню посидеть в кафе. Время было дообеденное, и в кафе народу было немного. Французы посещали кафе по вечерам, а русские и канадцы — обыкновенно после обеда.
Поделившись впечатлениями о своем житье-бытье на новом месте, мы заговорили снова о побеге в Швейцарию. Это решение не давало нам покоя. За время пребывания в ля‑Жу каждый из нас старался получить какие-либо сведения о дорогах к границе, о переходе через Альпийские горы и об условиях охраны границы французскими и швейцарскими пограничниками.
Собранные за это время сведения мало сулили надежд на благополучный побег. Поэтому было решено переговорить с Андреем Крылковым, который уже пытался бежать, но неудачно. Он знает дороги и тропы в Альпах.
Переговорив, мы решили, что я и Макаров пригласим в следующее воскресенье с собою в кафе Крылкова. Оченин и Станкевич будут нас ждать.
В условленный день я, Макаров и Крылков пошли в деревню в кафе. Там ожидали нас Оченин и Станкевич. Последний рассказал нерадостную новость: у него открылась старая рана на ноге, которая с каждым днем становятся все хуже и хуже, — очень мешает ему во время ходьбы.
Сначала были самые невинные разговоры, а потом незаметно перешли к разговору о Швейцарии. Осторожно Крылкова спросили о неудачном его побеге. Он оказался словоохотливым и поведал нам все свои похождения: где и как он шел, как попался в руки пограничников. Подвыпивши, Крылков сказал, что скоро он снова пойдет в Альпы. Но на этот раз он собирается итти один. Он уверял, что одному можно пройти лучше и незаметнее.
На вопрос Оченина, ее возьмет ли он его с собою, Крылков ответил отрицательно. На этом разговор о Швейцарии был закончен; мы вскоре разошлись.
Общаясь с солдатами других национальностей, изредка заглядывая в газеты, мы знали о положении в России несколько больше, чем наши лагерники. Поэтому всей четверкой мы старались рассказать им, что знали... Солдатам такие беседы нравились. Они слушали жадно и все тесней сближались с нами. Это заметили капитан Бушико и его помощник Дюбуа. Они стали больше обращать на нас внимания. Старались быть дружными. При встречах вели разговоры о России, пытаясь узнать наши симпатии, взгляды. Мы догадались, в чем дело, — поняли заигрывание офицеров и держали, как, говорится, ушки на макушке. Скрытый побег из Африки все еще не давал нам покоя.
Иногда офицеры вызывали к себе меня
- Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 - Гюнтер Банеман - Биографии и Мемуары
- Командиры «Лейбштандарта» - Константин Залесский - Биографии и Мемуары
- Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!» - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943 - Эдельберт Холль - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- В окружении. Страшное лето 1941-го - Борис Васильев - Биографии и Мемуары
- Репрессированные командиры на службе в РККА - Николай Семенович Черушев - Биографии и Мемуары / Военное
- Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли - Биографии и Мемуары
- Военный дневник (2014—2015) - Александр Мамалуй - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары