Форма входа
Читем онлайн Оглянуться назад - Хуан Габриэль Васкес
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
который решил осенить собой культурную жизнь столицы. Может, здесь, думал он, ему выпадет шанс стать другим, оставить позади прежнюю жизнь; сюда он прибыл налегке, не обремененный докучливым грузом недавнего прошлого. Он сбежал от себя старого и теперь изобретал себя нового, и когда ему наконец выпала удача, почти не удивился: фортуна благосклонна к смельчакам.
Однажды, гуляя по центру без определенной цели, он увидел каменную табличку: Министерство образования. И несказанно удивился, когда некий Дарио Ачури Валенсуэла, директор чего-то под названием отдел культурного расширения, принял его без записи. Фаусто подумал было, что его спутали с кем-то другим, но потом ситуация прояснилась: просто Ачури отличался невероятной любознательностью, был в тот день не особенно занят, а говорить о поэзии любил больше всего на свете. Дикцией и жестами сорокалетний директор напоминал старика; он был одет в костюм-тройку, а на вешалке, стоявшей позади письменного стола, висели шляпа и зонтик. Фаусто никогда не встречал таких людей: словно зашел поболтать осенним утром с Ортегой-и-Гассетом. Ачури цитировал Шиллера на немецком, наизусть рассказывал целые страницы из «Дон Кихота» и четверть часа поносил критиков, назвавших Сервантеса «невежественным гением». Он, не дрогнув, разметал в пух и прах Унамуно и Асорина, обвинил Ганивета в некомпетентности, а Варелу – в недальновидности.
– Сами они невежественные, – заключил он.
Беседа продолжалась больше двух часов. Говорили об испанских и латиноамериканских поэтах. Ачури упомянул Эрнандо де Бенгоэчеа, колумбийского поэта, погибшего за Францию во время Первой мировой, после чего перешли к Гражданской войне в Испании и смерти Мачадо. Когда естественным образом в разговоре всплыл Лорка, Фаусто не упустил шанса.
– Ах, да, Федерико, – сказал он. – А я ведь был с ним знаком. До сих пор помню, как он поцеловал меня в макушку.
Из министерства он вышел с договором на концерт в театре имени Колумба. Ему, двадцатилетнему незнакомцу, предоставили самую значительную площадку страны. Лучшего начала и представить себе было нельзя. Аншлага не случилось, но вся публика перебралась в первые ряды, а пустующие места скрыл мрак. Фаусто никогда не выступал в залах с привинченными к полу креслами, а здешние вдобавок были обиты красным бархатом, в свете хрустальной люстры напоминавшим цветом кровь на песке. Он начал с простого – безобидного размышления с увлекательным ритмом, чтобы публика разогрелась:
Никогда не жаждал славы,
чтобы оставить свои главы
в вечной памяти людской…
Это были «Притчи и песни» Антонио Мачадо, и на сцене Фаусто перевоплощался в Мачадо, в человека, который любил только миры златые, легкие и неземные, и изгнанника, умершего на французской границе, недалеко от места, где сам он, Фаусто, мог бы погибнуть под бомбами фашистов.
Целиной ты торишь дорогу,
тропку тянешь ты за собой.
Оглянись! Никогда еще раз
не пройти тебе той тропой[7].
Публика в партере зааплодировала, а немногочисленные зрители в ложах, все – в нижем ярусе, подвинулись вперед, круглые лица выплыли из темноты. В президентской ложе вроде бы никого не было, и это внезапно разочаровало Фаусто. Нельзя, конечно, ожидать, что явится сам глава государства, но уж родственникам или друзьям одолжить на вечер ложу мог бы. Лица застыли, полные внимания; после рассеянных, как начинающийся дождь, аплодисментов, Фаусто перешел к другому мертвому поэту:
Этот луковый иней,
студеный и скудный,
убелил мои ночи
и ваши будни.
Черный лед и холод,
крупной россыпью иней,
луковый голод.
И публика в красных бархатных креслах поняла, что это стихи не про лук, а про ребенка, голодного ребенка, сына смуглой женщины, питаемого луковой кровью:
Груди, молочные луны,
горьким светом сочатся.
С ними в обнимку
век бы тебе качаться
на небосводе,
не зная, что здесь творится,
что происходит[8].
Теперь Фаусто стал поэтом Мигелем и писал из тюрьмы стихи своему сыну. Стал поэтом Мигелем, крестьянином, как некогда он сам, узником фашистов, как его дядя Фелипе. Фаусто был разом дядей Фелипе, и грустным, напуганным шестилетним мальчиком, который навещал его в тюрьме, и голодным юношей, который украл капсулы с рыбьим жиром из аптеки в Сьюдад-Трухильо. Из первого ряда донесся негромкий звук, и, дочитав (руки прижаты к телу, голос мощно вибрирует), Фаусто понял, что кто-то плачет. Не одна женщина, несколько: две, четыре, десять; бархатные кресла всхлипывали. А потом началась овация.
IV
Триумф в театре имени Колумба, необычайный, но в то же время скромный, прославил Фаусто в театральных кругах Боготы. Все заговорили о недавно приехавшем испанском актере – да, тот, что ученик Лорки, из семьи героев-республиканцев, – и молодые труппы стали им интересоваться. Вернувшись с коротких гастролей, полных севильских двориков, колыбельных и луковиц, Фаусто получил приглашение выступать в Муниципальном театре. Этот театр был не похож на другие. Либеральный политик Хорхе Элиесер Гайтан, человек скромного происхождения, сумевший завоевать симпатии народных масс и представлявшийся консервативным элитам настоящей угрозой, еженедельно (во время «Культурных пятниц», как он сам это называл) произносил там речи, каждая из которых являла собой шедевр ораторского искусства, собирала больше народу, чем Фаусто когда-либо видел разом, и передавалась по радио на всю страну, прельщенную левыми идеями и муссолиниевской риторикой этого человека с индейскими чертами лица и густо напомаженными волосами. Фаусто начал репетировать в Муниципальном театре свой обычный репертуар – Мачадо, Лорку, Эрнандеса. В очередную пятницу Гайтан остался послушать его после своего выступления, Фаусто подошел к нему, и они разговорились. Гайтан хорошо знал колумбийскую поэзию, цитировал Сильву и Хулио Флореса и советовал Фаусто включить в свои концерты Неруду. Когда они прощались, Фаусто услышал чуть в стороне:
– Конечно, они сразу же снюхались, оба ведь коммунисты. Через таких людей у нас страна и погибнет.
Говоривший грешил против истины: Гайтан не был коммунистом, а уж Фаусто тем более. К тому периоду он еще даже не успел задаться вопросами своей идеологии, поскольку хотел разобраться с куда более важными темами – например, с Богом. Во время недолгого пребывания в Каракасе он, желая что-то для себя понять, сблизился с оккультистами, потом заинтересовался теософией мадам Блаватской, потом розенкрейцерством, потом масонством. Его даже ввели во храм, то есть он прошел первую стадию масонского посвящения, но постепенно во всех разочаровался – и в масонах, и в розенкрейцерах, и в теософах. Но не в поиске как таковом: поиск продолжился, потому что никто не мог дать Фаусто ответов на мучившие его вопросы. Что-то в тоне Гайтана подсказывало: возможно, этому народному вожаку известны вещи, неизвестные до сих пор Фаусто. Гайтан спросил, не пробовал ли Фаусто туго перевязывать талию, как делал он сам, чтобы давление на диафрагму усиливало голос. Фаусто знал, что этот некрупный, в общем, мужчина мог говорить без микрофона на всю площадь Боливара, и не стал пренебрегать его советами. Его поразило, что́ именно понравилось Гайтану в его чтении. Не уровень самих стихов и не эмоции, а сила убеждения.
– Вы ненавидите тиранов, – говорил он Фаусто. – В этом мы с вами похожи. В часе или двух часах езды отсюда убивают крестьян, а мы читаем стихи. Поверьте, молодой человек: если эти стихи не годятся для борьбы, скорее всего, они вообще ни на что не годятся.
Гайтан говорил про какую-то очень далекую реальность. Из сельской местности и с гор в Боготу долетали обрывки известий о всяких ужасах: мужчин рубили мачете, женщин насиловали на глазах у детей. Фаусто Кабрера, чтец мертвых поэтов с противоположного берега Атлантики, беспокоился раньше о другом, но разговоры с Гайтаном заставили его шире смотреть на мир. Возможно, неслучайно именно в этот период он начал посещать Испанский республиканский Атеней, где собирались художники и писатели, где желали смерти Франко, где помогали нуждающимся эмигрантам, а шепотом говорили про Коммунистическую партию и герилью на восточных
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Оглянуться назад - Хуан Габриэль Васкес бесплатно.
Похожие на Оглянуться назад - Хуан Габриэль Васкес книги
- Тайная история Костагуаны - Хуан Габриэль Васкес - Историческая проза / Русская классическая проза
- Марина из Алого Рога - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Яблоки из сада Шлицбутера - Дина Ильинична Рубина - Русская классическая проза
- Кубик 6 - Михаил Петрович Гаёхо - Русская классическая проза
- Сети Вероники - Анна Берсенева - Русская классическая проза
- Из дневника одного покойника - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Миллионы - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза
- Пропасть - Михаил Арцыбашев - Русская классическая проза