Проповедник и боль. Проба пера. Интерлюдия (сборник) - Френсис Фицджеральд
- Дата:12.07.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Проповедник и боль. Проба пера. Интерлюдия (сборник)
- Автор: Френсис Фицджеральд
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд
Проповедник и боль
Проба пера
Интерлюдия
© Руднев А. Б., перевод на русский язык, комментарии, 2015
© Трофимов Б. В., художественное оформление, 2016
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015
© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016
* * *Предисловие
Кто есть кто и как так вышло?
История моей жизни представляет собой историю борьбы между непреодолимым желанием писать и целым комплексом мешавших этому обстоятельств.
Когда мне было двенадцать лет, я жил в Сент-Поле, учился в школе и без остановки сочинял: я писал в учебнике географии, в учебнике латыни, на полях сочинений, в тетрадках по грамматике и математике. Через два года на семейном совете было решено, что необходимо заставить меня взяться за учебу всерьез, для чего есть одно-единственное средство – отправить меня в школу-пансион. Это было ошибкой. Я бросил писать! Я научился играть в футбол, курить, собрался поступать в университет и стал заниматься всякими бесполезными вещами, не имеющими отношения к делу, которое составляет саму суть настоящей жизни и заключается, разумеется, в поисках надлежащего сочетания описания и диалога в рассказе.
В пансионе у меня появилась новая цель. Я посмотрел музыкальную комедию под названием «Квакерша», и с того самого дня на моем столе громоздились стопки либретто постановок Гильберта и Салливана, а также дюжины блокнотов с набросками дюжин новых музыкальных комедий.
Незадолго до окончания школы мне случайно попались забытые кем-то на пианино ноты нового мюзикла. Он назывался «Его величество султан», а на титульном листе было указано, что пьеса ставилась клубом «Треугольник» из Принстонского университета.
Для меня этого оказалось достаточно. С того самого дня вопрос выбора университета был окончательно решен: мой путь лежал в Принстон.
Весь первый год в университете я провел, сочиняя оперетту для клуба «Треугольник». Ради этого я забросил алгебру, тригонометрию, аналитическую геометрию и физкультуру. Но мой мюзикл был принят клубом «Треугольник»; весь знойный август я посвятил индивидуальным занятиям с репетиторами, благодаря чему мне все же удалось перейти на второй курс и сыграть роль хористки в этой постановке. Далее следует пробел. Меня подвело здоровье, и в один из декабрьских дней я покинул университет, чтобы провести остаток учебного года, восстанавливая силы на западе страны. Одно из последних воспоминаний перед отъездом – лежу с температурой на больничной койке и пишу текст песни для постановки «Треугольника» в новом сезоне…
Следующий учебный год (1916–1917) я провел в университете, но на этот раз я решил, что единственная стоящая вещь на свете – это поэзия. В голове моей зазвучали ритмы Суинберна и сущности Руперта Брука, а весну я провел, строча ночи напролет сонеты, баллады и рондо. Я где-то вычитал, что все великие поэты складывают свои самые великие стихи до того, как им исполнится двадцать один. У меня оставался всего лишь год; кроме того, надвигалась война. Пока меня не поглотила эта пучина, я должен был опубликовать сборник изумительных стихов!
Осень застала меня на военной базе сухопутных войск в Форт-Ливенуорт. Поэзию я забросил; теперь у меня была новая цель: я принялся писать нетленный роман. Каждый вечер, пряча блокнот под «Частными задачами сухопутных войск», я записывал, параграф за параграфом, слегка сжатую историю развития своей личности и своего воображения. Я подготовил наброски двадцати двух глав (из них четыре должны были быть в стихах), а две главы мне даже удалось завершить; затем меня застукали, и игра окончилась. Теперь я уже больше не мог сочинять в часы, отведенные для обучения.
Налицо было определенное затруднение. Жить мне оставалось три месяца – в те дни все офицеры сухопутных войск думали, что жить им осталось три месяца, – а я так и не оставил свой след в этом мире. Но столь всепоглощающему стремлению не могла помешать какая-то там война! Каждое воскресенье в час дня, по окончании очередной недели военной науки, я спешил в офицерский клуб – и там, в углу, среди клубов табачного дыма, болтовни и шуршания газет я за три месяца написал роман в сто двадцать тысяч слов. Я ничего не переписывал, для этого у меня не было времени. Как только я заканчивал очередную главу рукописи, я тут же отправлял ее в Принстон перепечатывать на машинке.
В то время я жил на исписанных карандашом страницах рукописи. Строевая подготовка, марш-броски и «Частные задачи сухопутных войск» представлялись мне зыбкими снами. Все мое существование сконцентрировалось в моей книге.
В часть я прибыл счастливым. Роман я написал, так что теперь можно было заняться и войной. Я позабыл о параграфах и пентаметрах, сравнениях и силлогизмах. У меня было звание первого лейтенанта, у меня был приказ отправляться за океан, и тут издатели написали мне, что они уже давно не получали столь оригинальной рукописи, как мой «Романтический эгоист», но издать ее они не смогут! Произведение было сырым, да еще и ничем не кончалось.
Через полгода после этого я прибыл в Нью-Йорк и обошел семь редакций городских газет, везде предлагая себя в качестве репортера. Мне только что исполнилось двадцать два, война окончилась, и днем я собирался выслеживать убийц, а по вечерам писать рассказы. Но газеты не нуждались в моих услугах! Ко мне отправляли мальчишек-посыльных с сообщением, что в моих услугах нет необходимости. Видимо, все принимали окончательное и бесповоротное решение о том, что я совершенно не гожусь на должность репортера, просто взглянув на мое имя на визитке.
Так что я устроился на должность копирайтера за девяносто долларов в месяц и принялся сочинять рекламные слоганы, помогавшие скоротать томительные часы в вагоне пригородного трамвая. А после работы я писал рассказы – с марта по июнь. Всего я написал девятнадцать штук; самый короткий был создан за полтора часа, самый длинный – за три дня. Редакции не хотели их покупать, никто не присылал мне даже отказов с критическим разбором. По всему периметру моей комнаты было пришпилено к стене сто двадцать два обезличенных отказа в приеме рукописей. Я писал сценарии фильмов, писал тексты песен. Я писал сложные планы рекламных компаний. Я писал стихи. Я писал юморески. В конце июня мне удалось пристроить один рассказ, и я получил за него тридцать долларов.
Четвертого июля, с чувством полнейшего отвращения к самому себе и всем редакторам на свете, я приехал в Сент-Пол и сообщил семье и друзьям, что уволился с работы и прибыл домой, чтобы писать роман. Все вежливо кивали, тут же переводили разговор на что-то другое и старались говорить со мной как можно более мягко. Но на этот раз я был уверен в том, что делаю. У меня в голове наконец-то был целый роман, и два жарких летних месяца подряд я сочинял, редактировал и сокращал. Пятнадцатого сентября я получил экспресс-почтой письмо о том, что роман «По эту сторону рая» принят издательством!
За следующие два месяца я написал восемь рассказов и продал в журналы девять. Девятый купил у меня тот самый журнал, который отверг его четыре месяца назад. Затем, в ноябре, я продал свой первый рассказ журналу «Сатердей ивнинг пост». К февралю они купили у меня уже полдюжины рассказов. Затем вышел в свет мой роман. Затем я женился. А теперь вот провожу время, раздумывая, как же это так все вышло.
Говоря словами бессмертного Юлия Цезаря: «Вот и все, и больше ничего».
Проповедник и боль
Тайна закладной Рэймонда
Джона Сайрела из «Ежедневных новостей Нью-Йорка» я впервые увидел у себя дома – он стоял перед распахнутым окном и глазел на город. Было что-то около шести вечера, зажигались первые фонари. Вся 33-я улица выглядела сплошной линией ярко освещенных зданий. Он был невысок ростом, но благодаря прямоте осанки и гибкости движений его прекрасное сложение вполне можно было назвать атлетическим. При нашей первой встрече ему было двадцать три года, а он уже занимал должность репортера. В нем не было приторной красивости: лицо было чисто выбрито, а форма подбородка ясно указывала на сильный характер. Его глаза были карими.
Когда я вошел в комнату, он медленно повернулся и обратился ко мне, манерно растягивая слова:
– Мне кажется, я имею честь говорить с мистером Эганом, шефом полиции?
Я кивнул, и он продолжил:
– Мое имя Джон Сайрел, и – я буду говорить без обиняков – мне необходимо узнать все, что можно, об этом деле с закладной Рэймонда.
Я уже хотел было ему ответить, но он жестом попросил меня молчать.
– Несмотря на то что я работаю в штате «Ежедневных новостей», – продолжил он, – здесь я нахожусь не в качестве представителя газеты.
– Ну а я здесь нахожусь, – холодно перебил я, – не для того, чтобы рассказывать о внутренних делах полиции любому прохожему или репортеру. Джеймс, проводите джентльмена к выходу.
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Ледяной дворец - Френсис Фицджеральд - Проза
- Зимние мечты - Френсис Фицджеральд - Проза
- Сумасшедшее воскресенье - Френсис Фицджеральд - Проза
- Ринг - Френсис Фицджеральд - Проза
- Пара на медяк - Фрэнсис Фицджеральд - Проза
- Юмористические рассказы (сборник) - Стивен Ликок - Проза
- Испанский священник - Френсис Бомонт - Проза
- Трагедия девушки - Френсис Бомонт - Проза
- Охота за охотником - Френсис Бомонт - Проза