Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Васю, сказать честно, это тоже зацепило. Стоило первый раз отправиться на хорошее дело, да еще с девахами, так вилла отбой затрубила, самого Куркова пригнала. И ни в какую не получилось его уговорить обождать или хоть проверить треклятую эту «Волгу» – прыгайте в кузов, и все! Вот Артур, наверное, злорадствовал…
– Гнешь ты, Шариф, не пойми куда. Вроде и сорока тебе нет, а нутро у тебя тяжелое. Ты, наверное, с детства вместо молока жидкий свинец глотал. Говорить с тобой – как касторку пить. Пессимизм какой-то разводишь. Может, ты из этих, из раскулаченных?
– Нет, Василий. Я – рыбий жир для тебя. А еще я пельмени знаешь какие леплю? О-о, вернемся – дам попробовать. Только пальцы береги, чтоб не откусить. Попробуешь – и про пессимизм мой позабудешь, неделю оптимистом побегаешь, как новенький. Без баб. Ха. Нет, Вась, не гну я никуда. Просто родине – ей все служат. Нашей родине – все. Но в спецы не все идут, вот в чем дело. Наш брат – это те, в ком кровь бродит.
– А Михалыч? У него тоже чертик? Или Барсов?
– У всех, у всех. Только старших меж младшими не дело обсуждать… Но я тебе так освещу тему. Есть люди – служаки. Им все равно где. Хоть в Госстрахе. А если служака с чертиком – то отчего бы не в Кабуле? Есть идейные. Как мы все. Да. Если у идейного шило в заду, то ему самое оно на БАМ. А если еще и с чертиком – то в Красную армию. Но у нас таким трудно, идейные – они существа коллективные. Это наука, Вася. Психологические типы называется… Так вот есть третьи. Это одиночки. У нас общество общественное, коллектив коллективный, одиночкам у нас, то есть у них, трудно. Вот такие либо в лесничие, либо, как я, в диверы. Если с чертиком, а не с лешим. Но есть и четвертые, и пятые есть. А вот кто из них лучше родине служит – то от родины зависит. Кого когда и куда, какой патрон в какую обойму вставить – наука тонкая, она не тебе, не мне, не Куркову, она родине твоей ведома. Вот о чем я тебе толкую. Она у нас умная, так что послужить ты ей послужишь, каким боком-раком ни повернись. Только вот одним этим не оправдаешься…
– Перед кем это? Я в это все, – Кошкин покрутил ладонью над головой, – не верю. Как там у Высоцкого, знаешь? Хорошую религию придумали индусы…
– А то дело хозяйское, верить или нет. Только что ж ты тогда о взглядах спрашивал? Из других людей? Или «тут помню, тут не помню»? Так не бывает, классики еще говорили. Тебе пока тридцатник, а как отслужишь родине, что делать с собой будешь? С чертиком этим?
– А нету его! Нету, понимаешь? Буду я отставным полковником Кошкиным. В горы буду ходить. Высоко в горы. Мечта у меня такая есть. Девок наберу – и наверх. Понимаешь? Нету!
– И совесть там, наверху, не заскулит, что строителей из-за нас грохнули? Ты же родине служил – значит и им тоже. Там, наверху, не станешь девкам травить про это?
Кошкин ощутил острое желание приложить Шарифа башкой о кузов. Но к этому желанию примешивалось и любопытство. Нет, не любопытство даже, а потребность услышать, что же все-таки тот скажет про совесть – Васе казалось, что вот-вот сорвется у Рафа с языка важное, даже главное объяснение, отчего у него самого, у человека с душой дерева, не будет скулить потом совесть.
– У меня не будет, – сказал Шариф, но тут из-за угла брызнула короткая автоматная очередь, а вдогонку, с небольшим разлетом, еще одна. Машина рванулась в сторону, спорщики распластались на полу.
– Ну, живы?! Отзовись! – крикнул из кабины Курков.
– Пока живы, – силясь перекричать рев мотора, ответил Шариф, но голоса его не хватило.
– По кому стреляли? По нам стреляли? – спросил Кошкин, когда они добрались до виллы.
– По кому ж! Вон, гляди, решето какое. Только высоко взяли. – Алексеич с любопытством разглядывал насквозь простреленный кузов.
– Партизаны. Пугнуть хотели. Долбали-то сблизи, – заметил Кошкин. – У меня аж ухо заложило. Босота хренова!
– Партизаны? Во сне тебе уже видятся эти партизаны! Патруль то был. Наша дружественная народная армия.
– А какого хрена они по нам лупят? Видно же, что русские!
– А какого хрена ты тут делаешь? Они и чуют что-то, не слепые. Настроение, видно, пошло такое. Днем они патруль, а после семи сами, может, партизанят маленько… И повод есть – комендантский час, все шито-крыто.
– Алексей Алексеич, а чего вы, как черт в ступе, за нами примчались? Что за спешка?
Курков посмотрел на Васю так, словно хотел сказать: «Протри глаза, малый», – но вместо того коротко и жестко вымолвил одними губами:
– Приказ.
Кошкин кивнул и подобрался. В этом слове была если не ясность, то определенность, и оттого оно успокаивало. Мысль дорасспросить Рафа о его совести не оставляла его еще две долгих недели, вот только повода для этого больше не представилось. Вернувшись от Мамедова, Барсов собрал личный состав, отобрал девять человек во главе с Медведевым и отправил их на машине в Баграм. С вещами. Предупреждение Куркова об обстреле и о комендантском часе он оставил без внимания. «Скоро везде тут будут палить. И до семи и после», – только и сказал. В группу командированных попал и Вася.
2000 год. Москва
Игра в цивилизацию
На сем Балашов завершил первую часть нового романа. С опусом этим он совсем забылся во времени – даже не заметил, как месяцы пролетели. Он бы еще писал и писал, но жизнь начала поторапливать. Нет, Витя Коровин как раз творца не дергал, поскольку бумага и краска в маленьком свободолюбивом государстве под названием Россия вдруг подорожали так, что у издателя возникли производственные сложности и ему стало не до Игоря в трудные миллениумные времена. Что касается сценария, то он, говоря по совести, тоже не особенно заботил Балашова – Маша с неожиданной охотой взяла на себя эту его головную боль.
Да, Машенька оказалась умницей, настоящим подарком щедрой балашовской судьбы. Она, будто птичка, присевшая у него на плече, существовала рядом, но вовсе не обременяла писателя. Получив ключи от Игоревой квартиры, она приезжала к нему раза
- Какова цена наших поступков? - Елизавета Евгеньевна Королькова - Русская классическая проза
- Полное собрание рассказов - Владимир Владимирович Набоков - Зарубежная классика / Разное / Русская классическая проза
- Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза
- Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза - Леон Леонидович Богданов - Разное / Русская классическая проза
- Маленькие Трагедии - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова - Русская классическая проза
- Нить времен - Эльдар Саттаров - Прочая документальная литература / Историческая проза / История / Политика / Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов - Русская классическая проза