Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А при чем тут Косово? – тем временем отбивался от Маши Картье. – При чем тут Косово? Поймите же вы, в Европе нет военного лобби. Европе не нужна война. Мы не Россия, у нас мир, спокойная жизнь, зачем нам это?
– Вот и я спрашиваю, зачем вам это? – Маша упиралась в пол острым каблучком. – Не из идеализма же и не из идиотизма? Из идеализма, равно как из идиотизма, никогда ничего не получалось.
– Вот! Тут вы правы. У нас решения принимают прагматики. Верно. А идеалисты их озвучивают. Ну, дураков я опускаю, такие всегда найдутся. Да, так прагматикам не нужны беженцы из Косово, а идеалистам – убийцы в форме сербского ополчения. Нас в Европе пугает уже одно слово «геноцид». Вы поймите это – наши прагматики богаты. Они достаточно богаты, чтобы заплатить деньги за чистую совесть. И чтобы найти идеалистов. Таких как Мария. Или как я. Чтобы озвучивали. Наши идеалисты, в отличие от ваших, не философы. Мы делаем.
– А если ваши прагматики решат, что после Белграда надо Москву побомбить? Чтобы геноцид чеченцев прекратить? Или наказать за голодомор на Украине? Как к этому идеалисты отнесутся? Мария, к примеру? Или Лондон – за ирландцев? Или Турцию – за курдов? Я уж не говорю про то, что международной комиссией признано – до ваших бомбежек не было никакого геноцида, и концлагерей не было, и потоков беженцев не было. Но да ладно, это вас, идеалистов, за нос прагматики провели, а я о другом: кто же решать должен, кого бомбить, а кого миловать? Тот, кто сильнее?
– Тот, кто цивилизованней. И поверьте – пока это единственный путь.
– А почему вы решили, что вы цивилизованней? Вот ведь в чем вопрос!
– Не мы, не мы. Мы – такие же. Может быть, мы даже еще более дикие. Не мы, но система. Ценности, которые признаны в целом. Мы, каждый в отдельности, – одно, а система наша – на идее выстроена. Мы все играем в цивилизацию, но мы хоть играем в цивилизацию!
– Гаспар, вы не отвечаете на мой вопрос. Вы в каком случае стали бы бомбить Москву? Если бы к вам тысячи чеченцев побежали? Или вам надо, чтобы телевидение преподнесло это в таком виде? Или России нужно как следует ослабнуть, чтобы вам, как над Сербией, легкая воздушная променада представилась бы? Пока рано, а как ослабеем, то и давай нас тут глушить, вот меня да Логинова. Плевать, что он тоже за демократию. За ваши ценности.
Логинов едва понимал проходящий по-немецки разговор. Ему еще не доводилось видеть швейцарца таким возбужденным. Видно, все же и бедняга Гаспар был неравнодушен к женщинам. Очень хотелось сказать о политике. Сказать свое, как обычно, крамольное и резкое: вот что было бы хорошо – чтобы Россия сама, под своим собственным весом, развалилась на куски да уезды, как, бывает, разваливается мягкий еще, вынутый из духовки пирог. И уезды сами навели бы у себя порядок. Кто-то захотел бы жить по старинке, по-азиатски, а кто-то – нормально, по-человечески. Запад помог бы, поучил. И бомбить не надо. Очень хотелось сказать, и Логинов обязательно донес бы свою мысль и до Балашова, и до Уты, и даже до Марии, но почему-то Гаспару говорить этого он не стал.
А Картье посмотрел на Логинова и вдруг замолчал. Что, в самом деле, такое? Он-то никого не бомбил. И не собирался бомбить. А спросили бы его, послал бы подальше англичан да американцев с их казарменными манерами. И потом, он, в конце концов, швейцарец, нейтральный швейцарец! Он-то чем провинился? Вечно эти русские ищут подвоха там, где его нет, и не видят грабель, что лежат у них самих под носом. Грабель, которые, кстати, сами же и бросили по растяпству.
Картье захотелось сказать Маше, что он не немец, но стыдно было уже отступать. Возникло неловкое затишье, и Логинов, дабы заполнить его, стал по-русски рассказывать Маше о Картье. Как он в былые годы работал в Афгане, в Пакистане, как видел самого Ахмадшаха. Заслуженный человек. Мог бы карьеру сделать, если бы хотел.
– Если бы не был занудой, как дятел, – шепнул он Маше на ушко не столько с насмешкой, сколько, напротив, с уважением.
– Вы Масуда знали? – вспорхнула Маша совершенно новым, неведомым Балашову звонким голосом.
– Ты прямо как пионерка перед ветераном, который видел дедушку Ленина, – не удержался Игорь.
Логинов рассмеялся, но Маше параллель не понравилась, и она перечеркнула ее косым, острым, как отточенный грифель, взглядом.
– Ахмадшаха? Знал. А вы меня своей ФСБ не сдадите? Как это у вас называлось? Враги народа?
– Господин Картье, у нас двадцать первый век. Ахмадшах для нас теперь – ценнейший союзник, и ФСБ должна беречь его друзей, как зеницу ока, – успокоила гостя Маша.
– Да кто же вас разберет! Сегодня воюете, завтра лучшие друзья, а послезавтра снова драться будете. С вашими союзниками надо быть осторожными, – назидательно ответил Картье.
– Ну, а вы? – принялась раскручивать новый виток «гонки вооружений» неугомонная девица. – Мы уже в другой стране живем, с нас взятки гладки. А вы-то? Поддерживали афганцев против нас, науськивали, тренировали, вооружали, а теперь те же самые воины нас же о помощи просят. И вы за нашу спину еще спрячетесь!
Картье посмотрел на Машу долгим смурным взглядом. Он устал, насупился. «Ну и пускай. Пускай они все здесь так думают. Тебя, твоего дела это никак не касается. Даже лучше, что они такие, поскольку были бы они другими, и Гаспар Картье был бы им не нужен. И тогда, от ненужности чувства какого-то долга, сидящего в тебе корабельным гвоздем, и от отсутствия противовесного, необходимого для полноты и покоя души чувства нежной любви, ты еще не дай бог отправишься воевать. Потому что с гвоздем в душе тебе не жить их нормальной жизнью. Нет, не для них ты здесь, а для себя. И не надо никакой лирики, надо найти те два лагеря беженцев, и затем, когда все выяснится, отправиться отдыхать. Куда-нибудь в Норвегию, к серой свинцовой воде, к камышам, дюнам и безмолвным рыбам». Неожиданно Картье поймал себя на желании взять туда с собой, к рыбам, эту сопливую девчушку Машу. Но ведь не поедет. Одиночество. Одиночество –
- Какова цена наших поступков? - Елизавета Евгеньевна Королькова - Русская классическая проза
- Полное собрание рассказов - Владимир Владимирович Набоков - Зарубежная классика / Разное / Русская классическая проза
- Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза
- Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза - Леон Леонидович Богданов - Разное / Русская классическая проза
- Маленькие Трагедии - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова - Русская классическая проза
- Нить времен - Эльдар Саттаров - Прочая документальная литература / Историческая проза / История / Политика / Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов - Русская классическая проза