Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло несколько месяцев. Потом, так же внезапно, как уехали, мать с сестрой вернулись в Боготу. Серхио пришел домой на очередные выходные и обнаружил их в гостиной: они сидели перед телевизором, словно никаких размолвок и расставаний не было. Его удивило, с какой скрытностью и ловкостью родители разобрались с кризисом. С другой стороны, хоть мама и вернулась, понять, какие тайные монстры прячутся под поверхностью этой истории, было невозможно; никто не мог гарантировать Серхио, что в любой момент все снова не пойдет прахом и, придя из интерната, он не наткнется на запертую дверь, потому что на сей раз из дома исчезнут все. В такие мгновения ему хотелось бы иметь возможность опереться на бога; он не понимал, что происходит, но был совершенно убежден, что его мир опять сползает в пропасть, а он ничего не может с этим сделать.
В те дни за ужином замелькала новая тема: Китай. Постепенно все семейные разговоры стали вращаться вокруг буддизма, Великой Китайской стены, Мао Цзэдуна и тайцзицюань. Серхио и Марианелла узнали, что «Китай» означает «срединное государство», а Пекин – «северная столица». Узнали, что в стране, где шестьдесят разных языков, все понимают друг друга, потому что идеограммы работают так же, как у нас цифры. Правда ведь, дети, вы можете прочесть цифры в «Монд», хоть по-французски ни слова не знаете? Да, папа. Интересно, верно? Да, папа. Серхио еще этого не понимал, но у китайских восторгов была конкретная причина. Из Пекина пришло письмо, и жизнь сделала крутой кувырок.
Человека, отправившего письмо, звали Марио Арансибия. Фаусто и Лус Элена познакомились с ним в Сантьяго-де-Чили, во время медового месяца – или поэтического тура по Южной Америке. В 1956 году Арансибия, оперный баритон и приверженец левых взглядов, приехал с женой, Марухой Оррекией, в Колумбию давать концерты, но с концертами не сложилось, и в результате он стал писать либретто для музыкальных спектаклей Фаусто Кабреры. Телевидение не было для него естественной средой, но талант к писательству открыл перед ним многие двери в этом мире. Он быстро подружился с техническими специалистами, которых Рохас Пинилья привез запускать колумбийское телевещание, и несколько месяцев спустя Арансибия и Маруха Оррекия улетели в Гавану. Он начал работать на радио, она стала актрисой и дикторшей. В Гаване они и встретили триумфальное шествие барбудос, после чего решили остаться на Кубе и своими глазами наблюдать за Революцией, прекраснее которой им не приходилось видеть ничего, но посмотреть успели не много, потому что через несколько недель к ним пришел атташе по культуре посольства Китайской Народной Республики.
Миссия у него была довольно экзотическая: он набирал преподавателей испанского в Пекинский институт иностранных языков. Китай всячески стремился понимать остальную планету – или доносить до остальной планеты свою пропаганду, свое послание. До сих пор испанский там преподавали беженцы времен Гражданской войны, переехавшие в Советский Союз, который и посылал их в Китай в рамках усилий по построению нового социализма. Но на этом фронте начались проблемы: в последнее время отношения между СССР и Китаем охладели, и одним из последствий стал медленный отток преподавателей испанского. Обеспокоенные власти обратили взор на Латинскую Америку – но не на все ее страны. Совершенно не стесняясь, атташе по культуре пояснил, что кубинцы их не интересуют, потому что, как всякому известно, кубинский акцент понимать нелегко и для дела он не годится. Свою задачу он решал именно в Гаване по одной простой причине: из всех испаноязычных стран только у Кубы были дипломатические отношения с коммунистическим Китаем. Вот зачем он разыскал в студиях Гаванского радио чилийского оперного певца, и Марио, узнав, какие роскошные условия ему предлагают, легко согласился переквалифицироваться в учителя испанского. Спустя год китайское начальство попросило его порекомендовать кого-нибудь еще (желательно колумбийца, ведь в Колумбии, по слухам, самый лучший испанский), и ему пришло в голову только одно имя: Фаусто Кабрера. Он был испанец, но не зараженный советскими предрассудками, а самое главное – говорил на божественном кастильском, в совершенстве знал великую литературу своего времени и умел увлечь за собой. Идеальный кандидат.
Марио Арансибия подробно писал обо всем этом, и Фаусто припомнилось его предыдущее письмо, где он упоминал китайские дела, но только вскользь, в паре строк. То письмо пришло в Боготу до второй телевизионной стачки, когда казалось, что профессиональная жизнь в Колумбии еще может наладиться, и Фаусто в тот момент не обратил на него должного внимания. Теперь же все изменилось. Он немедленно ответил: да, конечно, он крайне заинтересован. Естественно, ему нужно сначала обсудить все с семьей, но он уверен, что они тоже согласятся. Арансибия может даже не ждать и запускать соответствующую процедуру. Через несколько месяцев в квартиру на 85-й улице пришел обклеенный марками и исписанный разноцветными идеограммами конверт.
Официальное приглашение стало не просто спасательным кругом – едва ли не признанием в любви для Фаусто Кабреры, переживавшего черную полосу. Китайское правительство предлагало великолепные условия: щедрую зарплату в валюте, билеты и роскошное проживание для всей семьи, а также готово было оплачивать Фаусто и Лус Элене (но не детям) поездку в Колумбию каждые два года. Кроме всего прочего, Фаусто привлекала возможность вытащить семью из затянувшегося кризиса и в новой обстановке освежить отношения с Лус Эленой, не говоря уже о шансе поближе познакомиться с китайским театром и непосредственно лицезреть революцию, свершаемую Мао Цзэдуном. Дядя Фелипе еще во время Гражданской войны рассказывал ему про Мао с восхищением, а что касается театра, то тут не обошлось без Бертольда Брехта: именно у него в статье Фаусто вычитал, что китайская традиционная драма таит в себе бесконечные уроки и понять ее – значит открыть неизведанный (по крайней мере, в Латинской Америке, думал Фаусто) политический потенциал сценического искусства.
Так что одним июньским вечером Фаусто собрал семью в гостиной и торжественно объявил о новой странице в их жизни. Пришло письмо, сказал он, их приглашают в Китай, на другой край земли, в пленительную экзотическую страну, о которой они столько разговаривали в последнее время. Он представил дело так, будто его оно совершенно не интересовало, а сам постарался увлечь детей обещаниями всяческих приключений: это же все равно что совершить кругосветное путешествие, все равно что попасть в команду капитана Немо. Соглашаться, разумеется, никто не обязан; они могут отвергнуть эту потрясающую возможность, которую во всей Колумбии предоставили только им одним. Серхио с Марианеллой имеют полное право отказаться сделать то, о чем их одноклассники и мечтать не смеют в их-то возрасте. Всякий волен прошляпить уникальный шанс, и он, Фаусто, заставлять никого не собирается. К концу ужина Серхио и Марианелла умоляли, чтобы отец согласился на предложение, чтобы не упускал такую возможность и они все отправились на другой край земли. Фаусто сделал вид, что поддался на их просьбы исключительно из желания побаловать отпрысков, взял Лус Элену за руку и церемонно, словно даровал помилование вору, объявил:
– Хорошо. Мы едем в Китай.
Перед отъездом Кабрера заглянули в Медельин попрощаться с дедушкой и бабушкой. Все родственники сходились во мнении, что Фаусто и Лус Элена спятили: чего они забыли в этом Китае? Фаусто предупредил: ни в коем случае, ни одной живой душе нельзя говорить, что они уехали в коммунистическую страну. «А если спросят?» – поинтересовалась бабушка. «Скажите, что мы в Европе, – предложил Фаусто. – Точно! Можно говорить, что меня позвали преподавать во Франции». С этими словами он вытащил из портфеля новенький паспорт и с гордостью предъявил тестю с тещей. Посреди страницы красовалась не допускающая возражений печать, четко гласившая, что документ является действительным во всех государствах мира, кроме социалистических. «Тут кое-чего не хватает, – сказал Фаусто. – Догадываетесь – чего? Китайской визы! А знаете, почему ее нет? Потому что у Колумбии нет с Китаем дипломатических отношений. Это я и пытаюсь вам втолковать. Мы не просто едем за тридевять земель, мы едем в запретный мир. Китай, как ни посмотри, – вражеская страна».
VI
Семейство Кабрера
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза