На узкой лестнице - Евгений Чернов
- Дата:22.09.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: На узкой лестнице
- Автор: Евгений Чернов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На узкой лестнице
РАССКАЗЫ
НА УЗКОЙ ЛЕСТНИЦЕ
На диване маялась дурью беременная Наталья. Лежала на спине, согнув ноги, и читала пособие для практического врача. К изголовью был придвинут журнальный столик, и на нем лежали наручные часы с большой секундной стрелкой. Время от времени Наталья по этим часам подсчитывала пульс.
Муж ее, Василий, чинил транзисторный приемник. В электронике он ровным счетом ничего не понимал, но был глубоко уверен: если каждый проводок пошевелить, подергать, проверить надежность контактов, то что-то выправится и приемник заговорит.
— Тоска зеленая, — произнесла Наталья, прочитав очередную страницу, и потянулась за часами.
Василий отвлекся от работы и, прищурившись, молча посмотрел на жену, на ее устрашающих размеров живот, на синее платье в белый горошек, от которого рябило в глазах.
«Да за что же такое невезение, господи, — подумал он. — У других все по-человечески. Подошел срок — айда в родилку. Раз-раз — и готово… А тут…»
А дело было вот в чем: все сроки давно прошли, еще тринадцать дней назад Наташа должна была стать матерью. Из этих сроков исходил Василий, когда брал очередной отпуск. Жена родит, и он тут же отправит ее к теще в деревню, а сам, не мешкая, не тратя драгоценного времени, уедет к товарищу в Горно-Алтайск. Давненько зовет товарищ, обещает охоту, рыбалку, шашлыки и бочонок выдержанного самодельного вина.
Но жена не могла разродиться, и, похоже, пропадали и утренние зори, и барашек на вертеле, и бочонок вина.
Василий отодвинул от края стола газету, на которой был разложен разобранный приемник, и вытряс из пачки сигарету. Еще совсем недавно Наташа составила бы ему компанию. Но сейчас она люто возненавидела табачный дым, и поэтому Василий каждый раз выходил на кухню и высовывался в окно.
Тротуар закрывали деревья, и летнее буйство тополей, обилие открытого неба успокаивали лучше валерьянки, умиротворяли и пробуждали в душе светлые мысли.
А еще из кухонного окна хорошо просматривались балконы соседей. Что ни балкон — то яркая индивидуальность: один выложен кафелем, другой превращен в спальню, а на некоторых просто стояли пустые бутылки и ведра с мусором. Опрятен был балкон у старушки, жившей под ними, — чистенький, не забитый хламом.
Вот и теперь старушка дремала на своем мягком стуле с высокой гнутой спинкой, и под ногами у нее был сшитый из разноцветных лоскутов коврик. Василий уже знал: когда старушка отдохнет и уйдет в комнату, она унесет с балкона и стул, и коврик. И он всегда думал: тяжко быть на старости лет одиноким, за хлебом сбегать — и то самой.
Как-то Василию понадобилось разменять пять рублей, чтобы ублажить слесаря трояком. Время рабочее, и дома была только старушка. Она открыла и смотрела на Василия, и он должен был дважды повторить свою просьбу.
— А-а, — словно проснулась она, — проходите, проходите.
Василий зашел в комнату и удивился, как чистенько живет бабушка и как современно — мебельная стенка, палас, и даже эстампик на стене. А около открытой двери балкона — знакомый мягкий стул с гнутой спинкой, пестрый коврик и на нем валенки с черными нашитыми задниками.
Старушка тем временем беспорядочно вытаскивала из кошелька рубли, засовывала их назад и никак, наверное, не могла понять, зачем она достала кошелек и для чего перебирает эти бумажки.
Василий увидел ее растерянные глаза, морщинистые руки, сумятицу чувств, отразившихся на лице, и вдруг понял, как невозможно стар этот человек. И каждый благополучно прожитый день для него подобен подвигу. Два года он с Наташей живет в этом доме и ни разу не видел, чтобы к бабке кто-нибудь ходил. Впрочем, время сейчас какое-то странное, даже здороваются жильцы друг с другом случайно, когда уж встретятся глазами и отвернуться неудобно. А в гости друг к другу и подавно не ходят. Иной раз лучше без соли просидеть, но к соседу за щепотью ни-ни…
Днем невозможно жарило, а к вечеру небо обложило тучами. Дождь пошел ночью. Василий проснулся от звонкого дробного перестука капель, бивших в цинковый таз, оставленный на балконе.
Он встал и, пошатываясь спросонья, закрыл балконную дверь. Прежде чем глуше задернуть штору, взглянул на дома напротив, на верхушки тополей. Дома были без единого огонька и еле угадывались в темноте, а верхушки деревьев неистово раскачивало из стороны в сторону.
Он вернулся к постели, сел на край, сжал коленями ладони и стал думать, что лету, пожалуй, приходит конец; не успеешь глазом моргнуть, как погонят на картошку. А без него подобные мероприятия не обходятся, еще не было такого, чтобы про него забыли. Хорошо бы еще на день, на два, как в других организациях, так нет — вывезут недели на полторы, а то и поболе. Завод шефствует над совхозом, в котором не хватает рабочих рук, а у них, как видно, итээровцев девать некуда.
Наташка родит, и, может, вместе с ней поехать на недельку к теще, погостить? И снова впрягаться на целый год? Ждешь лета, ждешь, да так ни разу и не побываешь на природе.
Неделька у тещи — это тоже выход, это уже кое-что. Можно будет сходить за грибами, заготовить на зиму шиповник.
Тут Василия охватила тревога: чего-то не хватало в окружающем пространстве, такое ощущение бывает, когда внезапно прекращается тиканье ходиков. Недоумевая, он покрутил головой и вдруг понял: неестественно тихо лежит Наташа, как будто и нет ее, не шелохнется, не всхлипнет, даже дыхания не слышно. Он осторожно провел по ее лицу ладонью. Наташа отвернула лицо к стенке, а пальцы Василия стали влажными.
— Ты чего? — шепотом спросил он. — Что случилось? Может, вызвать врача?
— Мне страшно… боюсь, — проговорила она так, что он едва услышал.
Василий стал поглаживать ее волосы.
— Глупенькая, да чего тут бояться? Все проходят через это. Возьми, любая женщина.
— Я понимаю, а все равно страшно. Говорят, когда бабы рожают, то проклинают своих мужей.
— Успокойся, глупенькая, успокойся, проклинай и ты, если это поможет.
— Ну что ты… — сказала Наташа и прижалась влажной щекой к его руке.
— А бояться не надо, я же с тобой, я рядом, ты не одна, ты не как старушка, что под нами.
— А правда, — сказала Наташа, всхлипывая. — Случится с ней чего, так никто и не узнает.
— Не нагнетай ужасы, — мягко сказал Василий, укладываясь. — Ни с ней, ни с тобой ничего не случится. Сейчас у тебя просто нервы. Но это временно. Постарайся уснуть.
Оба затихли, и Василий уже впадал в полузабытье, когда видения теряют графическую четкость и, сливаясь друг с другом, рождают нечто фантастическое, как голос Наташи пробудил его, вернул на землю.
— Вася, а почему ты был против ребенка?
Теперь началось… Это воспоминание для него было сейчас самое неприятное. Что и говорить, он был неправ, когда сразу предложил Наташе лечь в больницу, а она — молодец — не согласилась. Плакала, но не соглашалась. Тогда ему казалось, что с рождением ребенка он перестанет чувствовать так полно, как сейчас, свою независимость, свою способность в любой момент начать, если потребуется, жизнь заново, и будет он, как трамвай, который идет только по заранее проложенным рельсам.
— Глупости говоришь, — сказал Василий. — Я никогда не был против ребенка, я только высказывал предположение: не преждевременно ли? Квартиру едва получили, да и то одна комната… Впрочем, теперь все это ерунда…
— Но ты был против! Вырастет наш ребенок, как ему в глаза посмотришь?
— Слушай, не используй свое положение, у меня нервы не железные.
— Я не использую. — Наташа теснее придвинулась к нему и затихла.
Уже засыпая, Василий думал: появится ребенок, и все пойдет по-другому — плавно и широко и, главное, полноводно. И еще он подумал: тихо-тихо, еле-еле, а капли на балконе все-таки слышны.
С утра Наташа отложила книги, которые так придирчиво читала накануне, и принялась за уборку. Ее лицо удивило Василия спокойствием и торжественностью, словно она приступила к самому главному делу жизни.
— Ты чего порхаешь, как бабочка? — обеспокоенно спросил Василий.
— Я тебе мешаю?
— Да в общем-то нет, но я на твоем месте все-таки лежал бы. Мало ли чего!
Наташа не ответила. Иногда наступали периоды, когда у нее проявлялась отвратительная способность выпадать из разговора: оттолкнется от какого-нибудь слова и начинает думать о своем. Вначале Василий переживал, бесился, но потом привык.
Одна мысль не давала ему последнее время покоя: вот когда мать была в положении им, Василием, интересно, отец требовал, чтобы она досрочно сходила в больницу? Требовал или нет? Может, требовал? А мать, наверное, как Наташа, плакала первое время по ночам и все-таки настояла на своем. А прояви она слабохарактерность, значит, не было бы его, Василия? Какая несуразная чепуха… Вот была бы глупость…
- Земля зеленая - Андрей Упит - Советская классическая проза
- Счастливка - Евгений Дубровин - Советская классическая проза
- Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы - Павел Нилин - Советская классическая проза
- Белый сайгак - Ахмедхан Абу-Бакар - Советская классическая проза
- Дерзание - Антонина Коптяева - Советская классическая проза
- Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин - Советская классическая проза
- Белый шаман - Николай Шундик - Советская классическая проза
- Глупая сказка - Евгений Дубровин - Советская классическая проза
- Генерал коммуны ; Садыя - Евгений Белянкин - Советская классическая проза
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза