Надгробие Комати - Юкио Мисима
- Дата:24.06.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Надгробие Комати
- Автор: Юкио Мисима
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мисима Юкио
Надгробие Комати
Юкио Мисима
НАДГРОБИЕ КОМАТИ
Одноактная пьеса
Пер. с японского Г. Чхартишвили
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Старуха
Поэт
Мужчина
Женщина
Кавалеры А, В,
Дамы А, В, С
Полицейский
Аляповато, по-опереточному вульгарно оформленная сцена изображает угол парка. Полукругом, на ровном расстоянии одна от другой, расположены пять скамеек, повернутых к зрителям. Уличный фонарь, пальма. Сзади - черный занавес. Вечер. На скамейках сидят пять парочек, не обращая внимания на происходящее вокруг. Появляется отвратительная старуха нищенка, подбирает с земли окурки. Шарит вокруг скамеек, потом останавливается возле той, что в центре, и присаживается. В круге, освещенном фонарем, возникает молодой, неряшливо одетый Поэт. Он пьян. Опирается на столб и пристально смотрит на старуху. Пара, сидевшая на центральной скамейке, раздраженно поднимается и, взявшись за руки, удаляется. Оставшись одна, старуха достает газетный лист, раскладывает его на скамейке и начинает пересчитывать окурки.
Старуха. Два, четыре, шесть, восемь, десять... (Подносит окурок к свету, оценивающе разглядывает, потом просит прикурить у мужчины с соседней скамейки. Возвращается, несколько раз затягивается, гасит окурок и кладет его на газету. Продолжает считать.) Два, четыре, шесть, восемь, двадцать. Два, четыре, шесть, восемь, тридцать.
Поэт приближается к Старухе и смотрит на нее в упор.
Старуха (не поднимая головы). Тебе чего, бычок дать? На, бери. (Выбирает один подлиннее и протягивает.)
Поэт. Благодарю. (Чиркает спичкой, прикуривает.)
Старуха. Ты что это все следишь за мной? Не угодила чем?
Поэт. Да нет, я так.
Старуха. Ты, наверное, из этих, которые стишками зарабатывают? Поэт, верно?
Поэт. Как ты догадалась? Да, иногда я пишу стихи. Стало быть, поэт. Только вот насчет заработка...
Старуха. Что, не покупают? Ну, тогда плохо дело. (Впервые поднимает голову и внимательно смотрит на Поэта.) Молодой какой. А проживешь недолго. Маска смерти на лице.
Поэт (без удивления). Ты что, старуха, раньше гадалкой была? По лицам судьбу предсказывала?
Старуха. Как тебе сказать. Гадалка не гадалка, но столько в жизни своей рож перевидала - аж противно... Да ты садись. Ишь как тебя шатает.
Поэт (садится, закашливается). Ф-фу, и надрался же я.
Старуха. Ну и дурак. Пока можешь двумя ногами по земле ступать, ступай твердо.
Пауза.
Поэт. Послушай, старуха, я уже который день за тобой наблюдаю. Не могу понять. Каждый вечер в один и тот же час ты приходишь сюда и сгоняешь очередную парочку с этой скамейки. Старуха. А-а, вот чем я тебе нехороша. Может, скамейки твои, и за место платить надо?
Поэт. Нет-нет. Просто скамейка не умеет говорить, поэтому за нее говорю я.
Старуха (успокоившись). Да я их не сгоняю. Они сами уходят. А чего такого - скамейка на четверых рассчитана.
Поэт. Это днем. А по вечерам она принадлежит влюбленным. Я всегда прохожу вечерами через этот парк, вижу, что на каждой скамейке сидят двое. И душа моя успокаивается. Я шагаю тихо-тихо. Бывает, усталость вдруг подкатит или нахлынет вдохновение - но я ни разу не позволил себе присесть... И тут какая-то старая карга вот уже несколько вечеров подряд...
Старуха. Поняла, все поняла. Тут у тебя огород. Поэт. Что?
Старуха. Грядки, из которых растут твои стихи. Поэт. Господь с тобой. Парк, скамейки, парочки, фонарь - слишком банально.
Старуха. Скоро это перестанет быть банальным. Все на свете когда-то уже считалось банальным. Проходит время, и все возвращается.
Поэт. Ого, как ты заговорила! Ну, давай тогда и я отвечу тебе высоким стилем. Хочешь, произнесу тебе целую речь про эту скамейку?
Старуха. Не стоит. Речь сведется к одному: тебе неприятно смотреть, как я тут сижу.
Поэт. "Неприятно"! Осквернение - вот как это называется! Старуха. Молодые обожают высокие слова. Поэт. Так слушай же!.. Да, я - никуда не годный, жалкий стихоплет. Ни одна девушка не взглянет на меня. Но я преклоняюсь перед любовью - благодаря ей мир в глазах влюбленных становится прекраснее во сто крат. Посмотри на них - ведь они не слышат нашей болтовни. Они стали высокими, выросли до самых звезд, даже еще выше - они глядят на звезды сверху вниз... Понимаешь ли ты, что эта скамейка лестница, лестница, ведущая в небесную сферу? Это - маяк, самый высокий на всей земле?
Это - горный пик! Я... даже если я встану на эту скамейку (встает на скамейку), все равно один я ничего отсюда не увижу... Вон там - еще скамейки. Кто-то ходит с фонариком... Ищейка полицейская, кто еще. Костер вон там горит. Бродяги греются... Машина едет... Все, проехала. Свернула за теннисные корты. В машине полно цветов... С концерта, что ли, кто-то едет? Или на похороны?.. (Садится.) Вот и все, что могу отсюда увидеть я.
Старуха. Глупости. Перед чем там преклоняться? Поэтому-то ты и кропаешь сладенькие стишки, которые никому не нужны.
Поэт. И я никогда - ты слышишь? - никогда не приближаюсь к этим скамейкам. Когда здесь сидит старуха или субъект вроде меня, это просто кусок деревяшки. Но стоит скамье дать приют влюбленным, и она обретает вечную жизнь в их воспоминаниях, она становится мягче любого дивана, она вбирает тепло и огонь сказочного фейерверка, рассыпаемого любовью... А когда сюда взгромождаешься ты, скамья делается холоднее могилы, превращается в надгробие. И с этим я смириться не могу!
Старуха. Охо-хо. Зелен, бездарен, да к тому же еще и слеп. Ты хочешь сказать, что скамейки оживают, когда на них садятся эти вот сопливые юнцы со своими подружками? Брось. Надгробия там, а не здесь. Ты посмотри, как иссиня-бледны их лица в свете фонаря. И глаза у всех зажмурены. Ну чем не покойники? Пока они сидят здесь, они мертвы. (Принюхивается.) Правда, здесь пахнет цветами. По вечерам клумбы так благоухают... Но в гроб тоже кладут цветы. Взгляни - это просто мертвецы, обложенные цветами... А живых здесь всего двое: ты да я.
Поэт (смеется). Шутишь! Это ты-то живее их?
Старуха. А то нет. Смотри, какая я крепкая, а ведь мне девяносто девять лет.
Поэт. Ну да?!
Старуха (поворачивается лицом к свету) Смотри сам.
Поэт. Какие страшные морщины!
Мужчина, сидящий на скамейке справа, громко зевает.
Женщина. Ты что?! Как тебе не стыдно!
Мужчина. А чего? Хватит уже, пошли. Простудимся еще.
Женщина. Какой ты противный! Тебе со мной скучно, да?
Мужчина. Да нет, вспомнил кое-что.
Женщина. Что?
Мужчина. Куры завтра нестись должны. Вспомнил - ну и забеспокоился, сама понимаешь.
Женщина. В каком смысле?
Мужчина. Ну так, вообще.
Женщина. Ты меня больше не любишь, да?
Мужчина. Ладно, ладно, пошли. Последняя электричка уйдет.
Женщина (встает и в упор глядит на него). До чего ж у тебя галстук уродский.
Мужчина молча подталкивает ее в спину, и они удаляются.
Старуха. Ну вот, ожили.
Поэт. Нет, не ожили - просто фейерверк погас.
Старуха. Ошибаешься. Уж я-то знаю, какие у людей лица, когда они оживают. Слава Богу, насмотрелась. Такая на этих лицах появляется скука. И я люблю наблюдать эту перемену... Давным-давно, когда я была молода, я чувствовала себя по-настоящему живой, только когда со мной приключалось нечто необычайное. Мне казалось, что я живу лишь в те мгновения, когда забываю обо всем на свете. Но потом я поняла свою ошибку. Да, бывают минуты, когда мир предстает уютным и гостеприимным, когда чахлые розочки кажутся размером с купола, а голуби вдруг заворкуют человечьими голосами... И люди все становятся милыми и приветливыми, и вдруг находишь на полке вещь, которую искала десять лет, а все встречные девушки похожи на принцесс. Так ведь? И на засохшем розовом кусте вдруг распускаются цветы... Всех этих глупостей когда-то вкусила и я, но теперь мне ясно, что в такие мгновения я просто была мертва... Чем дешевле вино, тем быстрее пьянеешь. А как напьешься - льешь слезы умиления. Вот и я лила сладкие слезы, а сама в это время не жила... С тех пор я всегда трезва. Потому и прожила на свете столько лет.
Поэт (насмешливо). Ну и в чем же смысл твоей жизни?
Старуха. Смысл жизни? Опять шутишь? Да просто в том, чтобы жить. Я не из тех ослов, что бегут за висящей перед носом морковкой. Ну а что вообще бегу - так то закон природы.
Поэт. Ты - такой осел, который бежит и не смотрит по сторонам.
Старуха. Да, и не отводит глаз от собственной тени.
Поэт. Но на закате тени делаются такими длинными.
Старуха. Они просто искажаются. А стемнеет - и вовсе исчезают.
Во время их разговора парочки одна за другой уходят.
Поэт. Скажи, старуха, кто ты?
Старуха. Когда-то меня звали Комати.
Поэт. Как-как?
Старуха. Я была прекрасна, но все мужчины, называвшие меня прекрасной, умерли. И теперь я знаю: мужчина, который назовет меня прекрасной, обречен на смерть.
Поэт (смеется). Ну, мне это не грозит. К счастью, я познакомился с тобой слишком поздно.
Старуха. Да, тебе повезло... Такой несмышленыш, как ты, наверняка считает, что красавица, состарясь, становится уродливой каргой. Так? О, как ты ошибаешься, мальчик. Красавица остается красавицей всегда. Я теперь уродлива - но все равно я красавица, только уродливая красавица. Когда все называют тебя прекрасной и ты живешь с этим семьдесят, нет, восемьдесят лет, глупо и скучно начинать убеждать себя, что ты некрасива, что ты, оказывается, не красавица, а нечто иное.
- Беатриче Ченчи - Франческо Доменико Гверрацци - Проза
- Пара на медяк - Фрэнсис Фицджеральд - Проза
- Черный - Ричард Райт - Проза
- Король англосаксов - Эдвард Бульвер-Литтон - Проза
- Книга Эбинзера Ле Паж (отрывок) - Джералд Эдвардс - Проза
- Время Героев. Том первый - Алексей Леонидович Самылов - Проза
- Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - Лео Перуц - Проза
- Духовное господство (Рим в XIX веке) - Джузеппе Гарибальди - Проза
- Вокруг дня за восемьдесят миров (рассказы и эссе из книги) - Хулио Кортасар - Проза
- Гордость и предубеждение и зомби - Сет Грэм-Смит - Проза